Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

В широких слоях населения известие о заключении Польшей мира не произвело особого впечатления. Большинство, по-видимому, не отдавало себе отчета о значении этого обстоятельства для нашей борьбы. Столь же мало учитывали, по-видимому, и неуспех пашей заднепровской операции. Сообщенные сводкой Ставки сведения о захваченных нами за пятидневную операцию трофеях — 13 500 пленных, 27 орудий, 6 бронеавтомобилей и 1 бронепоезд — исключали в представлении населения возможность общего неуспеха. Со своей стороны мною было сделано все, чтобы неудача операции не получила бы широкой огласки. Теперь более чем когда-либо необходимо было поддержать за границей уверенность в прочности нашего положения.

4 октября состоялось последнее заседание финансово-экономического совещания в моем присутствии. Я благодарил членов совещания за помощь их правительству Юга России и выразил уверенность, что по отъезде за границу члены совещания будут помогать русскому национальному делу. Упомянув о тяжелой борьбе, которую нам приходится вести, о лишениях, которые испытывает армия, я вскользь заметил, что значительное превосходство противника, получившего ныне возможность бросить на нас все свои силы, и острый недостаток в снабжении могут заставить нас отойти в Крым, «но в дальнейшем, оправившись и отдохнув, мы вновь возобновим борьбу». Предвидя возможность неблагоприятного исхода предстоящего решительного сражения в Северной Таврии, я исподволь подготовлял к этому.

5 октября финансово-экономическое совещание закончило свою работу, наметив ряд практических мероприятий в разных областях финансового и промышленного дела и вынеся резолюцию, что в небывало тяжелых условиях нашей работы правительство Юга России достигло значительных успехов и шло единственно правильным путем.

Резолюция совещания: «Созванное правительством Юга России финансово-экономическое совещание, закончив рассмотрение вопросов, предложенных на его обсуждение, а равно возникших при ходе его работ, считает своим долгом сделать из всех данных, сообщенных ему правительством и полученных им от местных торгово-промышленных организаций, следующий заключительный вывод.

Общее экономическое положение земель, занятых Русской Армией, оказывается, при непосредственном соприкосновении с действительностью, несравненно лучшим, нежели это представляется в Западной Европе, не только иностранцам, но даже и проживающим там русским людям.

Производительные силы края и платежные силы населения используются в настоящее время скорее недостаточно и с избытком покрывают текущие расходы управления.

Средства нужны лишь для покрытия чрезвычайных военных издержек и, в особенности, для снабжения армии, крепкой духом, идущей к близкой окончательной победе и нуждающейся исключительно в материальном снаряжении и обмундировании. Для этой цели необходимо обеспечить заграничные кредиты, что ускорит торжество над противником и откроет возможность в дальнейшем, вместе с расширением территории, прочно укрепить финансовое положение. Тогда же возможно будет устранить то единственное ограничение свободы частной торговли, которое введено ныне правительством для вывоза зерна за границу, в обмен на валюту. Соглашаясь с невозможностью по обстоятельствам военного времени ныне же снять это ограничение, совещание высказывает уверенность, что недалеко то время, когда правительство и в этой области осуществит признаваемую им самим необходимость открыть полный простор свободному соревнованию и частной инициативе.

В заключение финансово-экономическое совещание не может не преклониться перед громадностью того труда, того военного и гражданского подвига, который совершается ныне правительством Юга России и перед достигнутыми им в короткий срок успехами: в крае, опустошенном войной и большевистскими приемами управления, быстро крепнут основы свободной хозяйственной жизни и обновленного гражданского строя».

В тот же день у меня был ужин в честь участников совещания. С речами выступали: П. Л. Барк, В. П. Рябушинский, В. И. Гурко, Н. А. Ростовцев, граф П. Н. Апраксин и И. И. Тхоржевский. Блестящую, исключительную по силе речь произнес В. П. Рябушинский.

6 октября я получил телеграмму атамана Семенова{69}, ставшего во главе борьбы на Дальнем Востоке:

«Оценив настроение казаков, инородцев и крестьян, населяющих российскую восточную окраину, я пришел к неуклонному решению, во имя блага родины, не только признать вас как главу правительства Юга России, но и подчиниться вам, на основаниях преемственности законной власти, оставаясь во главе государственной власти российской восточной окраины, главного командования и выборным походным атаманом казачьих войск — Забайкальского, Амурского, Уссурийского — и перешедших на ту же территорию во главе с их войсковыми правительствами — Енисейского, Сибирского, Оренбургского и Башкирского.

Отрезвление сельского населения, вкусившего прелести большевизма, уже началось: прибывают добровольцы, казаки, инородцы, крестьяне. Части моей армии находятся в Забайкалье, Уссурийском крае и северной Монголии. От имени своего и подчиненных мне войск и населения приветствую вас в великом подвиге служения родине.

Главнокомандующий и походный атаман генерал-лейтенант Семенов».

5 октября состоялись похороны доблестного генерала Бабиева. Печально шел я за гробом старого соратника. Не стало еще одного из стаи славных. Еще одно славное имя внесено в длинный список русских витязей, кровью своей омывших позор родины.

6 октября прибыла на броненосце «Provence» французская миссия, во главе с верховным комиссаром графом де Мартелем. На пристани был выставлен почетный караул от Гвардейского казачьего дивизиона. Прибывших приветствовали от моего имени начальник военного управления генерал Вязьмитинов{70} и и. д. начальника управления иностранных сношений Б. А. Татищев{71}.

На следующий день утром я принимал графа де Мартеля в присутствии помощника моего А. В. Кривошеина, и. д. начальника управления иностранных сношений Б. А. Татищева и начальника штаба генерала Шатилова. Граф де Мартель прибыл в сопровождении командующего средиземной эскадрой, державшего свой флаг на броненосце «Provence», адмирала де Бона, его начальника штаба, начальника французской военной миссии генерала Бруссо и начальника штаба последнего полковника Бюкеншюца.

Вручая свои верительные грамоты, граф де Мартель обратился ко мне со следующей речью:

«Возлагая на меня представительство при Вашем Превосходительстве, в качестве верховного комиссара Французской республики, мое правительство имело целью подтвердить то значение, которое оно придает союзу и тесной дружбе, не перестававшей связывать между собой французский и русский народы, несмотря на все пережитые испытания. Мы не можем забыть неоценимых услуг, оказанных нам Россией в начале войны, когда первые волны германского нашествия нахлынули на наши границы. Мы знаем, что Брест-Литовский мир был делом рук определенного меньшинства, которое одно лишь и несет ответственность за свое предательство. Франция никогда не вступала на путь соглашательства с советской властью, поставившей себя, по собственному желанию, вне законов, признаваемых всеми.

Франция решительно становится в ряды истинных сторонников свободы, права и порядка. Именно это сознание воодушевляло Францию, когда она с чувством искреннего расположения приветствовала создание вокруг Вашего Превосходительства демократического правительства, относящегося с уважением к национальным меньшинствам и опирающегося на армию, тесно связанную с народом.

Франция, которая и по сей день залечивает раны, нанесенные ей войной, которая сама еще заканчивает восстановление разрушений на собственной территории, приняла решение оказать вам в полном объеме свою нравственную поддержку, а также и материальную помощь в пределах возможного.

Вам известны чувства, которыми воодушевлен президент республики в отношении России. Со своей стороны глава французского правительства, г-н Лейг, в следующих словах, произнесенных в парламенте, ясно определил свою политику. „Мы высказываем пожелание, — сказал он, — чтобы русский народ, столь заслуживающий благородного и могущественного существования, обрел вновь спокойствие, порядок и благонравие“.

С этим именно чувством я прибыл в Крым. Являясь точным выразителем намерений французского правительства и искренним другом русского народа, я предоставляю в распоряжение Вашего Превосходительства мое сердечное сотрудничество и искреннюю помощь».

Я ответил на речь графа де Мартеля:

«Господин верховный комиссар. С глубоким удовлетворением приветствую я на русской земле представителя Франции, с которой национальная Россия так тесно связана традиционными чувствами дружбы и привязанности. В вашем лице я хотел бы выразить живейшую признательность правительству республики за почин, который она приняла на себя, заявив о своей солидарности с делом возрождения России.

В ту минуту, когда презренный заговор ниспроверг всякий законный строй в России и привел ее к позорной капитуляции перед врагом, русские патриоты предприняли борьбу против изменников родины. Эта борьба длится уже почти три года, и мы твердо намерены довести ее до конца, движимые не духом завоевания, а непреклонным решением освободить русский народ от тирании, которая тяготеет над ним, и дать ему возможность свободно определить свою будущую судьбу.

Господин верховный комиссар, вы можете рассчитывать у нас на самый сердечный прием и на живейшее с нашей стороны стремление содействовать вам в выполнении возложенной на вас высокой задачи».

Французский верховный комиссар произвел на меня и на А. В. Кривошеина довольно неблагоприятное впечатление. Весьма неблагоприятно был поражен я, увидев в числе его ближайших помощников полковника Бюкеншюца, неблаговидная роль которого в Сибири в дни, когда граф де Мартель представлял правительство Франции при адмирале Колчаке, была мне хорошо известна. Полковник Бюкеншюц усиленно заигрывал с враждебными адмиралу Колчаку эсеровскими кругами. Неблагоприятное впечатление еще более усиливалось тем, что в составе миссии находился майор Пешков, бывший русский офицер, в Великую войну сражавшийся в составе французских войск, приемный сын большевистского прислужника Максима Горького. В тот же день в 4 часа я отдал графу де Мартелю ответный визит на «Provence».

8 октября я давал миссии обед. Присутствовали: граф де Мартель с состоящими при нем лицами, начальник военной миссии генерал Бруссо с начальником штаба майором Этьеваном и членами миссии, адмирал де Бон с своим штабом, А. В. Кривошеин, начальник штаба генерал Шатилов, начальник военного управления генерал Вязьмитинов, врид начальника управления иностранных сношений Б. А. Татищев, начальник управления финансов М. В. Бернацкий, генерал от кавалерии Драгомиров, прибывший из Константинополя генерал-лейтенант Лукомский{72}, контр-адмирал Евдокимов{73}, контр-адмирал Николя и корреспондент газеты «Matin» Шарль Риве.