Исход Русской Армии генерала Врангеля из Крыма

Последние дни Партизанского имени генерала Алексеева полка

После Заднепровской операции полк был послан под Большой Токмак, где сменил корниловцев, брошенных на Каховку, и занял позиции, занимаемые перед тем корниловцами.

11 октября. Сегодня пришли в колонию Андребург и остановились. Здесь вырыты окопы в рост. Сделаны пулеметные гнезда и один ряд проволочных заграждений. Окопы, говорят, сделаны на зимнюю кампанию. Будем здесь, значит, держать позиции всю зиму. Справа, в 12 верстах, Большой Токмак, слева, в 8 верстах, железная дорога и село Васильевка.

12 октября. Остаток ночи дежурил в штабе полка. Ночь была неспокойная. Ждали противника, но его пока нет. Днем послали дежурить в окоп. В окопе застава, человек 12. Я у телефона. На бруствере лежит готовый «льюис» и кольты. Пулеметчики дуют в карты. Застава уже не сменяется два дня. Ночевали в окопе. Холодно, всю ночь грелись у костра. Впереди пленные еще кончают проволочные заграждения.

13 октября. Наутро выступили в Ново-Мунеталь, это в 6 верстах. Нас сменили самурцы, они заняли окопы. Сегодня дождь, слякоть, а потом пошел дождь. Мы сидим в Ново-Мунетале, у плиты в громадной кухне немца, печем пышки и пьем горький «принс». Поем, особенно удается:

Пошел купаться Уверлей,
Оставив дома Доротею.
С собою пару пузырей
Берет он, плавать не умея!., и т. д.

…Пронесся слух, что в тыл прорвалась конница красных, тысячи две, три, что она бродит у нас в тылу. Час от часу не легче. Я вышел во двор. Снег падает хлопьями и тут же тает. В конце улицы, с обоих концов, делают баррикады из плугов, борон, самокосилок. Очевидно, против внезапного налета кавалерии.

Часа в три поднялась ружейная и пулеметная стрельба. Оказывается, от Андребурга на Ново-Мунеталь наступает кавалерия. Самурцы отчаянно отбиваются, но, кажется, они уже окружены. Наш полк выступил им на поддержку. Красная кавалерия идет, обходя колонию. Лошади, видно, у них устали, и они идут медленно. Наша батарея бьет на картечь. Видно, как падают лошади и всадники, а они все идут и идут. Обходят уже нас справа. Мы еле вытягиваем ноги из липкой глубокой грязи. Нашу батарею захватили, вырвалось только два передка.

Уже начинает темнеть. Идет дождь. Мы мокрые и грязные. Идем по вспаханному полю. Изредка раздается команда: «Стой!» Останавливаемся и даем несколько залпов, затем поворачиваемся и опять идем. Тяжело, выбиваемся из сил. Петька Щербинин, из 5-й роты, идет рядом со мной. У него в руках целая пачка листовок: «Закон Врангеля о земле». Он идет и по листовке разбрасывает в поле. Везде по мокрому чернозему белеют листочки, а на них большими буквами надпись: «Всяк хозяин своей земли!» (Эх, раньше бы этому закону!)

Красные тоже устали, еле движутся. Они, очевидно, останутся ночевать в колонии и дальше не пойдут. Часам к 9 пришли мы в какую-то другую колонию. Командир полка распорядился выставить заставы вокруг села, расставить пулеметы. Приказано спать одетыми. Зашли к немцу. Комнаты громадные, пустые. Я растянулся на полу и быстро уснул.

14 октября. На рассвете выступили. Ушаков сказал, что дальше он идти не в состоянии, и остался. Куда идем — не знаю. Подмерзло. Идет крупа. Ветер холодный, северный. Прошли верст 12. Хорошая колония. Костел. Достали хлеба. Хлеб хороший, на молоке. Обогревшись, идем дальше.

15 октября. Подошли к селу Богдановка. Утром шли без всякой связи: неизвестно, где наши, где неприятель. День пасмурный, холодный. Идем по равнине. Часов в 10 утра вблизи, где-то влево, раздались орудийные выстрелы. Видны облачки шрапнельных разрывов. Значит, где-то близко позиция. Подходим к обрыву. Под обрывом Богдановка, в широкой долине. Через село идет железная дорога. Вдали видна станция. На путях стоят два бронепоезда, оба дымят. Около бронепоездов кружат всадники. Наши или нет? Посылаем разведку. Бронепоезда наши, а всадники — донцы.

…Расходимся по хатам. Хозяйка нам варит картофель в мундирах. Народ здесь бедный. В хате тифозный больной. Сильный ветер, собирается дождь. Откуда-то стреляют. Снаряды с воем несутся через село. Бьет бронепоезд. Стекла в хате звенят, вот-вот вылетят. В долине ружейная и пулеметная стрельба. Выступаем.

— Быстрее проходи, обозы! Обозы, проходи!

— Нижняя половина села занята красными! — кричит кто-то.

Вправо на горизонте показывается лава красной конницы, ее туча. Они движутся нам в обход. Кавалерии масса. Жутко. Полковник Логвинов едет на лошади верхом. Мы идем по-над лощиной. Логвинов останавливается.

— Батальон, ко мне! Первый батальон, не болтаться! — кричит он.

1-й батальон, кроме Офицерской роты, это главным образом пленные. Они были у Колчака, попали к красным, от красных к нам. Везде их брала в плен кавалерия, так что они страшно боятся кавалерии и при ее появлении совсем теряются. Многие из них уже бегут. Около полковника Логвинова собралась Офицерская рота и солдаты-добровольцы. Эти не подкачают.

Мы дали несколько залпов, но они только на минуту задержали красных. Кавалерия уже шагах в двухстах от нас, отчетливо слышно «Ура!» каждого человека. Пленные, как один, воткнули штыки в землю и подняли руки вверх. Дело дрянь. Нас около полковника Логвинова всего человек сорок. Быстро идем к лощине. Логвинов сзади на лошади.

— Батальон, — ежеминутно кричит Логвинов, — пли!

Батальон дает залп, другой, третий. Кавалерия немного рассеялась. Поле как будто очистилось. Едва двинемся, опять туча собралась их «Ура!». Мы идем почти бегом. Лава уже близко. Несколько всадников уже почти долетают до нас. Слышны их крики и ругательства.

— Батальон, пли!

Раз, раз, раз…

Отхлынули. Справа от нас летят их тачанки с пулеметами. Пули завизжали под нами. Даем залп. Быстро-быстро бежим. Нагоняют. Наши офицеры оборачиваются и на ходу стреляют. Полковник Логвинов отстал шагов на 40. Так как был верхом, очевидно, не хотел идти впереди. Его окружило несколько всадников.

— Лови, лови бородатого! — кричали они.

— Нет, врешь, не поймаешь! — крикнул Логвинов и выхватил наган.

Два всадника повалились с лошадей, третий удрал.

— Батальон, — кричит Логвинов, — не волнуйся, стой!

Дали подряд несколько залпов. Красные уже не так гонятся за нами. Очевидно, решили, что нас взять будет нелегко. Выходим из лощины, переходим через насыпь железной дороги.

Ура! К нам приближается наш бронепоезд! Бронепоезд прошел мимо нас и открыл из своих орудий и пулеметов огонь по красной кавалерии. Мы спасены. Устали страшно. Нагнали смоленцев. Они едут на тачанках. Подсел на одну. Сидят три солдата, и стоит пулемет.

— Алексеевец? — спрашивают.

— Да!

— Ну и досталось вам сегодня на орехи!

Уже вечереет. Входим в Федоровку. На улице масса обозов. На станции гудят паровозы. Холодно страшно. Нашел наши повозки. Ночью выступили опять…

Из письма генерала А. Н. Черепова{242}: «Я был на станции Федоровка, когда на станцию подошел бронепоезд. Влез на крышу вагона, увидел маленькую отступающую колонну среди неприятельских разъездов. Приказал бронепоезду открыть огонь по разъездам. Был счастлив помочь нашей русской части. Когда пехота подошла к Федоровке, оказалось, что это были алексеевцы».

Из письма капитана Еременко{243}: «Отвечаю вам на ваши вопросы. Сообщаю, что уцелело в памяти. Из Андребурга нашему полку надлежало идти в село Богдановка на соединение со Сводно-Стрелковым полком. В Богдановке Сводно-Стрелкового полка не оказалось. Не успели мы занять позиции, как показалась конница противника. Донской полк, тоже стоявший здесь, стал отходить. Бронепоезда, стоявшие на станции, тоже ушли. Откуда-то взявшаяся батарея выпустила несколько снарядов по противнику, снялась и ушла. Потом выяснилось, что они были вызваны генералом Канцеровым для контратаки конницы противника, занявшей у нас в тылу Геническ. А алексеевцы, видимо, были принесены в жертву для общего блага. Это был конец полка. Много было порублено, много взято в плен.

Первыми начали сдаваться красноармейские роты 2-го батальона. Командир этого батальона, подполковник Абрамов, не перенес позора и застрелился. Часть 1-го батальона вывел полковник Логвинов, проявивший выдержку и большое хладнокровие.

Я в это время вернулся из разведки в Федоровку и находился при командире полка полковнике Бузуне{244}. Под ним была ранена в живот лошадь и еле-еле шла. Я бы в случае нужды мог бы и „удрать“, да как бросить командира полка? На наше счастье, вернулся бронепоезд, кажется „Офицер“, и открыл по красным огонь и тем самым спас оставшихся алексеевцев и нас с командиром полка.

В Федоровке командир полка сказал нам, что им послано донесение, что „Алексеевского полка больше нет“. Ну а дальше и писать не о чем.

В Галлиполи алексеевцев прибыло не более 100 человек. Во вновь сформированный Алексеевский полк они вошли как отдельная рота».

Раздел 5