Хозяин Амура

Урга, Северная Халха. Февраль 1646.

Когда последние всадники-халхасцы канули в темноту ночи и постепенно стихли звуки воинства, ушедшего в бой с джунгарами, младший лейтенант Владимир Жданов со злостью стукнул кулаком по зубцу крепостной стены. Он искренне недоумевал, отчего именно его оставили старшим по крепости? Неужели не нашлось другого, ведь он как в конце лета прибыл сюда, так ни в одном деле до сих пор не побывал! Майор Лаврик, чтоб ему пусто было, сразу определил молодого новичка в свои помощники и приказал заниматься изучением нравов и обычаев халхасцев. Также Жданову было приказано приниматься за халхасский язык, а для всего этого Владимиру выдали записи майора – тяжеленную стопку бумаг, и выделили небольшую комнату рядом с кабинетом Лаврика.

– Аким Симеонович! – окликнул Жданов пожилого степенного каптенармуса. – Все вооружены?

– А как же, – улыбнулся в бороду бывший обдорский пятидесятник. – Гранатки нашим выданы, а тако же и халхасским людишкам, на коих указано, патронов сверху ишшо дадено по полусотни.

– Хорошо, – кивнул Владимир и снова посмотрел в темноту, кисло усмехнувшись – вспомнил, как проходили стрельбы у завербовавшихся степняков. – Теперь нам только что ждать, покуда они вернутся, врага побив.

– Тоже дело, – пожал плечами каптенармус. – Не всем же из винтаря палить. А коли придётся…

– Ага! Как же! – махнул рукою Жданов. – Вона, у меня делов – знай, читай да учи. Ещё товарищ майор прислал мне монаха-буддиста в помощь. Сиднем сидит, как болванчик, да поучает…

– Так то нужда в толмачах у нас, нешто понятия не имаешь? – улыбнулся Аким.

– Да понимаю я, – безразличным тоном ответил офицер. – Трифона Галданова бы заместо меня поставили, он к языкам привычнее.

– И ему место нашли, не сумлевайся!

Аким Овцын, три года тому назад по весне бежавший из захиревшего Обдорского острога вместе с пятком людишек – сначала вверх по Полуй-реке, а затем и по Оби, где они и пристали к ангарскому каравану, с усмешкой глядел на безусого юнца. Упрям да горяч, ишь каков! Ничего, со временем поумнеет!

– Аким Симеонович! Гляди, прожектора уж зажгли! – совсем уж озорно воскликнул Жданов, поёживаясь то ли от мороза, то ли от возбуждения. – Сейчас пулемёты как жахнут!

Однако время шло, а пулемёты молчали. Лишь спустя некоторое время до них донёсся далёкий треск, впрочем, скоро прекратившийся. Слышались лишь частые щелчки винтовочных выстрелов. И откуда-то с западной стороны отчётливо нарастал неясный гул, похожий на прогоняемый табун. Но даже дальние кочевья получили приказ сниматься и уходить на север ещё трое суток назад! Откуда взяться табуну?!

На угловой башенке один из бойцов, услышав странные звуки, развернул прожектор в ту сторону, частично осветив будто движущуюся вдалеке землю. Ещё до того, как прожекторщик выровнял свет, у Жданова противно заныло в животе. Вот оно – ты же хотел! Владимир быстро справился с нахлынувшими эмоциями и через мгновение твёрдым голосом говорил приказ каптенармусу:

– Симеоныч! Патронов каждому ещё по полста! И колотушки! Поспешай!

– Сполню, Володимер! – Аким опрометью – и куда только девалась былая степенность – бросился на двор.

Там Овцын чуть ли не за шиворот схватил двух стоявших столбами халхасцев, менее месяца тому назад принесших присягу царю Соколу, Сибирской Руси и её народу, потащив тех к арсеналу, помогать. Забили набат, тревожно, часто. Тем временем враг приблизился на расстояние полёта стрелы, и если бы не зубцы да защитные козырьки, то первый, пристрелочный залп степняков смог бы на излёте посечь защитников ургинской крепости. Немногочисленные ангарцы, остававшиеся в укреплении, приготовились к обороне. Двух с небольшим десятков человек, на которых мог рассчитывать Жданов, было совершенно недостаточно, а помощи от монахов ждать и вовсе не следовало. Хорошо, что они хотя бы ушли с открытого пространства и не будут мешать бойцам.

Второй прожектор, на надвратном укреплении, вслед за башенным, уже светил в сторону приближавшихся джунгар. От массы коней и всадников, казавшихся единым целым, исходил белый пар, слышался удалой пересвист да решительные вскрики степняков, подбадривавших друг друга. Вновь в сторону стен полетели стрелы. Многие бойцы из местных, словно заворожённые, из-за укрытий смотрели на врага, то и дело оборачиваясь, как будто ища путь к отступлению.

– Ну наконец-то! – Владимир увидел, как Овцын покрикивал на молодых халхасцев, которые, помогая ангарцам, с великой осторожностью устанавливали во дворе два миномёта.

– Внимание! Открывать огонь по готовности! – крикнул стоявшему неподалёку парню. – Давай!

Боец, из марийцев-переселенцев, торопливо бухнул из винтовки, удостоившись укоризненного взгляда от Жданова, однако остальные тут же подхватили его почин, принявшись стрелять в сторону врага. Ранее, атакуя конных, многие из ангарцев старались попасть во всадника, этим же грешили и офицеры. Для стрелявшего сие смотрелось, конечно, впечатляюще. После меткого выстрела тот или иной степняк, выронив оружие, сваливался с коня, кувыркаясь под копытами и поднимая клубы пыли. Однако и Бекетов, и Усольцев требовали стрелять по лошадям, чтобы те, падая, создавали своими телами преграду для животных, скачущих за ними следом. И теперь это стало общим правилом. На стены поднялись все, кто мог стрелять. Таковых оказалось лишь два с половиной десятка. Сам Жданов корректировал огонь миномётов, руководя прожекторщиками. Первый залп оказался 'в молоко' – обе мины упали далеко в стороне, не причинив джунгарам никакого вреда. Казалось, что разрывы мин даже не были замечены врагом. Также Владимир пытался смотреть вдаль, туда, куда ушёл гарнизон. Он видел, как вдалеке из стороны в сторону метались лучи прожекторов отряда майора Лаврика, а в редкие мгновения, когда смолкали выстрелы винтовок, слышался хаотичный пулемётный рык. По всей видимости, бойцы пытались отбивать наскоки степняков, стало быть, тут, под стенами крепостицы, не всё их войско – это придало Жданову дополнительную толику уверенности в своих силах.

– Давай! – офицер снова махнул рукой, и следующие мины с гулким хлопком унеслись в чёрное небо.

На этот раз камни и комья мёрзлой земли взметнулись перед кочевниками, огибавшими крепостицу слева, и заставили лишь несколько всадников сверзиться наземь с раненых, испуганных коней. Джунгары, надо полагать, и вовсе не заметил этих жертв. Разрывы мин среднего калибра к сожалению не смогли наделать большей паники. Укрывшись от очередного залпа лучников за зубцом стены, Жданов вдруг вспомнил предложение комэска Щербакова, озвученное им на совете перед ночным выступлением. Тогда оно было воспринято майором Лавриком как ненужная перестраховка. Что же… Теперь закладка фугасов на подходах к ургинской крепости никому из оставшихся тут не казалась излишней. Дав миномётчикам отмашку на следующий выстрел, Владимир успел оглядеться вокруг. На дворе крепости, освещаемом несколькими фонарями, он увидел медленно бредущего к лестнице, что вела на стену, Дзанабадзара, в сопровождении нескольких монахов, которые были погружены в монотонное молитвословие. Они звенели медными тарелками и колокольцами, били в барабаны. Молодой лама и сам пребывал в молитве, сложив кисти рук ладонями на груди и наклонив голову.

'Куда он собрался?!' – негодовал Жданов, со злостью посматривая на приближавшихся халхасцев.

Илья Иванович приказал ему обеспечить безопасность ламы, а тот сам шёл в самое пекло – на стену, где то и дело над головами ургинцев свистели стрелы джунгар. Ругнувшись на растяпу Овцына, пропустившего Дзанабадзара наверх, Владимир бросился к ламе.

– Ты куда?! Ты зачем?! – Владимир злым голосом бросал короткие фразы в спокойное лицо совершенно не знавшего русского языка ламы, придерживая молодого человека за плечи.

Однако тот, внешне ни капельки не напрягаясь, продолжал своё движение, словно находясь в трансе.

– Да стой ты! Куда?! – Жданов буквально повис на буддисте, когда тот принялся залазить на саму стену, держась за край зубца, за которым совсем недавно прятался сам Владимир. Колокольца в руках монахов продолжали раздражающе звенеть, а лама уже стоял на зубце, и полы его одежд трепетали на холодном ветру. Он воздел руки, продолжая нашёптывать только ему известные слова. А Жданов был готов провалиться сквозь землю от стыда и злости на самого себя. Хорош же он! Сейчас этого дурня нашпигуют стрелами, и будет он как мамина подушечка для иголок зимним вечером. Ох, а майор будет в бешенстве! А Соколов? Отошлют на Лену, золото из-подо мха выковыривать, вместе с теми, кто более ни к чему не годен… Однако время шло, а Дзанабадзар продолжал стоять, вытянув в стороны руки. Шапка ламы давно сгинула в темноте, а голова его покачивалась в такт всё усиливающемуся голосу. Его заметили, но не сразу. Глаза кочевникам слепил свет двух прожекторов, которые светили с угловых башен, и получалось что они, сами будучи на виду, стреляли из луков практически вслепую. Дзанабадзара не посекло стрелами только чудом. Владимир попытался было с помощью подоспевшего Акима стащить ламу со стены, растолкав несмело противившихся этому монахов. Джунгары продолжали терпеть жестокие потери от беспрерывного огня почти трёх десятков стволов. И в какой-то момент ургинцам показалось, что враг дрогнул. А с характерным визгом упавшие в самую гущу степняков мины сделали, наконец, своё дело, разметав в стороны десятки джунгар, которые готовились к яростному броску на стены. Тут уж враг не выдержал. Сломался. Только что перед стенами крепостицы было множество всадников, а вскоре остались только распростёртые или скрюченные тела мертвецов да хрипевших и стонавших раненых. Наконец и ламу, явно пребывавшего в трансе, стащили вниз. Опьянённый первым успехом Владимир приказал убрать его с глаз долой. Тут же начали подходить бойцы, докладывать о положении дел в крепости. Убитых не было, но пострадавших от стрел было достаточно. Дюжина человек получила незначительные ранения, многих посекло широкими наконечниками, были и неприятные ранения лица – у одного из бойцов стрела застряла в скуловой кости. Зрелище не из приятных даже для всякого повидавших казаков.

– Что же с нашими-то там деется? – каптенармус вглядывался вдаль, на юг. Туда же тщетно светили и прожектора.

Там, на замёрзшей равнине, между покрытых льдом проток Туула, продолжали рычать в ночи пулемёты, но уже не столь беспорядочно, как прежде, а слаженно, пусть и скупо.

– Всё в порядке, Симеоныч, – показал в сторону далёких световых сполохов офицер. – Займись-ка ты лучше матчастью.

Когда Аким собрался идти осматривать свои владения, вновь появился один из монахов, который через говорившего по-русски ополченца из северной Халхи передал Жданову слова ламы:

– Богдо-гэгэн Дзанабадзар просил передать, что его скромных сил всё же хватило на изгнание врага прочь. Благодарность ваша за то будет излишней, потому что он заодно с вами. А сейчас он отдыхает и просит не беспокоить его без нужды.

После этих слов монах несколько раз поклонился и, подобрав длинные рукава, удалился.