Кощеевич и Смерть

* * *

Спать Лис так и не ложился, словно пытаясь оттянуть восход. Но как ни оттягивай, а рассвет всё равно приходит, хочешь ты этого или нет.

Несмотря на ранний час и туманную хмарь, народу на площади собралось много. Лис, увидев из окна волнующуюся, как море, толпу, впился ногтями в ладони. Похожее чувство он уже испытывал — в тот день, когда сам сидел на помосте, выслушивая челобитные. Он нервно поправил венец и часто задышал, пытаясь успокоиться. Это помогло.

По крайней мере, ему не нужно было спускаться вниз — для княжича приготовили место на галерее. И хоть его присутствие отдельно не объявлялось, но некоторые люди заметили своего правителя. Кто-то проорал здравницу, но как-то вяло, без огонька. Несколько нестройных голосов поддержали крикуна — и всё стихло. Остался лишь неприятный гудёж, как в улье.

Айена привезли на открытой телеге, связанного и обритого. Узник был одет в одну рубаху. Даже с галереи было заметно, как он дрожит от холода.

Поднимаясь по ступеням эшафота, бывший советник споткнулся, но дюжие злыдни упасть не дали: подхватили его под локти, втащили наверх и приковали к столбу, заставив поднять руки высоко над головой.

Второй всё это время сидел на краю помоста, болтал ногами и грыз яблоко. Палаческий колпак он и не думал надевать: видимо, хотел, чтобы его знали в лицо и боялись. Таким всё равно, дурная слава или добрая, — главное, что слава.

Рядом с упырём образовалось свободное пространство — никто не хотел подходить близко, так что в какой-то мере своего Второй уже добился. Вызвал страх.

Звучно пробил гонг, возвещающий начало казни, и Лис от неожиданности вздрогнул — было слишком громко.

Но Второй не спешил приступать. Он вообще всё делал с явной ленцой. Вот потянулся, вот наконец-то вдел ноги в сапоги. Огрызок улетел первым рядам под ноги, и толпа, отпрянув, загудела ещё сильней — будто дикие шершни. Те хоть и малы, а способны жалить до смерти. И никогда не угадаешь, что у них на уме…

Второй вспрыгнул на помост и вихляющей походкой направился к чану с плетьми. Выбрал одну, прокрутил рукоять в ладони и со свистом рассек воздух, пробуя удар.

Лис понял, что не хочет смотреть на всё, что будет дальше. Ещё совсем недавно его сжигало желание мести, но теперь — всё прогорело до пепла. Умом он твёрдо знал, что прав. Что преступник должен понести наказание. Но наблюдать за мучениями… нет, не тошно. Просто скучно. Второму был важен процесс, а Лису — только итог.

Княжич отвёл глаза и неожиданно встретился взглядом с Весьмиром. Дивий чародей подкрался тихо-тихо, как арысь-зверь, и теперь сплёл руки на груди, взирая неодобрительно:

— Не по нраву, что ль, зрелище?

От этих слов Лис дёрнулся, как от пощёчины, но отвечать не стал. Начнёшь оправдываться, всё равно не поверит же.

— И часто у вас такое случается? — не отставал Весьмир.

И чего он прилип, как банный лист?

— Такое — впервые, — буркнул Лис и попытался было проскользнуть мимо, но чародей преградил ему путь.

— Что же натворил этот бедолага? За что его упырь-то полосует?

— Не лезь не в своё дело, — нахмурился княжич. — Разве тебе нечем заняться? Или, может, ты принёс добрые новости?

— Рано ещё, — Весьмир вздохнул.

— Тогда что ты здесь делаешь? Иди работай.

— Так всех зазывали посмотреть, разве нет? Кто этот преступник?

— Мой советник. Теперь уже бывший. Замышлял меня свергнуть и возвести на престол сестру мою Доброгневу.

— Вот как, — чародей поцокал языком.

Не поймёшь, кого не одобряет: то ли предателя, то ли жестокого правителя. А может, обоих?

И Лис не удержался:

— Ну-ка скажи, что дивий царь сделал бы на моём месте?

— Казнил бы гада, не раздумывая, — Весьмир слегка удивился такому вопросу. — Привязали бы злодея к хвостам четырёх коней за руки за ноги и пустили бы тех коней в разные стороны. А перед тем ещё попытали бы в подземелье седмицу-другу, дабы неповадно было. В Диви на царскую власть посягать — тяжкое преступление.

— Тогда пошто меня осуждаешь? — Лис сжал кулаки, давясь обидой.

Ратибору, значит, можно, а ему нельзя? В Нави, между прочим, даже мягче с предателями обходятся. По крайней мере, не пытают седмицами перед тем, как казнить. А снисхождения Айен не заслужил, потому что даже не думал раскаиваться!

Весьмир непонимающе моргнул раз, другой:

— Да где я тебя осуждал? Мне просто любопытно стало, что происходит. Да и мозги проветрить не помешало бы…

— Это ты сам себя осуждаешь, дорогой, — Марена, нежданно возникшая за плечом княжича, обожгла его ухо морозным дыханием. — Оттого и вкладываешь обвинения в уста других. Но ты не виноват, что Айен предал тебя. И наказываешь его по справедливости. Так должны поступать правители. Поэтому брось!

Лис промолчал, лишь едва заметно кивнул, чтобы не выдать присутствие Смерти. Помнил, что ей не нравится…

Вот только от Весьмира происходящее не укрылось. Чародей вдруг втянул воздух, раздувая ноздри и принюхиваясь, точно ищейка. Причём взгляд его был направлен княжичу за плечо — как раз на Марену.

— Он что, меня видит? — удивилась Смерть.

— Что-то дурным духом повеяло… — Весьмир наморщил нос. — Ты, случаем, не болен?

— Вроде нет. А что?

Чародей пожал плечами.

— Не пойму. Чую — той стороной пахнет. Ну, ты понимаешь… Может, это из-за бессмертия? От твоего батьки так же смердело,

— Пф! Не самое лестное сравнение. Я предпочёл бы сделать вид, что ничего не слышал, — Лис почувствовал, что закипает. Марена гладила его по плечам, пытаясь успокоить.

— Но ты слышал. И это правда. Многие ли тебе нынче правду говорят, Кощеевич?

— Не переживай. Не ты один такой поборник прописных истин!

— Рад слышать. Серьёзно, рад.

Над площадью разнёсся хриплый вопль Айена. Упырь, похоже, расстарался.

Толпа заволновалась — словно рябь пошла и волны, — а Лис втянул голову в плечи. Что он будет делать, если люди взбунтуются и пойдут спасать своего любимца?

Но опасения оказались напрасными. Если кто и роптал, то тихо, незаметно. Прочих же казнь, наоборот, раззадорила. Люди толкались, отпихивая друг друга, чтобы пролезть ближе к помосту.

Одни кричали:

— Бей аспида! Шкуру с него сними!

Другие свистели и топали. Кто-то кинул гнилую репу, но в советника не попал. Соседи немедленно пожурили:

— Мазила!

И тут на обоих — и на преступника, и на палача — обрушился настоящий град из гнилых овощей.

Лис содрогнулся. Ему снова стало дурно. Между лопаток выступил ледяной пот, перед глазами всколыхнулось серое марево страха. Хотелось убежать и спрятаться, чтобы никогда больше не видеть людей. Тогда их не придётся презирать.

— Я, пожалуй, пойду, — прошелестела Марена. — Уже скоро мне твоего советника забирать. Слышишь, как стонет? Пора!

Она вспрыгнула на парапет, выхватив из-за пояса серп, похожий на лезвие умирающей луны. Ветер взметнул подол чёрного платья. Над крышей дворца вились вороны и каркали, каркали, каркали…

— Кстати, этот колдун мне совсем не нравится. Избавься от него, пока не поздно, — Смерть указала на Весьмира и, послав суженому воздушный поцелуй, спрыгнула вниз.

Через пару мгновений Айен испустил особенно громкий вопль, толпа взревела от восторга, кто-то захлопал в ладоши. Но даже в этом диком шуме Лис разобрал адресованные ему слова (с его музыкальным слухом это было не так уж мудрено):

— Будь ты проклят, Лютогор, Кощеев сын. Без жалости отдаю свою жизнь в залог того, что однажды госпожа Доброгнева заберёт твой замок, твой престол и всё, чем ты дорожишь, окажется в её власти!

Сказав это, Айен испустил дух, а склонившийся над ним упырь расправил плечи и вытер влажные губы. Над площадью пронёсся дух, будто в лавке мясника. А может, это у княжича разыгралось воображение? Всё-таки до помоста было далековато. Лис даже крови не увидел, потому что не стал приглядываться.

Лис знал главное: всё кончено, предатель мёртв. Может быть, возродится упырём, может, нет. И, признаться, не чувствовал по этому поводу ни горя, ни радости — ни-че-го.

Только мир, ещё вчера ставший чёрно-белым, никак не мог обрести прежние краски. Всё казалось тусклым: пыль на полу, шершавые камни стен, молочно-белое небо, беспокойные птицы, беснующиеся люди, бесцветные одежды и даже пшеничные волосы Весьмира… Чародей как раз заправил непослушную прядку за ухо и в задумчивости поскрёб щетину на подбородке:

— Хм-м. А теперь вроде как не смердит. Странное дело…

Может, в этом и был его особый чародейский дар — чуять запах близкой смерти?

Лис вдруг понял, что давным-давно затаил дыхание — наверное, ещё с того момента, как прислушивался к словам проклятия, — и теперь в груди всё горело от нехватки воздуха. Он смог вдохнуть, лишь когда Весьмир с размаху хлопнул его по спине.

— Эй, ты чего?

Удар помог вынырнуть из серой хмари.

— Я… в порядке. Просто не люблю толпу.

— Да кто ж её любит? — пожал плечами Весьмир. — Люди только поодиночке хороши. А стоит им собраться вместе да раскуражиться — уж лучше со стаей огнепёсок на обрыве встретиться.

Лис кивнул.

Он только что увидел, насколько зыбка и переменчива народная любовь. Того же Айена недавно чуть ли не на руках носили, а сегодня — радовались его мучениям и смерти от упыриных клыков. Кто знает, может, в следующий раз они будут так же бурно радоваться мучениям самого княжича, когда придёт сестрица Доброгнева.

А Лис не сомневался — однажды она непременно придёт. Или он ничего не понимает в проклятиях!