Кощеевич и Смерть

Глава двенадцатая. Добрые новости вечной зимы

— Ну ты и шельмец! — сказал Вьюговей, когда Лис выпустил его из шапки.

Княжич не стал оправдываться, вместо этого сложил руки на груди и спокойно произнёс:

— Выходит, моя взяла. Так что насчёт вечной зимы в Дивьем царстве?

— Под луной ничто не вечно, — в тон ему отозвался Вьюговей. — Как ты себе это представляешь?

— Но я выиграл. Теперь ты и твои братья должны мне служить. Разве не так?

— Так, — нехотя признал старик-ветер, — если ты велишь дуть — мы будем дуть. Но ты должен поставить условие освобождения. Не мне тебе объяснять, как работают колдовские сделки. Сам чародей, должен понимать.

Лис, признаться, на радостях запамятовал обо всём на свете, поэтому условие заранее не придумал. Пришлось сочинять на ходу:

— Э-э-э… давайте вы будете служить мне до тех пор, пока Горыныч яйцо не высидит?

— Губу закатай, — участливо посоветовал Вьюговей. — И поставь реальный срок.

М-да, тут с хитростью не вышло. Конечно, ветер был в курсе, что горынычи не несут яйца и тем более не сидят на них. Княжич не слишком надеялся, что сработает, но попробовать стоило.

За окном разгорался рассвет, а значит, соображать стоило быстрей. Колдовской уговор должен заключаться день в день — так уж повелось. Если затянуть, то первые лучи солнца освободят Вьюговея от обязательств. То-то он такой невозмутимый стоит, в ус не дует, время тянет.

— Значит, пока малыш Радосвет своих внуков не увидит, — выпалил Лис.

— По рукам, — Вьюговей протянул широкую морщинистую ладонь, княжич пожал её, скрепляя сделку, и солнце взошло. — Надеюсь, ты понимаешь, что царевича мы с братьями теперь будем хранить как зеницу ока, чтобы он до внуков дожил.

— Пусть тогда скажет мне спасибо за невольную услугу.

Ответное рукопожатие старика-ветра было таким крепким, что косточки хрустнули. Лис скривился от боли и вдруг снова почувствовал холод. Не такой ледяной, как прежде, но всё же ощутимый. Сразу захотелось надеть тёплые носки, поплотнее закутаться в одеяло и выпить чего-нибудь горячего.

Вьюговей выпустил его ладонь, а холод не исчез.

— Всегда теперь так будет, — улыбнулся старик, предвосхищая вопрос. — Мёрзни-мёрзни, лисий хвост.

— Это что, месть?

— Месть или благословение — с какой стороны посмотреть. Это метка зимних ветров. Что ты — наш. А когда уговор потеряет силу…

— Вообще-то, он мой, — Смерть, как всегда, заявилась без предупреждения. На этот раз ещё и в истинном обличье.

В её руке сиял серп, провалы глаз горели недобрым огнём, истлевшие пергаментные губы сошлись в тонкую линию. Лис тихонько охнул, в душе бурно радуясь, что гнев Марены направлен не на него.

— Твой-твой, — Вьюговей поднял руки, мол, сдаюсь. — Просто помёрзнет чуток. Будет знать, как ветра за нос водить. За всё надо платить, а за такую силу — в особенности. Да ты и сама это знаешь. Кончится наша служба, кончится и мороз в душе. А парню не повредит охолонуть, горячий он у тебя больно.

— Ты слышал его приказ? Так чего стоишь? Выполняй, — оскалилась Смерть. — Чтоб к завтрему в Дивьем царстве зима настала. И никаких оттепелей!

— Повезло тебе, злой мальчик. Хорошие у тебя помощники, — Вьюговей погрозил княжичу пальцем. — Может, скажешь, кто научил, как Белогривку вызвать, а?

— Не скажу.

— Ну и ладно, сам однажды узнаю. А лошадушку, пожалуй, заберу. Вам её не прокормить, не выпасти — захиреет. Ей чистое небо надобно.

Вьюговей свистнул, и красавица лошадь явилась под окном. Она выглядела немного смущённой, словно извинялась за вчерашнее. Старик похлопал её по шее и с молодецкой лёгкостью вскочил в седло.

— Натворила делов, белогривая? Будем исправлять. Нам с тобой сегодня ещё твоего ночного брата споймать надобно, — он махнул рукой, прощаясь. — Ну, бывай, злой мальчик. И ты бывай, курносая. К завтрему зиму не обещаю, но через три дня — пожалуйте принимать работу. Ох, давненько я мечтал Лету нос утереть!

— Ну и зачем тогда были все эти сложности со скачками и уговорами? — пожал плечами Лис, но Вьюговей уже умчался прочь, и вопрос потонул в свисте ветра.

— Затем, что всё должно быть по правилам, — ответила за него Марена, мигом обретая прежний миловидный облик. Даже серп куда-то спрятала. — Лету он, может, и хотел досадить, а вот идти к тебе в услужение — вряд ли.

— Но я же не собираюсь делать из него ветер-на-побегушках, — удивился Лис. — Всего об одной услуге прошу.

— Ты бы и не смог. Чтобы одолеть силу волшебного перстня, им теперь всё время дуть придётся, не отвлекаясь на прочие занятия.

— Значит, в нашем краю зима суровой не будет? — княжич закутался в душегрейку, но теплее не стало. Вот же удружил, хрыч бородатый!

— Не надейся, — хмыкнула Марена. — Холода на всех хватит.

— Лучше бы не холода, а золота. А ещё лучше — серебра. От него в колдовстве проку больше.

— Пф! Ты говоришь как Горыныч!

Нет, Лис говорил как отец, и это было ещё хуже.

— О чём задумался? — от Смерти не укрылось, как он изменился в лице.

— Да так… — княжич отмахнулся. — Скажи, правда ли ненависть так же сильна, как и любовь? Младший ветерок сказал, если я буду сильно ненавидеть Ратибора, этот гад скорее получит то, чего заслуживает.

Марена покачала головой.

— Ты так говоришь, будто можешь управлять ею — ненавидеть сильнее или слабее по собственному желанию.

— Я не о том спрашивал.

— И тогда зачем тебе мой ответ? Будто сам не знаешь, насколько это сильное чувство. И насколько разрушительное. Особенно для чародеев. Ею можно наслать проклятие. Можно даже убить. Но причинённое зло всегда возвращается.

— Знаю. Только ведь и ненависть может служить справедливости! Значит, она — не зло.

Марена подошла ближе, пригладила волосы княжича, заложила за ухо непослушную прядку.

— Меня тоже ненавидят все от мала до велика. И что с того? Разве люди станут меньше умирать?

— Ты — совсем другое. Я про себя и Ратибора.

— Я поняла. Вряд ли вечная зима — проявление твоей любви к Дивьему царю и его царству. Но ты не подумал, что погибнут невинные люди? Они никогда не знали морозов. Понятия не имеют, как выжить в колдовской метели. В их домах — тонкие стены и маленькие печи, которые почти не надо топить. Сам понимаешь, прохладу августовских ночей не сравнить с январской стужей. Урожай помёрзнет. Их ждут голод и холод. У меня скоро будет много работы.

— Ратибор сам виноват, — разозлился Лис. — Он легко мог предотвратить всё это. Я предлагал мир. А теперь лишь защищаю своё! Себя, мать, родную Навь.

— Правильно тебя окрестил Вьюговей — злой мальчик, — усмехнулась Марена.

— Этот злой мальчик всё ещё не хочет войны! И её не будет, вот увидишь. Потому что теперь дивьим станет не до того. Ах да, ты же ещё не знаешь! Они устроили нам колдовскую потраву, загубили урожай, чтобы мы сдохли этой зимой. Ух, как же я ненавижу их всех! Пусть теперь вдоволь хлебнут из уготованной нам чаши. Это будет справедливо!

— Как скажешь, дорогой, — Смерть, встав на цыпочки, обвила руками его шею и поцеловала в лоб. — Как скажешь.