Нелюбовь

20.3.

НИКИТА

Не представляю, куда она пропала. Аленка убежала сразу после первого урока, а ведь я собирался с ней поговорить. Думал, если не во время уроков, то уже после занятий дождусь ее на крыльце.

Если честно, я собирался сделать это еще вчера, но Денис настоял на том, что это не лучшая идея. Проведя два часа у него на кухне с пакетом льда на лице, я все еще чувствовал себя отвратительно. И даже, несмотря на компрессы, сегодня под глазами и в области носа у меня все распухло так, что я напоминал инопланетянина.

Одна надежда на то, что Лелька еще помнит, как я выгляжу обычно, и мой ужасный вид ее не отпугнет. Хотя, даже в случае отказа я готов ждать ее хоть всю оставшуюся жизнь. Только вот куда она могла исчезнуть? Почему после перемены не вернулась на урок?

К концу алгебры я не выдерживаю и пишу ей сообщение: «Ты где?». Но Алена не в сети и не отвечает. На перемене я подхожу к Тае.

– Где Аленка?

– Ох, Майк Тайсон, у тебя явно вчера был не самый удачный вечер… – Морщится она, разглядывая мои синяки.

– Куда она ушла? – Игнорирую я ее замечание.

– Вот бы знать! – Тая пожимает плечами. – Звоню ей, она не отвечает. – Она делает шаг в мою сторону и переходит на шепот. – Это кто тебя так? Не Кощей случайно?

– Какая разница? – Разворачиваюсь я.

Но Тайка прихватывает меня за рубашку. Слышится треск ткани, и у меня не остается никакого выбора, кроме как остановиться и обернуться к ней.

– Ой. – Хихикает она. – Прости. Я хотела сказать, что ты молодец. Кощеев с фингалом еще в школе не появлялся! Это из-за Аленки, да?

– Кх-кхм. – Кашляю я, когда мимо нас проходят девчонки из параллельного класса. И понижаю тон голоса. – Не твое дело.

– Я никому не скажу. – Сморщив всю правую половину лица, нарочито подмигивает Таисия.

Я показываю ей фигу.

– Значит, из-за нее! – Хмыкает она.

Я отправляюсь к кабинету, Тайка за мной – вприпрыжку, словно маленькая любопытная собачонка.

– Ну, скажи! Скажи-а! Я не расскажу Алене! Кто кого поколотил?

– Никто.

– А если я помогу замазать твои фонари? – С интонацией бывалого черного дельца предлагает она. И, когда я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней, Тая тем же заговорщическим тоном шепчет. – СС-крем, воздушная текстура, подстраивается под натуральный тон кожи и идеально маскирует ее недостатки. Красавчиком тебя вряд ли сделает, но лицо не будет походить на перезрелый баклажан, и люди перестанут глазеть. Как предложение? – Она протягивает ладонь. – Идет?

Подумав пару секунд, я пожимаю ее, и мы удаляемся к скамье, скрытой у фонтанчика за пальмой.

После того, как Тая поработала над маскировкой синяков, я довольно киваю своему отражению в зеркале, а затем скармливаю ей усеченную версию вчерашних событий. Она явно недовольна отсутствием важных подробностей, но услышав, что я ударил Кощеева первым, Тая заметно веселеет.

Мы входим в кабинет уже после звонка и занимаем свои места. Алены все еще нет, поэтому я пишу ей новое сообщение. И Тайка, судя по всему, тоже – потому что тут же получает замечание от учителя за то, что торчит в телефоне.

К середине урока мои мысли все еще заняты переживаниями по поводу того, почему Алена могла его прогулять? И тут в дверь кабинета стучат.

– Никита Высоцкий. – Объявляет секретарь, заглянув в класс. – К директору.

– Я не пойду. – Мрачно бросаю я и отворачиваюсь, словно мне до ее слов и дела нет.

– Никита Высоцкий. – Повторяет она ошарашено. – К директору!

По классу идут шепотки.

– Никита! – Нетерпеливо окликает меня учитель.

– Ладно. Ладно! – Рычу я, поднимаясь.

Швыряю тетрадь в рюкзак, закидываю его на плечо и выхожу. «Какого черта понадобилось этому старому хрену? – гадаю я, тащась по коридору вслед за секретарем. – Хочет прочитать очередную лекцию? Тогда нарвется на такой отпор, что мало не покажется! Папашка, чтоб его…»

– Входи. – Указывает она на дверь.

Сама остается в приемной. Нахмурившись, я толкаю дверь и застываю в замешательстве. За директорским столом в большом кожаном кресле восседает Алена. Ее руки сложены в замок на груди, одна нога закинута на другую.

«И что это значит?»

– Ну, что встали? – Командным тоном произносит она. – Входите, Высоцкий!

Я оборачиваюсь к секретарю, та с улыбкой пожимает плечами. И шепчет мне: «Входи».

«Что происходит? Как это вообще?»

И где Фельдман?

Тряхнув головой, я несмело вхожу в кабинет и оглядываюсь: нет, директор не притаился за дверью, у окна его тоже нет. Единственное место, где он мог спрятаться – это под столом, но хочется верить, что и там его нет. Ах, да – еще шкаф. Но туда загнать Олега Борисыча не смогла бы даже прокурорская проверка. Стало быть, тут мы одни.

За спиной что-то щелкает – это секретарь закрыла дверь, отрезав нас от остального мира. Сглотнув, я на ватных ногах подхожу к столу.

– Садитесь. – Грозно приказывает Алена.

Усмехнувшись, я опускаюсь в небольшое кресло для посетителей. Теперь наши глаза на одном уровне. Аленка наклоняется вперед, упирает локти в стол и хмурится, разглядывая мои синяки.

– Давайте-ка, поговорим о вашей успеваемости. – Вздыхает она. – Но для начала: что с лицом?

– Дуэль. – Отвечаю я после паузы. – Силы были не равны, соперник безжалостен.

– Пытались отстоять честь дамы? – Прищуривается она. – Или цель не была столь благородна?

Мое сердце подпрыгивает в груди. У меня не получается удержаться от улыбки.

– Почти. Я просто предупредил его, что пойду до конца.

– И что дама?

– Решает, кому отдать свое сердце.

Ее брови поднимаются, Алена позволяет себе легкую улыбку.

– Выходит, что, если выбор будет не в вашу пользу, то все это напрасно? – Она очерчивает круг возле своего лица, имея в виду мои синяки.

– Ничто не напрасно в борьбе за любовь. – С достоинством рыцаря отвечаю я. – Я, хотя бы, попытался. И буду пытаться еще, пока она не станет моей.

Клянусь, это самый странный разговор и вообще самый странный день в моей жизни. Но Аленка отыгрывает роль до конца.

– Хм. – Произносит она задумчиво. – А что, если ваш соперник не отступит?

– Это возможно только в одном случае. – Улыбаюсь я. – Если он ее любит. Потому что когда любят – не отпускают. Но и тут у меня преимущество.

– Какое?

– Я люблю ее сильней.

Алена замирает. Делает глубокий вдох, и я понимаю, что это конец спектакля. Маска спадает с нее, и сквозь лицо проступает настоящее. А именно – грусть и нежность, льющиеся через край из ее взгляда.

– Мне кажется, прошел миллион лет с того момента, когда мы в последний раз разговаривали. – Тихо говорит она.

– Я тоже скучал. – Отвечаю я.

Алена протягивает руки через стол, и я накрываю их своими руками.

– Как нос? – Спрашивает она, пытаясь разглядеть масштаб ущерба сквозь слой тонального крема.

– Цел. – Усмехаюсь я, сжимая ее ладони. – После тебя никому не удавалось его разбить.

Ее губы расплываются в улыбке.

– Мне столько нужно тебе рассказать.

– И мне. – Говорю я, вспоминая о Фельдмане и известии о его отцовстве. – Кстати, как ты оказалась в кресле директора в его кабинете? Что за магия? Как он это допустил?

– Ой, длинная история. – Аленка закатывает глаза. – Дежурный накапал, что я плачу в туалете вместо того, чтобы сидеть на уроке, и меня заставили объясняться с Олегом Борисовичем. Мы тут с ним схлестнулись не на шутку, слово за слово, и я ляпнула про тебя! Разговорились. Пришлось объяснить, что наездами он сына вряд ли к себе расположит, а потом слегка применила шантаж и припугнула его последствиями старых грешков.

– Ого.

– Должна признать, что, все-таки, он не такой уж мерзкий тип – дело с ним можно иметь: видишь, разрешил на пятнадцать минут арендовать его драгоценный кабинетик для нашего разговора и даже (даже!) позволил снять тебя с урока!

– Ты плакала в туалете? – Переспрашиваю я.

– Это уже в прошлом. – Отмахивается Алена. – Теперь, когда я вижу тебя, понимаю, что все сделала правильно. Мое сердце с самого начала подсказывало ответ, но я была идиоткой.

– Не обзывай так мою девушку. – Улыбаюсь я. – Она – лучшая на свете.

Я привстаю, тянусь губами, чтобы поцеловать ее, а Алена тянется мне навстречу, но в следующее мгновение распахивается дверь, и в кабинет кто-то входит. Я оборачиваюсь и вижу Фельдмана, рядом с ним какие-то люди в военной форме.

– Алена, это за тобой. – Взволнованно произносит директор.

Она встает, на интуитивном уровне поняв важность момента. Вперед выходит один из военных с лейтенантскими погонами:

– Алена Андреевна, у нас задание, доставить вас в ведомственный госпиталь к вашему отцу. Он найден, с ним все хорошо.

Я вижу, как она бледнеет, и бросаюсь, чтобы поддержать ее, если вдруг Аленка рухнет в обморок.

– Вы готовы отправиться прямо сейчас? – Спрашивает военный. – Нас ждет вертолет.

– Вертолет? В смысле, настоящий?

– Так точно. – Кашлянув, отвечает он. – Командование распорядилось.

– То есть, вер-то-лет? Но как…

– Сила воинского братства. – Улыбается мужчина. – Ваш отец приставлен к награде, к тому же, Андрей Владимирович очень соскучился и просил доставить вас как можно быстрее.

Кажется, у Алены пропадает дар речи, поэтому мне приходится ответить за нее:

– Да. Она готова.

Алена кивает ему и поворачивается ко мне. Я обнимаю ее и, поддержав решительным взглядом, отпускаю.

– А можно мой парень полетит со мной? – Вдруг спрашивает она.

– Да, место есть. – Соглашается лейтенант. – Давайте, поспешим.

Повторю: это самый странный день в моей жизни. Но, говорят, в лучших историях все как в сказке. Так что я не переживаю – решаю довериться тому, кто ее пишет. Судьбе.

– Это все на самом деле? – Пытается перекричать шум вращающихся лопастей Аленка. – Мы реально летим в вертолете?

Я сжимаю ее руку.

– Ты же не первый раз!

– Это было в детстве! Я и забыла, как это круто! – Визжит она.

Военный, взявшийся нас сопровождать, сдержанно улыбается. А мы продолжаем любоваться красотой природы с высоты птичьего полета и друг другом, конечно. Быть рядом с Аленой это как оказаться в прохладных морских волнах в самый жаркий день года – невероятное наслаждение, чистый кайф!

– Признавайся, она бьет тебя? Эта девчонка опять распускает руки? – С порога спрашивает Андрей Владимирович. – Эй, сопля, что ты сделала с бедным парнем? Негодница! Нельзя ни на минуту оставить вас одних – уже подрались!

Он приподнимается на кровати, когда мы входим в палату. Медсестра помогает ему сесть. В любом другом случае, я уверен, Лелька с разбегу упала бы в его объятия, но сейчас она замирает на пороге и внимательно оглядывает отца. Андрей Владимирович выглядит изможденным. На его усталом лице щетина, все открытые участки тела в ссадинах, а рука на перевязи, но он старается, держит осанку, и даже в больничной пижаме ему удается выглядеть мужественно.

– Папа! – Вздыхает она.