Нелюбовь

15.2.

НИКИТА

– Нужно прогуляться. – Говорю я, спустя, наверное, час после того, как мы узнали о пропаже Андрея Владимировича.

Сначала Леля прорыдалась в моих объятиях, затем затихла – как будто уснула, но, судя по тому, что время от времени она продолжала всхлипывать, я решил, что лучше помолчать с ней вместе, и не двигался. Мне очень хотелось ей помочь, но я не знал как. Кроме отца и меня у нее больше не было близких людей в Лазореве. А вероятность того, что одного из них она может потерять, росла теперь с каждым часом и с каждым днем.

– Прогуляться? – Спрашивает она сонно и немного растерянно.

– Да, давай, проветримся. – Предлагаю я, помогая ей подняться. – Нельзя впадать в уныние. Для того, чтобы верить и ждать, нужно быть сильными. Согласна?

Алена кивает.

– Держи. – Я снимаю с себя толстовку и надеваю на нее.

Опускаюсь на корточки и застегиваю молнию. Беру с журнального столика кепку и водружаю ей на голову.

– Мой гангста-рэпер. – Я с улыбкой поправляю ей козырек.

– Куда это ты меня так вырядил? – Ее губ касается легкая улыбка – это моя первая маленькая победа.

– К вечеру становится прохладно, северный ветер. – Подмигиваю я.

– Что теперь будет, Никит? – На ее глаза вновь прорываются слезы.

– Все будет хорошо. – Уверенно отвечаю я, обхватив ее за плечи. Наклоняюсь к ее лицу. – Отставить раскисать, боец!

– Ты говоришь как он. – Пищит она, пытаясь сдержать подступающие рыдания.

– И он тоже хотел бы, чтобы ты сейчас была сильной. – Напоминаю я, притягивая ее к своей груди.

Аленка всхлипывает, и я ощущаю, как едва просохшая ткань моей футболки опять пропитывается ее слезами.

– Как ты думаешь, где он сейчас?

Я представляю, как дядя Андрей с напарником ползут среди низких кустов, бредут по болотам, прячутся в лесной чаще, укрывшись ветками и мхом, пытаются выжить под ливнем вражеских пуль. И все для того, чтобы быстрее выбраться на свои земли и вернуться, наконец, домой к тем, кто их очень ждет.

– Он уже на пути к тебе. – Твердо говорю я.

И мое сердце, правда, так чувствует.

– Я тоже в это верю. – Тихо бормочет Лелька. – Изо всех сил.

– Тогда вытирай слезы, – командую я, подхватывая ее и забрасывая себе на плечо, – мы идем дышать свежим воздухом.

– А-ай! – От неожиданности вскрикивает она.

Но я уже выношу ее из дома.

– Можешь уже поставить, я пойду сама. – Кряхтит Лелька, когда мы переходим дорогу. – У тебя такое острое плечо, ты мне все кишки отдавил!

Я ставлю ее на землю. Честно признаться, рад видеть ее улыбку – даже сквозь слезы. В этот момент мне больше всего хочется ее поцеловать, но это настолько неуместно в данной ситуации, что я буквально приказываю себе не делать этого.

– Знаешь, чего мне не хочется больше всего? – Алена прячет руки в карманы, и мы спускаемся к каменистой тропинке, ведущей вниз через кусты и деревья.

– Чего?

– Чтобы они связались с ней.

– С твоей матерью? – Догадываюсь я.

– Ага. – Выдыхает она. – Мне еще нет восемнадцати, и если всплывет, что я здесь одна, без попечения, они ей позвонят. Меньше всего мне хочется, чтобы она приезжала и вела себя со мной в своей обычной манере: как будто ничего не случилось, и мы с ней лучшие друзья.

– Она, наверное, думает, что тебе лет десять. – Предполагаю я. – Привезет кукол, детскую косметику, плюшевый рюкзачок и гольфы с Микки Маусом.

Алена усмехается.

– Ненавижу, когда папа говорит, что я на нее похожа. Мне кажется, это совсем не так.

Я иду впереди. Осторожно спускаюсь по тропинке и, где нужно, подаю ей руку. Мелкие камешки скользят под подошвами наших кроссовок и срываются вниз после того, как на них наступаешь.

– Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. – Говорю я. – На отца ты тоже похожа. Очень отдаленно. Совсем чуть-чуть. Чем-то таким… неуловимым.

– Что, совсем не похожа? – С горьким смешком уточняет Алена.

– Не-а. Совершенно!

– Не может быть!

– Ты красивая. – Ляпаю я. И как же хорошо, что мой взгляд направлен в этот момент на тропинку меж кустами. – Я не к тому, что твой отец некрасивый… Я вообще не берусь судить о мужской красоте… Просто ты… вы…

И в следующее мгновение несколько камней отрываются от общей массы и выскальзывают из-под моих ног. Я теряю равновесие и кубарем лечу вниз. Мои бока, голова и плечи пересчитывают все кочки, травинки, веточки, камешки и песчинки вдоль тропы, а затем я слетаю с нее и скатываюсь вниз по траве, пока не натыкаюсь спиной на ствол старой сосны.

«А-ай, больно!»

Но вместо того, чтобы стонать, я подпрыгиваю, вытягиваюсь во весь рост, быстро отряхиваюсь и кричу:

– Чуть не упал!

И Аленка, стоящая в двадцати метрах наверху, вдруг начинает хохотать, как обезумевшая. Пока она, продолжая смеяться, осторожно спускается ко мне, я поправляю прическу и хлопаю себя по ногам, чтобы выбить пыль из джинсов. Если честно, это падение со склона задало мне больше жару, чем стычка с Мироновым в школе, и я уже начинаю подозревать, не возмездие ли это откуда-то свыше? И нет ли у него заступников среди природы?

– Как ты? – Она замирает в метре от меня.

– Отлично. – Вру я.

– Прости, это было очень смешно. – Алена шутливо приподнимает бровь.

А мне нравится, когда она улыбается. Я влюбляюсь в нее еще сильнее и понимаю, что жить без этой улыбки я уже не смогу.

– Тебе кто-то звонит. – Говорю я, когда в ее кармане взвывает телефон.

Ее взгляд опять становится тревожным. Алена достает мобильник, смотрит на экран и тут же заметно успокаивается:

– Можно я отвечу?

– Конечно. – Киваю я. – Только теперь я первым пойду, а то ты опять свалишься, а мне придется над тобой хихикать.

– Шутник, – хмыкает она и отвечает на вызов. – Да. Привет, Стас.

Я поникаю и пропускаю ее вперед, чтобы она могла отойти на приличное расстояние. Не собираюсь подслушивать. Мы пробираемся по тропинке дальше по склону: Алена впереди, я в трех метрах позади нее.

– Да, так получилось. Сразу столько проблем навалилось. Спасибо. Серьезно? Нет, не знала. Ничего себе, спрошу. – Ее голос вдруг меняет оттенок. Наверное, Кощей говорит ей что-то приятное. – Да, и я тоже. Хорошо. Договорились. Давай, я перезвоню тебе, когда вернусь домой? Отлично. И я.

Ее слова растворяются в вечерних сумерках, словно дым. Я слышу, как она шумно втягивает воздух.

– Ты не сказала ему про отца. – Брякаю я.

И радуюсь в душе, что они еще не настолько близки, чтобы она делилась с ним подобным.

– Не хочу никому говорить об этом.

Мы подходим к нашему камню под сосной, с которого открывается божественный вид на море, и я помогаю Алене взобраться на него.

– А ты не сказал мне про происшествие в школе. – Вдруг останавливает она на мне свой взгляд.

– Да какое уж там происшествие. – Фыркаю я, забираясь на валун и усаживаясь рядом с ней. Камень еще теплый, солнце за день его нагрело. – Так, немного помяли друг друга. Точнее, я помял Миронова, а потом кто-то из его жалких приятелей саданул мне по затылку.

Мы болтаем ногами, как в детстве, и Алена не сводит с меня глаз.

– Стас сказал, что Дима хвастает всем, будто тебя отчислят.

– Ерунда. – Отмахиваюсь я. – Фельдман просто пугал меня. Мама, конечно, взбесилась, что ей пришлось отдуваться перед директором за эту драку, но вроде все уладила, и меня даже не накажут дежурством в столовой или прочей фигней.

– Это из-за Полины? – Голос ее звучит так тихо, что его почти заглушает шум моря и свист ветра в верхушках деревьев. – Вы подрались.

– Он подставил мне подножку. – Я закатываю глаза. – Мог ведь поговорить по-мужски, но выбрал мелкие пакости – идиот! Пришлось объяснять, что я не прощаю такого. – Пожав плечами, я вздыхаю. – На самом деле, хорошо, что рядом оказались Костик и Стас: раз уж этим стервятникам не стремно нападать сзади, то и запинать всей толпой не постеснялись бы. Мне еще повезло.

– Надеюсь, она того стоит. – Продолжает сверлить меня взглядом Алена.

– Кто? Полина?

– Угу.

– Может. Но я не буду с ней встречаться. – Говорю я. – Нет, не из-за того, что боюсь Миронова – мне на него плевать. Просто я давно уже понял, что это было ошибкой. Какое-то помутнение рассудка. Теперь смотрю на Полину и не могу вспомнить, что такого в ней нашел. Забавно, да?

Ее лицо остается непроницаемым. Алена пристально смотрит на меня, и невозможно понять, о чем она сейчас думает.

– Как же вы, парни, быстро влюбляетесь и быстро потом остываете. – Произносит подруга разочарованно.

– Что? Нет! Я… – От растерянности я забываю все слова.

Потому что она права. Я был слепцом, позволившим себе очароваться блестящей подделкой и не замечавшим редкого бриллианта, который всегда был рядом. Это непростительно с моей стороны.

– Дело не в этом! – Вдруг почти вскрикиваю я. Будто кто-то дернул рубильник, и все хорошее и плохое во мне решило разом вывалиться наружу. – Дело вообще не в ней! – Я почти ору, и от этих слов у меня кружится голова. – Я еще до свидания в парке, еще задолго до этого понял, что у меня никаких чувств к ней! – И тут выпаливаю то, о чем запрещал себе говорить вслух. – Я другую люблю!

– Другую? – Глаза Алены округляются.

– Да. – Я беру ее руку в свою и придвигаюсь ближе. – Так сильно люблю, что схожу с ума. Со мной никогда такого не было. Я смотрю на нее, и весь мир гаснет. А она – сияет! У меня крыша едет от ревности, когда она с другим. И мне страшно даже думать, что мы с ней никогда не будем вместе. Если бы я не облажался…

– Никита, о чем ты? – Алена осторожно вытягивает руку из моей ладони.

– Лель, я люблю тебя. Люблю. По-настоящему. Только тебя. И ничего не хочу так сильно, как быть с тобой.

Она испуганно прижимает руку к груди, словно обожглась. Смотрит на меня, и ее ресницы порхают, словно крылья мотылька: быстро и часто-часто. Алена открывает рот и молчит, ей будто отчаянно не хватает воздуха.

– Я знаю, нужно было сказать тебе раньше…

Она не дает мне закончить фразу. Соскальзывает с валуна вниз и уносится прочь – вверх по тропинке. И только шум летящих вниз камешков напоминает о том, что Алена действительно только что была здесь, рядом со мной.

Я роняю голову в руки. «Что же ты наделал? Что теперь будет?» И надо же было выбрать такой неподходящий момент, чтобы вывалить это на нее! Когда ее отец пропал без вести. «Придурок! Болван!»

Она ушла, не сказав ни слова.

И это тоже ответ.