Будни нелепой войны

Глава 24

Малика с облегчением вздохнула, когда во дворе стукнула закрываемая дверь. Выглянув в окно, она увидела пересекающего двор мужа. Согнувшись чуть ли не до самой земли, он волок на себе того русского парня, который привёл к дому её сыновей. Выбежав, она помогла мужу занести обмякшее тело в дом. Асланбек уложив принесённого парня на пол и с трудом выпрямился, переводя дыхание.

– Он жив? – нагнулась над бледным лицом военного женщина.

– Жив, ранен только. Я его в суматохе, сразу же после боя под видом раненного нохчи вытащил. Каску с него снял, а с остальным железом возиться некогда было.

Он рукавом вытер градом катившийся со лба пот и склонился над неподвижным телом русского:

– Помоги снаряжение с него снять…

Повозившись, они вдвоём сняли с парня разгрузку, бронежилет и окровавленную одежду. Стянув нательное бельё, Асланбек осмотрел раненного. Пробитая голень была наскоро стянута бинтами, но под правой лопаткой кровоточила открытая рана. Перевернув военного на спину, он увидел такую же под грудью. Из рваной раны торчал кусок перебитой кости. Пришедший в себя раненный захрипел и открыл глаза. Он разлепил рот, силясь произнести какие – то слова, но изнутри вырвался лишь сдавленный стон. Попытавшись пошевелиться, парень снова потерял сознание.

– Ну чего ты рот раскрыла, Малика! – укорил жену Асланбек. – Давай быстро чем перевязать и бегом за Исой. Скажи: раненному помощь нужна его. О том, что он русский, не говори пока!

Иса вскоре подошёл. Это был высокий худой старик с колким взглядом синих глаз из-под мохнатых густых бровей. Взглянув на лежавшего перед ним раненного, он в раздумье пожевал губами, потом повернулся к хозяину и окинул его хмурым взглядом:

– С каких пор ты, Асламбек, о русских заботиться стал?

От такой неожиданной прозорливости старика тот пришёл в замешательство. Отведя глаза в сторону, он некоторое время молчал, но потом решился. С жаром он принялся рассказывать Исе всё произошедшее за последний час с его детьми и их неожиданным спасителем. Иса выслушал говорившего и молча осмотрел раненного. Затем поднял голову и, обращаясь к замеревшим возле него хозяевам, сказал:

– Раны тяжёлые, но спасти можно.

Через полтора часа старик вымыл руки и, отдав полотенце Малике, обратился к Асланбеку:

– Что от меня зависело, я сделал. Теперь его жизнь в руках Аллаха и ваших.

– Спасибо, уважаемый, что помог нам, – поблагодарил старика хозяин – но как ты догадался, что перед тобой русский?

Иса насмешливо посмотрел на него и, уже у порога ответил:

– Был бы наш – весь дом твой его родичами и друзьями набит был. И перевязан он был бы в свежие бинты. Да что говорить: везли бы его сейчас срочно к врачу или врача к нему, а не прятали, как ты… Увози ты его отсюда. Знаешь ведь наших! Русского долго не утаишь, к концу дня уже у тебя будут…

Проводив старика до ворот, Асланбек возвратился в дом и, задумавшись, остановился перед приходящим в сознание раненным. Подумать было о чём. С одной стороны: о своей безопасности и безопасности своей семьи особенно волноваться не приходилось, так как Асланбек и Малика принадлежали к наиболее влиятельному тейпу в селе. Но, с другой стороны: никаких гарантий безопасности этому русскому парню Асланбек дать не мог. Положение усугублялось так же тем, что большинство тейпа к тому времени уже приняло вахаббизм и все сколько-нибудь важные вопросы рассматривало со своей, довольно непредсказуемой точки зрения. О наводнивших же за последние дни село пришлых вооружённых формированиях говорить вообще не приходилось. Было ясно, что долго прятать у себя раненного опасно, и прежде всего для него самого. «Может быть, отвезти русского на машине отца прямо к окопавшимся в часе езды военным?» – напряжённо размышлял чеченец – «Но сейчас, как никогда, все подступы к ним перекрыты нашими… Даже если удастся прорваться через них, то сгоряча подстрелят военные! Да и обратно дорога будет заказана: увидев, что я русским раненного возвратил, боевики поступок мой безнаказанным не оставят! Нет, прежде с отцом необходимо посоветоваться. Да и без машины его мне не обойтись».

Приняв решение, Асланбек поручил заботы о раненном своей жене и направился к отцу. Отец его проживал в двадцати минутах ходьбы. Шагая по улице, Асланбек обратил внимание на царившее повсюду оживление. Высыпавшие за ворота своих дворов селяне громко выражали радость по поводу уничтожения русской колонны. Смеясь, они в который раз пересказывали друг другу о произошедших с ними событиях, не уставая делиться свежими впечатлениями.

– Аслан! – окликнули его вдруг со стороны собравшейся у забора группы мужчин.

Асланбек остановился и увидел неторопливо приближавшегося к нему своего дальнего родственника.

– Здравствуй, Хож-Магомед! – шагнул навстречу Асланбек, подняв обе руки для приветственных объятий.

Обнявшись, родственники обменялись парой необходимых при встрече фраз.

– Послушай, Асланбек! – наконец перешёл к делу Хож-Магомед – Всё село гудит: обсуждают произошедшее с твоими детьми. И конечно, все знают, что русского ты у себя в доме прячешь.

– Откуда знают? – насторожился Асланбек.

– Да не трудно догадаться! – усмехнулся собеседник. – После боя его среди трупов боевики не отыскали, а то, как ты перед этим раненного на себе тащил – многие запомнили.

Хож – Магомед помолчал, равнодушно глядя в сторону, и добавил:

– Ты дом свой надолго не покидай, а то в твоё отсутствие гости незваные навестят…

Поблагодарив родственника, Асланбек поторопился продолжить путь. Отец был дома. Шестидесяти лет от роду, он мало чем напоминал старика. Невысокого роста, худощавый, он сохранил ещё подвижность тела и остроту ума. Вот и сейчас отец, несмотря на всё неутихающую суету вокруг, занимался хозяйством. Война войной, а корова да куры с утками ухода за собой требовали всё так же. Где-то внутри дома хлопотали мать и младшая сестра.

Поздоровавшись с отцом, Аслан прошёл с ним в дом. Мать увидела сына и бросилась было накрывать на стол, но тот остановил её, сообщив, что пришёл не надолго. В зале Усман сел на диван и остановил взгляд на сыне. Асланбек был у него старшим. Рождённая второй дочь уже восьмой год была замужем и проживала с мужем отдельно, в соседнем селе. Самая младшая, Имани – смешливая девушка семнадцати лет, проживала с ним и была самой любимой. Но был ещё и четвёртый ребёнок, о котором старик в последнее время старался молчать. Двадцатичетырёхлетний Салавди два года назад связался с вахаббитами и вскоре стал одним из них. Ошарашенный его признанием, Усман сначала пытался разубедить сына, но в ответ слышал лишь презрительный смех. С каждым месяцем Салавди отдалялся от него всё дальше и дальше, и наконец старик понял, что с сыном ему разговаривать просто не о чем. С тяжёлым сердцем отец смотрел на поздние возвращения сына с очередных вахаббитских сборищ. Встречая его, он пытался вглядеться в ставшую привычной пустоту его глаз, но Салавди проходил мимо, не обращая внимания на попытки Усмана завязать разговор. Отец понял, что этого сына он потерял. И всё же сердце не хотело смириться с горем, не могло согласиться, что родной, взращённый им человек теперь почитает других, совершенно чужих людей и полностью зависит от них как в своих действиях, так и в душевных устремлениях.

Сегодня, при первых подаваемых сигналах тревоги, Салавди выбежал со двора и до сих пор Усман не знал, жив ли он. Занимаясь починкой крыльца, старый чеченец старался гнать чёрные мысли, но всё же он в который раз задавал себе вопрос: чего больше для него в возможной смерти Салавди – горя или облегчения? И всё же старик волновался за младшего, хоть и не хотел признаться себе в этом. Вот и теперь, глядя на встревоженного Асланбека, Усман продолжал думать о Салавди. Асланбек начал говорить и вскоре рассказ его полностью завладел вниманием старика. Когда сын закончил, воцарилось молчание. Наконец Усман заговорил:

– Дело серьёзное и на решение требуется время. Одно могу сказать сразу: сегодня русского никуда вывезти не удастся…

Со двора послышался шум. В помещение быстрым шагом вошёл возбуждёный Салавди. С неприязнью взглянув на старшего брата, он, не здороваясь, бросил:

– И ты уже здесь!

– Зачем ты так с братом, – укорил сына старик. – Аслан за помощью пришёл, к родным людям, не чужим…

– Знаю я, за какой помощью! – не дослушав отца, воскликнул вахаббит. – С каких это пор мы, Ганиевы, взбесившихся рабов укрываем? До того дошёл, что недобитую русскую собаку к себе в дом притащил!

– Этот человек моих детей спас – поднял голову Асланбек.

– Да слышал я, как спасал он их. Сбежать он хотел от наших, а ими прикрывался всего лишь. А когда увидел, что не получается у него, так обратно возвратился.

– Этого русского я никому не отдам! – начиная терять терпение, поднялся со стула Асланбек – прежде чем к нему подступиться, тебе с братом разделаться придётся!

Салавди в ярости сверкнул глазами. Сглотнув пересохшим горлом слюну, он с искажённым в усмешке ртом бросил:

– Понадобится – я сам с тобой разделаюсь. А пока старший решил этого недобитка на нашего дядю обменять. Или что, он позабыт вами уже?

– Почему же позабыт, – поспешил заверить сына Усман – помним. Ты сам-то не забывай, что тебе Ибрагим – дядя, а мне – родной брат.

– Тогда о чём мы спорим здесь? – непонимающе развёл руками Салавди – Может быть, этот русский и захватывал его в доме неделю назад.

Вахаббит обвёл обоих насмешливым взглядом и, не дождавшись ответа, уже другим, не допускающим возражений тоном добавил:

– Пусть этот раненный у Аслана пока находится, а мы чуть погодя на русских с предложением обмена выйдем. И не пытайтесь его отсюда вывезти, всё равно перехватим: не в селе, так у русских под носом. А в тебя тогда я лично пулю вгоню!..

– Послушай меня, сынок… – попытался остудить разгоревшиеся страсти Усман. – Если так поступить, то вся наша семья позором покроется. И скажу тебе как отец…

– Нет у меня отца! – решительно пресёк рассуждения старика вахаббит – теперь у меня только один отец – духовный!

Салавди подхватил прислонённый к стене автомат и поднялся со своего места. Пройдя несколько шагов к выходу, он обернулся:

– Я со своими дальше ухожу русских бить, а по возвращении зайду к тебе, Аслан, на недобитка твоего посмотреть. Кстати, пока ты его выхаживаешь, другие мужчины за тебя землю нашу с оружием в руках очищеают. И среди них ваших немало, старой веры!

Оборвав речь, вахаббит развернулся и стремительно вышел из дома. В комнате повисла напряжённая тишина. Усман сцепил в замок трясущиеся мелкой дрожью руки и втиснул их между угловатых колен. Он тяжело вздохнув и вдруг осипшим голосом произнёс:

– И ты прав, Асланбек, и Салавди тоже по-своему прав. Дядю тоже выручать надо. Хоть и вахаббист он, а всё же нам близкий родственник. Пусть раненный пока у тебя побудет, может и выживет. Я завтра Имани к тебе пришлю – поможет вам его выходить. А там Аллах рассудит.