В тени отца

Да, этот с виду немощный старик – мой отец, единственный и неповторимый Петр Романов собственной персоной, чьим жалким подобием я являюсь. Когда-то давно шестидесятитрехлетний профессор артефакторики женился на собственной несовершеннолетней студентке, что повлекло за собой грандиозный скандал, переезд в глушь и через девять месяцев – меня. Надо впрочем признать, что до смерти матери он так не выглядел: одаренные в большинстве своем после определенного возраста смотрятся не на прожитые года, а так, как себя ощущают. И пять лет назад этот человек в одночасье из цветущего мужчины превратился в ту развалину, что я вижу сейчас.

Долгое, очень долгое время я считал, что это справедливо.

Но все-таки…

Машкин обрыв – назван, конечно, не в честь сегодняшней Машки, а по имени какой-то другой несчастной, – он регулярно собирал дань из человеческих жизней. Шесть метров высоты, острые камни внизу… В мэрии давно идут разговоры, чтобы как-то его оградить, обезопасить, но пока там до сих пор ежемесячно бьются машины. А на мне, не считая мелких царапин, ни одного ушиба. Сделанная им защита спасла.

Так может быть это я неправ? И может быть есть что-то, непосильное и ему?..

– Папа! – давно и прочно забытое слово тяжело протолкнулось сквозь горло, – Пап, ну что ты сидишь на холодном полу!

Опустившись перед отцом на корточки, я стал закидывать его руку себе на плечи. При всей своей ненависти мне никогда не приходилось сомневаться в том, что я – тот единственный человек, кому он никогда не причинит вреда.

– Папа… – свободной рукой он погладил мои мокрые волосы, – Как давно ты меня так не называл, сынок…

– Пап! Тебе вредно тут сидеть, пойдем спать!

– Мне уже все вредно. – Но он не сопротивлялся подъему и походу в сторону спальни. Николай с дядькой Рафом облегченно переглянулись, Коля бросился подставлять свое плечо с другой стороны, а Рафаэль придерживал перед нами двери.

– Точно! И пить столько вредно! Вот зачем ты пил?

– Сынок… – уже лежа в постели, он никак не выпускал мою руку из своей, – Когда-нибудь я умру с твоим именем на губах…

– И нафига мне такое счастье? Живи, давай! Умирать он собрался!.. – проворчал я напоследок, покидая отцовскую комнату.