В тени отца

Глава 18

Наслаждаться заканчивающимся сезоном белых ночей Петербурга мне не давал бесконечный оправдывающийся зуд Санчоса:

– Кабан, это какое-то недоразумение! Кабан, ну, Кабан же!!!

– Саня…

Хлопок, раздавшийся из подворотни, являлся выстрелом – звук пропевшей рядом пули я ни с чем не перепутаю!

– Саня! – группируясь и скрываясь в тени забора, я обратил внимание на школьного приятеля, все еще стоявшего на виду и недоуменно рассматривающего окровавленную ладонь, отнятую от бока, – Санчос!!!Саня…

Никто и ничто не совершенно! Моя защита не поглощала пули – она их отклоняла. Отклоняла в сторону, заставляя огибать мое тело примерно на полтора метра, за точку отсчета принималось положение в пространстве колец… На те самые полтора метра, дистанцию в которые соблюдал Санчос, шагая чуть позади, видя мою злость на него и на бесполезно убитое время…

– Санчос…

Еще один выстрел, еще одно срабатывание защиты, и дурацкий немыслимый рикошет от решетки забора в плечо всё еще стоящего качающегося на середине улицы парня! На вспышку из темноты зарядил всем имеющимся в распоряжении арсеналом по предполагаемому укрытию стрелка.

– Санчос, как же так?.. Санчос, слышишь меня?.. – подполз к товарищу, утаскивая его стонущее тело в тень, – Сейчас, сейчас, потерпи…

Новых выстрелов не последовало: то ли стрелок ушел, то ли его достал мой ответ. Судорожно роясь по карманам, я с ужасом соображал, что ни одна из моих безделушек не рассчитана на такое развитие событий! И помочь сейчас натужно дышащему Санчосу мне банально нечем, кроме прижатого к одной из ран носового платка, впитывающего любую жидкость, Охренеть, какая помощь!!!

– Бе-ги… – просипел однокашник, заваливая голову набок. Слава богу, это был всего лишь обморок!

Издалека послышались свистки городовых, следом запели сирены.

– Держись, Санчос! – промямлил я, поднимаясь с колен – Вот так! – прижал его бесчувственную руку к ране, зажимая платок.

Не-на-ви-жу!!!

Весело лепетавшую Машку я встретил с тяжелым сердцем. Если бы ни обещание, данное старику и ей – хрен бы я куда-то сдвинулся после бессонной ночи. Брошенный посреди улицы раненый Санчос не выходил из головы: как он? жив ли? Утренняя городская пресса отделалась коротким сообщением о перестрелке в районе Летнего сада, подробности, если они будут, ожидались в следующем выпуске, до которого терпеть сутки. Поэтому собирался крайне неохотно и через силу.

– Пошли! – хмуро ответил на радостный щебет Марии.

– У тебя болит голова? – проницательно спросила подруга по несчастьям.

– У меня болит все мирозданье! – недовольно оборвал ее любопытство.

Опять визитка сторожу, снова подъем на третий этаж…

– А вот и виновник торжества!!!

Оценивая из затейливой, приданной чужими усилиями позы мизансцену со спокойно восседающем на стуле Веллером, окруженном примерно десятком людей в форме, досадливо оглянулся на забившуюся сбоку в чужих руках Машку: девчонка-катастрофа в своем репертуаре – снова не в том месте и не в то время! Талант, однако!!!

Самуила Иоганновича я переоценил… Или нет, неправильно… имел ли я право вообще оценивать его?.. Кто он мне?.. И кто ему мы?

С риском для ушей на меня натянули леску с подвешенной блямбой – переносным «пустотником» – я наконец-то вспомнил, как нормально называется обезмаживатель! Очень «важное» сейчас достижение!

А после того, как «пустотник» заработал, грубые ладони зашарили по телу, выискивая и снимая заготовки. Серебряную цепочку с медальоном сорвали первым делом. На съеме колец замешкались – из-за суставов те никак не хотели свинчиваться, но спустя много мата и пролитого на спину мыла я впервые за много лет оказался с голыми руками. А психологически – будто на самом деле голым. А дальше пошел тотальный шмон – меня даже в полиции так не тщательно не обыскивали: на одежде в местах утолщений ножом вспарывались швы, и ладно бы только там, где действительно было что-то запрятано! Но нет – на всякий случай бесцеремонно взрезались любые подозрительные места. За пять минут костюм превратился в живописные лохмотья, державшиеся исключительно на честном слове, несколько раз нож чувствительно проехался по телу, оставляя неглубокие раны. Ботинки даже проверять не стали – просто сняли и отшвырнули. Зато горка поделок на столе росла, на некоторые даже бывший ректор косился, напялив на нос огромные очки. Мамин медальон он почти сразу выделил из кучки, отложив в сторону.

– Готово! – отчитался один из пленителей, – Больше ничего нет!

«Ну-ну, зря вы так считаете! Жаль только, что пока украшение на груди, все оставшееся бесполезно!»

– Долгожданная встреча! – из сонма наводнивших комнату людей выступил на середину помещения взрослый мужчина в полковничьем мундире. Из-под занавесивших лицо волос попытался присмотреться к «родственничку» – ненавистный голос я сразу узнал, – Ну, здравствуй, брат!

– Я у родителей был единственным сыном!

Хлесткая пощечина разбила нос до крови, которая закапала ровными кружочками на пол.

– Не надо так разговаривать со старшими!

Еще от одного удара солоноватый привкус появился во рту.

– Олег, займись! – отдал он распоряжение, отворачиваясь к столу. От заступившего свет гвардейца ожидал удара под дых, но меня всего лишь заковали в наручники и стреножили. Со стоном наконец-то выпрямил неестественно напряженную спину.

– Он?! – спросил у Веллера «брат», принимая на ладонь медальон.

– Похоже, он! – подтвердил артефактор.

– Ключ… – вожделенно выдохнул полковник, раскрыв и пачкая медальон бурыми отпечатками, – Я проверю! – и выскользнул за дверь, оставляя нас в обществе своих шестерок.

Как я изучаю незнакомый артефакт? Я его долго-долго рассматриваю со всех сторон, запоминая все особенности. Ищу стыки и сколы. Определяю начало схемы. Предельно аккуратно снимаю защитные поверхности, если они есть. А потом, не торопясь, выписываю на бумагу все увиденные последовательности рун. И только сто раз всё пересчитав и перепроверив, активирую. Это я. Подозреваю, что Веллер, проводивший нечитаемым взглядом Максима Романова, привык обращаться с чужими неизвестными изделиями примерно так же.

А этот? Схватил, открыл, полапал испачканными в чужой крови пальцами, понажимал на все выступы и выемки. Даже не понял, отчего тот заработал… Что-то у меня всё больше сомнений, что мы дети одного отца… К тому же не видел я в этом светловолосом мужчине никаких признаков родства со мной.

– Петр, прости… – отвлек от роящихся мыслей Самуил Иоганнович.

«В аду простят!»

– Откуда вы знаете про ключ? – спросил у отцовского друга.

– Разговорчики! – вмешался один из охранников, нанося несильный удар по печени сзади. Действительно несильный – так, только для порядка.

– Петр… когда-то говорил… лучшее творение Нади… ключ ко всему… – прошамкал старик, постаравшись незаметно поправить зубной протез.

– И вы думаете, что это медальон?.. – новый полученный удар был уже не таким аккуратным. Разогнувшись, мстительно сплюнул юшкой на ковер.

– Петя!.. – всхлипнула в боковом зрении Маша.

– Он им как-то хвастался… – ответил хозяин квартиры.

«Вот, значит, от кого пошла гулять байка…»

– Это точно он!!! – появился в дверях полковник Романов, жадно наглаживая совместную поделку Креста и отца, придуманную мамой, – Игорев! – дал знак брат одному из подручных.

Стоящий за спиной Веллера молодчик идеально мягким спокойным движением перерезал бывшему ректору горло. Вот так и надейся на защиту!

Старика было не жалко, но все же согнулся в сухих рвотных спазмах – после ночной перестрелки кусок в горло не лез. Зато за нас двоих где-то в сторонке старательно вывернулась наизнанку Машка. А потом… боль, звенящая башка, заполнивший все легкие металлический запах крови… тщательно задавливаемое слово взбунтовалось, и я бросился на его виновника.

Вершинин – хороший учитель, я даже смог достать ненавистную рожу.

Зато после…

– Петя! – жалобно блеяла Машка.

– Жить буду… – прохрипел я, с трудом отрывая задницу от пола.

– Грузите! Государь желал его видеть! – последовал новый приказ.

– А?..

– Ее тоже, пусть будет…

Первый и единственный плюсик в пользу «брата»: он не стал отдавать приказ убить Машку. Что-то человеческое в нем еще осталось.

Меня конвоировали по лестнице, постоянно пихая в спину, зато невезучая девушка удостоилась сомнительной чести проехаться на руках одного из Романовских подручных – ноги ее не держали. Моя психика, видимо, чуть-чуть закалилась видом так же погибшего Мурзы – собственно, это был единственный простой и надежный способ убить человека – обладателя оберегов. Вот так ласково, мягко… красно-красно…

Дернув гудящей головой, попробовал переключиться на другое: моему пониманию не поддавалась легкость, с какой пожертвовали ученым с мировым именем! И совершенно непонятно: зачем? Ведь он же сам настучал о моем приходе, для того и потребовался дополнительный день между встречами. Зачем?!

Свидетель.

Он стал свидетелем слабости цесаревича, не способного обуздать без дополнительных средств артефакты своих предков.

Безумец, который уже больше двадцати лет идет к своей цели. Мне, в общем-то, плевать, о высокой политике я никогда не задумывался, но даже меня уже достало наблюдать творящиеся со страной за последние полгода перемены. А от мысли, что он может наворотить, заполучив власть над державными символами, передернуло. Епта, кажется, я тоже становлюсь в этом вопросе идейным!

Хорошо я отвлекся! – даже не заметил, как нас запихали в кузов машины! Аккуратно попытался пристроиться на скамье, выбирая положение, при котором бы меньше болело. Напрасно старался – полковник, потирая припухшую содранную щеку, решил, что еще не всю злость выместил:

– Как же мне надоело гоняться за тобой, щенок! – от новой пощечины голова дернулась и встретилась затылком с внутренней обшивкой автомобиля, – Два! Года! – за каждым словом следовал новый удар, – Два! Долгих! Года!

– Вашсокобродь, – смущенно прервал экзекуцию один из его верзил, – Вашсокобродь, вы бы сели… сейчас тронемся…

Недовольный «брат» сел на скамью напротив, достал из кармана платок и стал тщательно оттирать руки от моей крови. А потом вдруг подскочил, стукаясь макушкой о потолок корпуса машины, и по-новой зарядил по уже изрядно опухшей скуле, кроша пару зубов слева. Чувствую, если выйду живым из этого приключения, то снова надолго перестану быть красавчиком.

– Все-все-все! – объявил он насторожившимся подчиненным, усаживаясь на место, – Уже успокоился.

Нашу красивую компанию провели в Зимний закоулками через какой-то черный ход, но потом потащили прямиком в большой тронный зал. Нацепленный «пустотник» заставлял потоки магии огибать мое тело, но магическое зрение действовало от сил самого мага, а я теперь был далеко не самым слабым представителем этой части человечества. Поэтому видел, что за весь путь нам так и не встретилось ничего сложнее, чем сотни настроенных на определение «свой-чужой» элементов.