Дым отечества

Из личного дневника достопочтенного И. Бурхарда, секретаря Его Святейшества

«В субботу 10 октября утром Святейший Папа наш поехал в Остию Тибрскую для охоты и развлечения и с ним высокочтимые синьоры кардиналы Лиссабонский и Эстский в сопровождении 200 всадников и 400 пехотинцев под командованием капитана Лорки; он оставался там до четверга 15 октября, когда поздно вечером вернулся в Рому.

Произошедшее в Фаэнце беспокойство стало источником немалой тревоги для Его Святейшества. Случилось так, что во время публичной казни, совершавшейся в городе, веревка под одним из преступников оборвалась и он упал на землю, не понеся худшего ущерба, чем несколько сильных ушибов. Поскольку был он младшим и в деле наименее виновным и уже успел возбудить к себе сочувствие, горожане, привыкшие уже всюду искать знаков и знамений, решили, что стали свидетелями суда Божия, и, наложив руки на стражу и помешав ей далее вершить правосудие, перенесли преступника в ближайший монастырь, пользовавшийся как естественным правом убежища, так и особыми свободами, дарованными прежними правителями города.

Приор же монастыря, не желая ущерба чести, отказал судебным властям в выдаче. Наместник Романьи, узнав о произошедшем, явился в город, силой изъял юношу из монастырской церкви, где тот пребывал, и велел повесить его на решетке монастыря. Он также велел схватить всех, кто участвовал в столкновении, и не выпускать, пока не выплатят они штраф в 10 тысяч дукатов за нарушение мира.

Узнав о том от кардинала Эстского раньше, чем от жителей Фаэнцы, Святейший Папа, опасаясь восстания в городе, приказал выпустить горожан и подтвердил право монастыря на предоставление убежища любому, кто о нем попросит, однако установил срок в течение которого должно быть проведено расследование, и признанного виновным разрешил брать от алтаря для казни. Действия же наместника признал верными.

Услышав от доверенного капитана, что его распоряжение нанесло обиду сыну Святейшего Отца, и стало причиной того, что знаменосец Церкви не посетил родителя в Роме, как намеревался ранее, Его Святейшество так огорчился, что покинул пиршество и со слезами и жалобами затворился в своих покоях».

— Месяц назад Его Святейшество изволил милостиво поинтересоваться в моем присутствии, почему Его Светлость проследовал из Феррары прямо в Капую, не заезжая домой, как намеревался. В то время, к глубочайшему моему сожалению, у меня не было ответа на этот вопрос, я сам терялся в догадках. Однако, я, как верный слуга Его Святейшества не мог не стремиться к установлению истины и теперь мои знания в распоряжении…

— Короче.

— По дороге из Феррары Его Светлость получил письмо от советника Асторре Манфреди. В письме излагались подробности того случая в Фаэнце.

«В воскресенье 25 октября Святейший Папа, прослушав литургию в своей палате, в четыре часа сказал мне, что он намерен отправиться к церкви святой Марии Маджоре. В этом нашем переезде участвовало большое количество вооруженных людей, вопреки обыкновению, что всеми весьма порицалось.

Впереди кардиналов шли многочисленные стрелки и отряды вооруженных людей, и еще больше следовало с копьями и в полном вооружении за прелатами, ехавшими после первосвященника. Даже правитель города с хранителями и начальниками отдельных участков и многими служителями конными и пешими оказывались в различных местах и на площадях следом за Папой. Поэтому Его Святейшество распорядился, чтобы капитаны Церкви у ворот дворца шли между кардиналами и Его Святейшеством, а начальники вооруженных людей следовали бы после медиков и впереди прелатов, помогающих Его Святейшеству. Это шествие тянулось по всей площади св. Петра. Усматривая в этом извращение порядка, я сказал Святейшему Папе нашему, что это совсем неудобно, умолял Его Святейшество добрым убеждением, чтобы было предоставлено мне дать им соответствующее место, на что Его Святейшество мне сказал, чтобы я их поместил впереди названных капитанов и после всех кардиналов. Узнав от меня, что это оскорбило бы многих кардиналов, Папа поручил мне, чтобы я им дал место впереди креста, после наших вооруженных, которые влились туда же в увеличенном количестве, с длинными копьями, обнаженными мечами, со стрелометами и разного рода оружием. При этом между вооруженными происходили многие стычки, а некоторые покинули шествие».

— Ваше Святейшество, Джанэванджелиста Манфреди оставил процессию, непочтительно высказываясь и оскорбляя святых божбой.

— Да там все оскорбляли… кроме разве что меня… и моего секретаря. Покинул процессию? Как это покинул? С кем этот щенок поссорился, что ему драться там же приспичило? Кого убили?

— Не имею достоверных сведений, Ваше Святейшество, там было несколько ссор. Убили двоих слуг из дома Монкада…

— Так выясните, прежде чем докладывать! Превратили святой город в балаган! До церкви дойти не могут, чтобы не передраться! Это даже не петухи — те умнее! Дурачье… и вы тут — почему вы вечно ничего не знаете? Еще раз услышу такое… Вон! А младшего Манфреди — под арест в его покоях. Он меня видеть не желает — так и я его не хочу.

«В среду 4 ноября, Его Святейшество Папа направился в Сермонету в обычном сопровождении пятидесяти всадников, сотни пехотинцев, а также придворных и кардиналов.

Вняв многочисленным жалобам и выслушав советы доверенных лиц, Его Светлость, герцог Беневента и Романьи, повелел избавить от налогов все сельские рынки, при условии что общины возьмут на себя их благоустройство, а также оплатят содержание службы, призванной следить за чистотой и качеством товара, половину же взимаемых штрафов будут вносить в казну.

Его Светлость также обратился к Его Святейшеству с просьбой изъять должность исполнителя, взыскивающего церковные недоимки, из рук кардинала Моденского, ибо из достойных доверия источников ему стало известно, что последний, несмотря на присущие ему щедрость и великодушие, чему свидетельством и те благодеяния, которыми Его Высокопреосвященство почтил и мою скромную особу, чрезмерно строг к бедным людям и немилосердно утесняет неимущих должников, хотя бы и до смерти, что не подобает его сану и — что несомненно является более важным в глазах Его Светлости — лишает их возможности заплатить долги в будущем. Такое решение, будь оно принято, вызвало бы немалое ликование».

— Ваше Святейшество, раньше жалобы на притеснения направляли лично вам, потом Его Светлости герцогу, а теперь…

— Ну зато теперь они и разбираются быстрее? К тому же сам этот юноша только советует…

— Вашему Святейшеству известен был человек, который всегда давал хорошие советы… и который оказывал благодеяния всем, с кем встречался.

— Капитан, почему бы вам не написать об этом Его Светлости?

— Его Светлость оставляет без внимания мои жалобы на Манфреди. Этот жалкий интриган сеет рознь между Его Светлостью и его верными слугами. Осмелюсь напомнить Вашему Святейшеству, что в этот раз он посягнул и на ваших.

«Во вторник 17 ноября была литургия в церкви св. Георгия. Папа ехал с капитанами Церкви и вооруженными всадниками и пехотинцами таким образом, что впереди себя имел около 100 стрелков и столько же позади себя, от чего был большой шум и давка.

*** обратился ко мне с просьбой походатайствовать перед Его Святейшеством, ибо синьор де Лорка, узнав, что в канцелярию Его Святейшества поступила некая жалоба на его особу, явился туда лично и, требуя, чтобы ему передали этот документ, был столь груб с несколькими писцами, что трое от такого обращения заболели и ныне все молятся об их здравии».

— Ваше Святейшество, вы знаете, что герцог Романский не терпит, когда подчиненные ему люди чинят обиды его подданным. Особенно, если речь идет о новых его подданных. Это одно из немногих преступлений, за которые он не оказывает никакого снисхождения. Ваше Святейшество, даже будь я не согласен с этой политикой, а я с ней согласен, воля Его Светлости для меня — закон. Я лишь хочу сказать, что подлый доносчик знал, в чем меня обвинить… армиям Его Светлости нужен провиант. Год был неурожайным, крестьяне недовольны. Они не желают платить, они пишут жалобы, не платят долгов, подделывают расписки, на какой угодно святыне поклянутся, что уже сдали все, что положено. Нескольких особо злостных мошенников я повесил. По суду, при свидетелях, но вы же понимаете, что из этого можно сделать при желании.

— А что, делу можно помочь побоями писцам? Оскорблениями моим секретарям? Вы грубы и невоздержанны, и смеете буянить в нашем дворце!

— Умоляю простить меня, Ваше Святейшество! Мне сообщили, что змеиное отродье собрало против меня все жалобы этих лживых крестьян, прячущих зерно. Мне есть чего опасаться, он угрожал мне при свидетелях, при капитанах Бальони и да Фермо, что наведет на меня законный гнев Его Светлости! Несправедливость возбудила во мне гнев и я неподобающе забылся…

— Вы неподобающе забылись, оскорбили моих людей, оскорбили моего сына… да мало ли чем вам там грозил щенок, которого герцогу вздумалось пощадить? Чтобы Его Светлость приказал казнить верного человека по черти-чьему, прости Господи, доносу, не разобравшись в деле… да вы пьяны, должно быть. Я слезы не пролью, если завтра эти Манфреди выпьют воды из Тибра и помрут от черного поноса — но речь идет не о них. Что вы о себе возомнили?

«Выслушав мою просьбу, наш Святейший Отец в четверг 19 ноября после литургии пригласил к себе капитана де Лорку и имел с ним конфиденциальную беседу в своих покоях в течение часа. В ночь на пятницу капитан с вооруженными людьми числом до пятидесяти после заката отправился в замок Святого Ангела, где и совершилось бесстыдное злодеяние против братьев Манфреди. Убитые были раздеты и брошены в Тибр.

Узнав о том немедленно от замковой стражи, Его Святейшество вознегодовал и изгнал Рамиро де Лорку из города Ромы, велев покинуть город не позднее утренней зари и в Чезене дожидаться суда Его Светлости герцога».