Дым отечества

* * *

— Вы заметили? — говорит Альфонсо д'Эсте мастеру-артиллеристу. — Старший молодой Манфреди к концу вечера с трудом держался на ногах. А он ведь почти ничего не пил. Это не только осада, юноша явно слаб здоровьем.

Он слаб здоровьем, не говорит серая цапля, и никто не удивится, если через год-полтора он умрет — скажем, от чахотки.

— Заметил, — кивает Делабарта. — Жаль. Ему будет мешать.

Цапля приподнимает бровь. Юноша ему понравился, как и большинству присутствующих, хорош собой, учтив, явно неглуп и смел, — но он обречен, увы. Должно быть, наместник Имолы еще не слишком разобрался в политике полуострова; а может быть, лучше самого Альфонсо разобрался в характере герцога Беневентского.

— Вы хотите сказать, синьор Делабарта…

— Хочу. Какого черта? Очень удивлюсь. На юге посмотрим, как они. — Выпив вдоволь вина, Делабарта просто говорит еще отрывистей, чем обычно. А встает и идет совершенно ровно.

Цапля, которая, наоборот, пребывает в совершенно ясном рассудке, но боится при ходьбе пересчитать все углы, смотрит вслед. За опустевшим столом он остался в одиночестве. Ужин кончился, вечер кончился, праздничная ночь кончилась, осада кончилась.

Завтра начнется совсем другое. Придется считать деньги и орудия, засылать сватов, торговаться за каждый шаг. Феррара — не Фаэнца. Феррара может и устоять. А если не устоит, эта победа станет для армии Корво последней. Потом на него налетят шакалы и разорвут. Поэтому Феррара признает права Святого Престола. И заплатит в знак этого признания сумму. Символическую — какую и следует ждать от близкой родни. И получит назад во много раз больше.

«Мой высокочтимый отец и господин, Северный Ветер. Я полагаю, что Его Святейшество согласится на наши условия и не нарушит договора, пока ему это будет выгодно».

Пока его сын не объединит Полуостров, что произойдет нескоро.

Интересно все же, что станет с братьями Манфреди. И хочет ли кто-то из нас жить в мире, где можно вот так запросто не убить человека, который тебе опасен?

Рома, 1348