Спасение Рейн

ЭПИЛОГ

КАЖДЫЕ ДВЕ НЕДЕЛИ

Жил-был человек по имени Солджер Мэйсон, которому с самого рождения говорили, что тот станет героем и спасителем, и он принял это близко к сердцу. Поэтому продолжал жить в серой зоне между черным и белым, делая то, что, как парень знал, было неправильным, но чтобы сохранить сердце на грани правильного, ни разу не дрогнув, стараясь выполнить данные им обещания защищать других любой ценой.

Так Солджер и поступал — до той ночи, когда дважды умер. Пока его не освободили и не вернули в этот мир, чтобы он начал третью главу своей жизни, неотягощенную клеймом, которое тот носил с самого первого появления в этом мире.

Мои колени подпрыгивали под столом, когда я думал об этом человеке.

Теперь я почти не замечал его, когда смотрелся в зеркало. Хотя время от времени замечал в его глазах остатки обиды или намек на прошлое, промелькающий в шрамах, которые он носил. Но я уже был далеко не тем человеком, каким был до воссоединения с Рейн, до той ночи, когда в последний раз спас ее жизнь, а она, в свою очередь, спасла мою.

Солджер Мэйсон, которого я знал сейчас, был другом, мужем и отцом двоих детей. Он был домовладельцем и членом городского совета Ривер-Каньона. Был трудолюбивым работником в местном продуктовом магазине и был рад называть себя партнером в бизнесе. Он был гордым человеком, довольным и удовлетворенным. Но больше всего, и это самое главное, ему было хорошо.

Это место не было похоже на то, куда пошел бы хороший человек, и все же это казалось необходимым. Мысль о поездке туда не давала мне спать слишком много ночей. В конце концов, однажды вечером Рэй убедила меня просто съездить и выкинуть все это из головы, после того как мы уложили нашего двухлетнего сына в его кроватку — с небольшой помощью его старшего брата, который думал, что наблюдать, как Майлз обгоняет нас обоих, было самой забавной вещью на планете.

— Если станет слишком, ты можешь просто уйти, а если нет, то останешься и получишь от этого то, что тебе нужно, — сказала Рэй неделю назад, лежа на нашем диване, слишком измученная, чтобы делать что-то, кроме как обнимать меня за талию. — Но в любом случае ты должен пойти. Я думаю, тебе нужно.

И тогда я подумал, что Рэй права.

Но теперь не был так уверен.

Это было слишком похоже на шаг в прошлое, и каким-то бредовым образом я начал беспокоиться, что начну деградировать, чем дольше пробуду там.

Затем дверь открылась, и я поднял голову, чтобы посмотреть, как передо мной садится другой призрак. Охранник, с которым он пришел, пристегнул наручники к столу, а я смотрел вперед, не в силах оторвать взгляд от последнего живого члена моей семьи.

Леви Стрэттон.

— У вас есть час, — уведомил охранник, обращаясь к нам обоим, прежде чем повернуться ко мне. — Если вы закончите раньше, просто постучите в дверь.

Я кивнул.

— Спасибо.

Охранник ушел, коротко кивнув головой, и закрыл за собой тяжелую дверь, впервые в жизни оставив нас с Леви наедине.

Понятия не имею, как я раньше не замечал, что у нас одинаковые глаза и нос. Наверное, мне просто не приходило в голову присмотреться.

Леви откинулся на спинку стула, изучая меня так же, как я изучал его. Впервые мы принимали друг друга без постороннего влияния. Некого было впечатлять. Не с кем бороться — с этим было покончено; так было уже четыре года.

— Итак, — наконец, произнес он, нарушая тишину, сложив руки домиком на столе.

— Итак, я полагаю, что ты мой дядя.

Леви даже рассмеялся.

— Прости, что огорчил тебя.

Я наклонил голову и пожал плечами.

— Что есть, то есть. Мы не можем выбирать, с кем нам быть в родстве.

Он медленно кивнул, как бы соглашаясь.

— Я слышал, ты умер.

Я поднял два пальца.

— Вообще-то дважды.

Леви откинулся на спинку стула, опустив уголки рта.

— Впечатляет. Но у такого большого ублюдка, как ты, должно быть девять жизней. — Леви скривил губы и опустил взгляд на стол. — Больше, чем я могу сказать о Сете.

В его словах не было ни горечи, ни злости. Только остаточная, затянувшаяся грусть, которая была мне слишком хорошо знакома.

— Мне очень жаль, — сказал я ему. Не для того, чтобы извиниться за свою жену или за то, что она сделала, чтобы спасти наши жизни четыре года назад. Но чтобы выразить свои соболезнования в связи с потерей, которую я считал огромной.

Леви снова встретился со мной взглядом и приподнял подбородок в знак признания тонкой оливковой ветви.

— Эй, око за око, верно? Я снабдил дерьмом твою мать, из-за которого погиб твой лучший друг; твоя женщина убила моего. И кроме того, — он пожал плечами и покачал головой, — я не могу сказать, что этот мудак сам этого не ожидал. В конце концов, что-то должно было его настигнуть.

Услышав из его уст признание в том, что именно он дал моей маме наркотики, которые положили конец жизни Билли, во мне всколыхнулось нечто, дремавшее последние несколько лет. Я научился лучше справляться с горем и печалью, продолжая жить как муж и отец — хороший, такой, какого я бы хотел для себя. Но тот парень остался дома, и Солджер Мэйсон из прошлого боролся за то, чтобы держать руки при себе.

— Ты хотел убить мою маму, — обвинил я, зная, что это правда.

И Леви даже не пытался отрицать это.

— Да, хотел. По крайней мере, так было задумано.

Он выпрямился и поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.

— Ты должен кое-что понять, парень. Это никогда не должно было стать моей жизнью. У нас долгое время все было хорошо. Я имею в виду, что даже в том дерьмовом городке моя семья была в порядке. У нас были деньги. У моих родителей была приличная работа. У нас был хороший дом. Но Дэвид встретил твою маму и сошел с ума из-за нее, хотя мои предки так или иначе угрожали ему, чтобы он не встречался с ней… — Леви грустно усмехнулся и сказал: — Наверное, это не так уж и смешно.

— В любом случае, я ненавидел эту суку за то, что она сделала с ним — ну, со всеми нами, на самом деле, но в основном с ним. Дэвид любил ее. И подарил бы ей весь чертов мир, если бы мог, а потом он ее обрюхатил, и… не знаю. Мы все надеялись, что именно это все перевернет. Типа, если Дэвид будет настаивать на том, чтобы быть с Дианой, то, может быть, рождение ребенка…

— Спасет их? — Я приподнял уголок губ в сардонической полуулыбке. Хотя знал, что он не поймет.

Но Леви кивнул, удивленный тем, что я понял, на что он намекает.

— Да. Именно так. Но, конечно, этого не произошло. Диана скрывала от него ребенка — тебя — черт знает почему. Не думаю, что кто-то из нас понял это. Может быть… Не знаю. Может, она боялась, что мои родители будут бороться с твоими бабушкой и дедушкой за опекунство или еще что-то. Одному Богу известно, что творилось в голове у этой суки. Но она, блядь, погубила моего брата, чувак. Он так хотел тебя.

Мое сердце сжалось от боли за отца, которого у меня никогда не было возможности узнать. Тот, кто хотел меня больше, чем моя мать. Я хотел знать о нем. Каким он был, кем был, сколько его черт я мог найти в себе — все то, что мне никогда особенно не хотелось знать, пока не узнал, что у моего отца есть имя.

Дэвид Стрэттон.

— Потом, после того, как он умер, мой папа… — Глаза Леви затуманились от его собственной печали и боли — то, что я несомненно понимал. — Он ненавидел твою маму, но прошел все круги ада и обратно, пытаясь защитить ее от самой себя — ради тебя. Но стресс и депрессия из-за похорон моего брата довели его до обширного инфаркта. Это убило его, — он щелкнул пальцами, — вот так, прямо у меня на глазах.

Мои губы приоткрылись, и я с трудом сдержал вздох. Давая ему возможность продолжить исповедь. Ту, которую я хотел, но о которой мне даже не нужно было просить.

Похоже, ему нужно было рассказать это так же сильно, как мне нужно было выслушать.

— Мама умерла через несколько месяцев. Пневмония. И что, черт возьми, я должен был делать, а? На тот момент мы с Сетом были вдвоем. Дэвид уже испортил свою репутацию к моменту смерти, так что я решил пойти по его стопам, а что еще мне оставалось?

Тогда я ответил:

— Ты мог бы найти работу, чувак. Мог бы сделать для себя лучше.

Его лицо ожесточилось, превратив его черты в камень.

— О, привет, умник. Я бы пожал тебе руку, если бы не был прикован к этому гребаному столу, — погремел наручниками Леви, чтобы доказать свою правоту.

— Мы все сделали свой гребаный выбор, — продолжил он. — Мы знали, на что шли, но делали то, что должны были делать. Все просто. Я не осуждаю тебя, но тебе, блядь, лучше не осуждать меня.

Я скривил губы, задумавшись на мгновение. И только потом понял, что Леви прав. Возможно, вначале, когда я был наивен и молод, не понимал трагических масштабов того, что делал. Но со временем, когда стал старше и мудрее, понял. Я просто не мог остановиться, пока меня не заставили это сделать.

— Справедливо, — согласился я, склонив подбородок.

Он снова расслабился, совсем чуть-чуть.

— Я не горжусь ни тем, что натворил, ни тем, что случилось с Билли — чертов парень не ожидал такого. Но сейчас мы ничего не можем с этим поделать. Тебе просто повезло, что ты выбрался, когда смог. Сет добрался бы до тебя раньше, чем до твоей мамы.

— Что? — Я открыл рот, потрясенный внезапным откровением. — Я думал…

Глаза Леви чуть-чуть смягчились.

— Я не убивал твою маму, чувак. Когда-то я ненавидел ее, да. Она свела с ума моего брата, убила его, и мне хотелось, чтобы Диана была такой же холодной и мертвой, как он… но… — Леви глубоко вдохнул, а на выдохе сказал: — Я… не знаю… когда тебя посадили, мы… мы переспали, и, кажется, я полюбил ее.

Леви облизал губы и не сводил глаз с цепей, сковывающих его. Скрывая печаль, которую тот хранил в своем сердце, я понял, что кто-то, в конце концов, действительно любил мою маму. Тепло от осознания того, что кто-то заботился о ней — каким бы неблагополучным, ебанутым ни был способ — принесло облегчение, в котором я даже не подозревал, что нуждаюсь, и изо всех сил старался не прослезиться от благодарности, пронизывающей мое нутро.

— В общем, — Леви прочистил горло и тяжело сглотнул, — Сет накачал ее этими гребаными таблетками, а я помог ему скрыть это после.

Я покачал головой, не веря.

— Но я… я сказал копам…

— Ты сказал им то, что, как тебе казалось, ты знал. — Леви посмотрел на меня и приподнял уголок рта, пожимая плечами. — Так что я взял на себя вину.

— Но Сет… — Я откинулся на спинку стула и прижал руку ко лбу. — Он сказал, что ты сдал его.

Леви медленно кивнул, давая мне время, чтобы правда поглотила меня и оставила чувство опустошенности.

— За торговлю, чувак. Не за убийство.

— Господи, Леви.

Я взглянул на дверь, качая головой.

— Почему ты не…

— Мы все кого-то защищаем, Солджер. Но некоторым из нас не дано победить.

Мы были похожи больше, чем я мог себе представить. Когда-то Солджер, которым я был, никогда бы не признался в нашем сходстве или в том, что мы неосознанно шли параллельными путями. Но человек, которым я был сейчас, опустил голову, жалея, что не знал этого раньше. Хотел бы, чтобы мы были рядом, а не враждовали из-за чего? Ссоры, которой у нас никогда по-настоящему не было?