Спасение Рейн

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

СПАСЕНИЕ И ИСКУПЛЕНИЕ

— Итак, по шкале от одного до десяти, насколько тебе здесь нравится? — спросила Рэй, когда мы шли по Мейн-стрит после ужина.

Мой живот был набит, сердце переполнено, и я крепко держал ее за руку. Наша разница в росте, отражавшаяся в витринах магазинов и ресторанов, была почти комичной, и пару раз мне пришлось сдерживать себя, чтобы не рассмеяться. И как бы ни было смешно видеть ее, такую маленькую, рядом с таким гигантом, как я, мне было приятно. Было приятно осознавать, что я могу стать той силой, которой ей так долго не хватало. Ее защитником и силой.

— О, я бы оценил на твердые одиннадцать.

Я взглянул в сторону брата Патрика, Райана Кинни, местного грумера и мастера татуировок, который шел через дорогу с женой и детьми. Они могли бы потягаться с семейкой Аддамс, но никто в городе, похоже, не обращал на них внимания.

Я мог себе это представить.

Поначалу местные жители скептически относились к моему появлению, и я не мог сказать, что подружился со всеми, особенно с миссис Монтгомери, раздражительной старушкой, которая любила поиздеваться надо мной на работе, когда заходила. Но теперь я мог ходить по городу и ни один из них не смотрел на меня настороженно, и знал, что это заслуга меня и той солидной репутации, которую я себе создавал.

Это было хорошее чувство.

— Ого, одиннадцать, да? Это впечатляет.

— Почему? А ты?

— О, — Рэй обхватила мою руку своей другой рукой, — я бы не хотела жить в другом месте, это точно. И я люблю бывать в библиотеке. Быть окруженной книгами — это мое счастливое место.

Я с любопытством взглянул на нее.

— Знаешь, мне никогда не приходило в голову спросить, какие книги ты любишь читать. Я видел, как ты читаешь эти муторные романы, — она ткнула меня в бок за то, что я ее дразню, и я рассмеялся, отмахнувшись от ее руки, — но что еще тебе нравится?

— О Боже, все, — ответила Рэй, легко смеясь и обхватывая мою руку своей. — Нет ничего, что не доставляло бы мне удовольствия; просто нужно быть в настроении. Например, иногда меня захватывает криминальный триллер, а иногда я не могу насытиться ужасами. Несколько лет назад я не могла оторваться от чтения мемуаров и Журналов Путешествий. Как… — Рэй снова рассмеялась, покачав головой. — Я даже не знаю, почему. Я просто не могла насытиться чтением о местах, где никогда не была.

— Ну, в этом и заключается вся прелесть книг, верно? Например, тебе не нужно выходить из дома, чтобы перенестись в другое место, — я улыбнулся ей, и хотя мне было немного грустно, надеялся, что она этого не заметит. — Я имею в виду, что именно поэтому я и начал читать.

Мои мысли вернулись к моей жизни после потери дедули и бабули. Бедность была чем-то новым и незнакомым, ужасающим приключением, в которое я никогда не думал, что мне когда-нибудь придется ввязаться. В один ужасный день, когда мама забыла дать мне несколько баксов на обед, я сидел в столовой, голодный, злой и слишком пристыженный, чтобы что-то сказать кому-то из учителей или помощников по обеду. Я взглянул на едва знакомого мальчишку, увидел, что он читает книгу с мальчиком-волшебником в круглых очках на обложке, и спросил, хорошая ли она. Мальчишка сказал, что это самое лучшее дерьмо, которое он когда-либо читал в своей жизни, и я принял решение пропустить остаток своего бессмысленного обеденного перерыва и взять в школьной библиотеке книгу «Гарри Поттер и философский камень».

Мое падение в кроличью нору Хогвартса было быстрым и желанным, и в нем родилась любовь к чтению. И поверьте, здоровый побег оказался куда более приятным, чем дыра в животе, и это было то, что я унес с собой, цепляясь за каждую книгу, которая попадалась мне в руки, как бедняк за последний грош.

Я не мог представить себе, какой была бы моя жизнь без книг. Где бы был сейчас, если бы у меня не было этих вымышленных друзей, которые держали меня за руку и держали в плену моего воображения? Что бы я сделал по-другому, если бы всегда был полностью погружен в бурную, ужасную реальность своей жизни?

— Почему я начала читать? — задумчиво хмыкнула Рэй, а затем глубоко вздохнула, когда мы свернули на улицу, ведущую к нашему поселку крошечных домиков. — Думаю, сначала это был просто кайф. Моя сестра старше…

— Я не знал, что у тебя есть сестра, — перебил я, пораженный тем, что узнал что-то новое об этой женщине, без которой, как я был уверен, уже не мог жить.

Я всегда хотел иметь брата или сестру. Всегда хотел, чтобы этим братом был Билли, если бы мне удалось добиться своего. Как бы изменилась моя жизнь, если бы это случилось? Разве его мать ненавидела бы меня так сильно, так легко, если бы она была и моей матерью?

Боже, как глупо, что от одной мысли о маме Билли мне захотелось плакать.

Я прочистил горло и моргнул, переключив внимание на симпатичную женщину рядом со мной.

— Да. Только одна. Сторми12. Она живет в…

О Боже. Я не смог удержаться от смеха.

— Ого.

Я надеялся, что не обидел ее, и был рад, когда Рейн рассмеялась вместе со мной.

— О, я знаю. Спасибо, мама и папа, верно? И чтобы ответить на вопрос о моем имени, которое ты написал в своем письме…

Я глубоко вздохнул, вспомнив, что она вообще их читала.

— Мои родители считали, что это очень круто — называть детей в честь их любимого типа погоды, — Рейн рассмеялась и закатила глаза на счет своих родителей, — и по совпадению, мы обе родились, когда шел дождь. Они сказали, что это к удаче или что-то в этом роде, я не знаю. Лично я всегда считала это глупостью. Но как бы то ни было, Сторми сейчас живет в Салеме, так что я вижу ее не так часто, как хотелось бы. Она старше меня на три года, и когда та начала читать, я очень ревновала и заставляла ее учить меня. Я читала все, что попадалось мне под руку, и неважно, что это было.

— Но потом, я думаю, это переросло в увлечение идеей, что эти люди — ну, ты знаешь, авторы, писатели — они могут взять те же двадцать шесть букв и превратить их в нечто совершенно отличное от того, что уже было. Сейчас я не верю, что что-то на сто процентов оригинально, но, тем не менее, ни одна из двух книг не будет абсолютно одинаковой. Для меня это просто удивительно. Это похоже на волшебство.

В ее голосе чувствовалось детское удивление. Это было восхитительно и трогательно, и я подумал, что мог бы слушать ее вечно.

— Тебе стоит написать книгу, — предложил я, улыбаясь ей.

— Мне? — Ее голос был пронзительным и забавным, а ее рука ласково сжимала мою. — О Боже, я не могу. У меня нет такого таланта или творческих способностей. Но я люблю читать то, что пишут другие, и мне нравится вносить свою лепту в то, чтобы их произведения попадали в руки других людей.

Я прижал руку, которую она не держала, к своей груди.

— Что ж, я, со своей стороны, бесконечно благодарен тебе за службу.

Уютная тишина окутала нас, когда мы шли по узкой дороге через наш маленький район с маленькими домами и маленькими дворами к своим домам. Ночь была приятной — достаточно теплой, чтобы быть без плотной одежды, и достаточно прохладной, чтобы наслаждаться ею. Это была моя вторая любимая погода — первой был дождь, — и то, что я разделил ее с Рэй, сделало эту ночь еще более приятной.

«Я не хочу, чтобы это заканчивалось», — поймал я себя на мысли, когда мы приближались к ее дому. Но, конечно, так и было бы, но, по крайней мере, у меня были бы воспоминания, которые составили бы мне компанию на всю ночь. Воспоминания с ней всегда были лучше, чем преследующие меня кошмары из прошлого.

— Знаешь, это реально очень горячо, — сказала Рэй, нарушив тишину своим мелодичным голосом.

Я изогнул бровь от любопытства.

— Что именно?

— То, что ты читаешь.

Мы остановились у подножия ступенек ее крыльца, и я сразу вспомнил, как она впервые поцеловала меня всего несколько недель назад.

— О, ты так думаешь, да? — спросил я, поворачиваясь, чтобы встать параллельно с ней. — Я всегда думал, что это как-то по-ботански.

— О, ни в коем случае, — Рэй посмотрела на меня снизу вверх, ее глаза блестели весельем и безошибочным флиртом. Она расцепила наши руки, чтобы провести линию от запястья до локтя и обратно. — Читающие мужчины обычно умны и чувствительны…

— О, точно, абсолютно, — кивнул я, с трудом сдерживая дразнящую ухмылку. — Например, один мой знакомый, Вульф. Он был большим любителем чтения, как и я. Особенно любил классику. Сверхчувствительный чувак. Однажды он застал другого парня, плачущего по телефону, и он просто, — я взмахнул запястьем для выразительности, — ударил его по горлу книгой, которую тот читал. Сказал ему, чтобы он заткнулся и перестал вести себя как киска. То есть, супер-супер-чувствительный парень.

— О Боже!

Звонкое хихиканье Рэй наполнило воздух вокруг нас, когда она убрала свою руку с моей, чтобы игриво шлепнуть меня по груди. Мне еще не хотелось идти домой, и этот момент казался слишком похожим на конец, поэтому, решившись, я снова взял ее руку в свою и крепко прижал к груди, прямо над сердцем.

«Почувствует ли она это?» — задался я вопросом. — «Может ли она сказать, как сильно оно бьется для нее?»

Ее смех перешел в сдавленный шепот, когда ее глаза, освещенные единственным уличным фонарем и бра, висящим рядом с ее дверью, задержались на кончиках ее пальцев, лежащих на моей груди. Они немного пошевелились, ощущая неподатливые мышцы и кости, и Рэй сглотнула, прежде чем разомкнуть губы.

«Поцелуй ее», — потребовал мой разум. — «Ты уже делал это раньше, так сделай это сейчас. Поцелуй ее, мать твою».

Но моя нерешительность была юношеской, и я мог списать ее только на неопытность в понимании чего-то подлинного. Хотела ли Рэй, чтобы ее поцеловали? Хотела ли она, чтобы я сделал шаг? Почему меня не наделили даром ясновидения, чтобы я не мучился подобными вопросами? И как, черт возьми, глупо, что в тридцать один год у меня не было на них ответов?

Если бы только она сделала что-нибудь еще, если бы только Рэй дала мне знак…

А затем, как будто она была ясновидящей, ее рука соскользнула с моей, двинулась вверх и легла мне на плечо. Кончики пальцев танцевали по моей шее и линии роста волос, слегка надавливая и подталкивая меня вниз, к ее ждущим губам.

«Сообщение получено».

Я повторил это движение, положив руку ей на шею, запустив пальцы в ее шелковистые волосы. Потом подошел на шаг ближе, чтобы сократить расстояние между нами, и, когда мои губы медленно приблизились к ее губам, мы оба одновременно улыбнулись.

Это началось, как весенний ветерок, нежный и теплый, но быстро переросло в силу летнего шторма. Руки запутались в волосах, а рты открылись в приглашающем вздохе. Горячие, влажные языки проникали, пробовали и исследовали, отчаянно тянулись к местам, хранимым к югу от границы, скрытым в моих джинсах и под ее платьем. Моя эрекция быстро разгоралась, сильно прижимаясь к центру ее живота, и жаждала большего, чем просто трение ткани.

— Солджер, — задыхаясь, произнесла Рэй, прерывая поцелуй, чтобы произнести мое имя.

Я ответил стоном, переместив руку с ее волос на грудь, чтобы прижать ее нижнюю часть между большим и указательным пальцами.