Спасение Рейн

ГЛАВА ВТОРАЯ

ИЗВРАЩЕННЫЕ НАМЕРЕНИЯ

Тринадцать лет

— Солджер Мэйсон!

Я поднял голову от лужицы слюней на столе и открыл заспанные глаза.

— А?

Класс, полный студентов, разразился приглушенным смехом.

Миссис Хендерсон выглядела не такой забавной, как все остальные. Уперев руку в бедро и поджав губы, она спросила:

— Хорошо вздремнул?

Я откинулся на спинку своего скрипучего сиденья, вытянув руки над головой.

— Думаю, нормально. Жаль, что у меня не было подушки.

Еще один раунд смеха. Еще один невеселый вздох моего учителя английского языка.

Прозвенел звонок, и по комнате разнесся скрежет ножек стульев о бежевый линолеум. Я поспешил последовать их примеру, но миссис Хендерсон остановила меня, слегка сжав мою руку.

— Солджер, подожди, — мягко попросила она, не давая мне уйти, и я повернулся к ней лицом с усталым безразличием.

В прошлом году я был ниже ее ростом.

В этом году я мог видеть ее макушку.

— Что?

Миссис Хендерсон убрала свою руку с моей и присела на край моего стола, выражение глубокой озабоченности прорезало морщинку между ее бровями.

— Все в порядке?

Я пожал плечами и взвалил на плечо свой тяжелый рюкзак.

— Конечно. А что?

Миссис Хендерсон не выглядела так, как будто верила мне. Совсем нет. И она имела полное право этого не делать.

— Ну, — облизнула губы языком миссис Хендерсон, и это действие возбудило ту дурацкую штуку в моих штанах, — я знаю, что дома все было сложно… по-другому, когда твоя бабушка умерла в начале этого года, и вам с мамой пришлось переехать и все такое. Поэтому… я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

Я беспорядочно забарабанил пальцами по лямке рюкзака при упоминании о бабушке, которая умерла от рака. О переезде из дома, в котором вырос, чтобы жить в отвратительном многоквартирном доме напротив железнодорожных путей. Миссис Хендерсон не упомянула о смерти Салли или о том, что мама потеряла еще несколько работ, но я предположил, что она и не должна была этого делать. Миссис Хендерсон не знала о таких вещах, а я определенно не говорил об этом. Но подумал об этом сейчас, добавив это к длинному списку душевных мук, которые я испытал с тех пор, как два года назад у дедушки на моих глазах случился сердечный приступ.

Так что, нет, я не был в порядке. Далеко нет. Но не собирался говорить ей об этом в том случае, если мое состояние может привести ее к маме.

У мамы было достаточно проблем. Ей не нужно было, чтобы моя учительница была одной из них.

— Серьезно, я в порядке, — соврал я.

Она наклонила голову и сжала губы между зубами. Миссис Хендерсон была самой красивой учительницей, которая у меня когда-либо была. Я часто думал о ней, особенно по ночам и в душе. Но когда она вот так поджимала губы, та становилась похожей на Хранителя склепа. Я ухмыльнулся и сделал мысленную заметку рассказать об этом Билли.

— Ты бы сказал мне, если бы все было не в порядке, не так ли?

«Нет».

— Да, конечно.

Похоже, она мне не поверила, но все равно уступила, кивнув.

— Хорошо. Увидимся завтра.

Я поспешил к двери, радуясь, что меня отпустили, но миссис Хендерсон еще не закончила.

— О, и, Солджер?

Да ладно.

Я с шумом выдохнул свое волнение и оглянулся через плечо.

— А?

— Если тебе когда-нибудь понадобится перерыв, если ты не сможешь справиться с работой и тебе просто нужно будет сосредоточиться на себе и своем самочувствии, дай мне знать, и мы что-нибудь придумаем. Хорошо? Просто… просто дай мне знать.

Непреодолимое желание рассказать ей обо всем пронеслось сквозь меня, как поезда, проходящие через дорогу от нашей убогой квартирки. Наши глаза встретились, когда мучительная боль сдавила мою грудь, затрудняя дыхание, и я подумал, что, может быть, миссис Хендерсон сможет увидеть всю правду, которую я пытался скрыть за ложью. Надеялся, что она сможет. Надеялся, что миссис Хендерсон поможет и спасет меня любым доступным ей способом. Но она не помогла. Лишь грустно улыбнулась и пожелала мне спокойной ночи, а я отвернулся и поспешил по коридору, размышляя о том, насколько я был не в порядке.

* * *

— Она не освободила тебя от домашней работы, потому что твоя чертова бабушка умерла, — сказал Билли, когда мы катили наши велосипеды по грунтовой дорожке, проложенной между густыми зарослями деревьев.

Я выдавил улыбку, подумав о красивых губах миссис Хендерсон и ее грустной улыбке.

— Она определенно это сделала.

Билли насмешливо хмыкнул.

— Всем было насрать, когда умер мой дедушка.

— Ты придурок, — проворчал я, толкая его в плечо. — Мне было не все равно.

— Да, хорошо, но моим учителям было все равно.

Я не сказал этого, но Билли тоже не ходил в школу две недели после смерти своего дедушки. Мама даже не была на похоронах бабушки, и она не видела причин, по которым я должен был бы прогуливать школу, если у нее не было возможности отпроситься с работы.

«Может быть, мне действительно нужен перерыв. Может быть, и маме тоже».

На минуту я пофантазировал о том, чтобы взять отпуск. Настоящий, такой, как у ребят в школе. Я никогда не был ни в Диснейленде, ни в Гранд-Каньоне, ни в Нью-Йорке, ни в где-либо подобном, но, возможно, это было именно то, что нам с мамой нужно. Может быть, именно поэтому все было так хреново — мы никогда никуда не ездили. Никогда не уезжали из этого дрянного городка и не развлекались. Но я также знал, что отпуск и поездки стоят больших денег, а мама едва зарабатывала, чтобы платить за квартиру. Она бы посмеялась надо мной, если бы я предложил поехать в отпуск.

Кроме того, маме даже не нравилось вставать с дивана. Как я смогу отвезти ее в это чертово Волшебное Королевство?

Мы с Билли продолжали идти по тропинке, приближаясь к «Яме» — поляне в центре неухоженного леса рядом с нашей школой. Это было место, куда многие дети приходили отдохнуть, потискаться и сделать все, что им хотелось, без присмотра родителей.

Не моих, конечно, а всех остальных.

Подростковая болтовня пробивалась сквозь деревья, и мы вышли в поток солнечного света. Сегодня там было не так много детей. Был всего лишь четверг. В пятницу или субботу это место было бы переполнено половиной студентов. Но, как и в большинстве других вечеров, мне просто нужно было где-то побыть, прежде чем вернуться в квартиру, и, кроме дома Билли, это было единственное место, куда можно было пойти.

— Эй, смотри, это Леви, — сказал Билли, бросая свой велосипед на краю «Ямы».

Я оставил свой рядом с его.

— Да, и что?

— Деньги есть?

Я не мог не рассмеяться. У меня почти никогда не было денег.

— Я потратил все свои деньги на обед.

— Ладно, — пожал плечами Билли и достал из кармана десятидолларовую купюру, — ничего страшного.

Я пошел за Билли туда, где Леви — парень слишком взрослый, чтобы тусоваться с нами, — стоял, обняв горячую блондинку, которую я не узнал. Парню было девятнадцать, он был на шесть лет старше меня, но мы стояли на одном уровне глаз.

Бабушка всегда говорила, что я крупный для своего возраста. А может быть, дело было в том, что все остальные были маленькими.

— Привет, Леви, — поздоровался Билли, обращаясь к нему так, словно они были приятелями, но я-то знал, что это не так. — У тебя есть что-нибудь из этих… ну, знаешь…

Леви оглядел меня, его взгляд встретился с моим с непонятным мне ожесточением. В чем была его проблема? Я едва знал его, мы никогда не разговаривали, так что я не мог понять, какого черта Леви смотрит на меня так, словно не может мне доверять. Но тут он отвел глаза, чтобы поцеловать девушку в висок. Она, казалось, ничего не заметила. Ее взгляд был устремлен на меня, как и его, но в нем не было того осуждения, которое было у него. Вместо этого она голодно покусывала губу.

Я не думал, что мне это нравится, но с другой стороны… я обнаружил, что, возможно, мне это очень нравится.

Она окинула меня взглядом и спросила:

— Как тебя зовут?

Я смотрел, как Билли протягивает свои десять долларов Леви с изрядной дозой замешательства, и ответил:

— Э-э… Солджер.

Девушка рассмеялась, как будто подумала, что я шучу.

— Нет. Ты серьезно?

Тогда я решил, что она мне совсем не нравится, и посмотрел на нее и ее язвительную ухмылку.

— Да. А что?

— Просто хочу убедиться.

Девчонка оглядела меня с ног до головы, облизывая губы — совсем не так, как это делала миссис Хендерсон, — и у меня между ног снова возникло это шевеление.

— Сколько тебе лет, Солджер? — спросила она меня.

— Тринадцать.

— Хм, жаль, — ответила девчонка, надув свои розовые губки. — Ты действительно большой мальчик.

Нет. Она мне определенно не нравилась.

Я перевел свой пристальный взгляд с нее на моего друга, который теперь ждал, пока Леви достанет из кармана куртки пластиковый пакетик с маленькими розовыми таблетками.

«Подождите, подождите, подождите, подождите. Что здесь происходит?»

— За десять баксов можно купить только один окси2, — сказал Леви, открывая пакет.

«Окси…»

В этом пакетике должно было быть пятьдесят таблеток. Пятьдесят таблеток, очень похожих на те, которые любила принимать мама. Таких, от которых она падала на диван и смотрела в телевизор, пока не отключалась.

Откуда Леви их достал?

И зачем Билли понадобилась таблетка?

— Все в порядке, — сказал Билли. — Мы можем разделить ее.

«Разделить? Подождите… что? С кем разделить?»

Билли ухмыльнулся в мою сторону.

«Он говорит обо мне? Не может быть. Он бы не… верно?»

Леви бросил таблетку в руку Билли. Билли поблагодарил его и велел мне следовать за ним. Я пошел, неловко и ошеломленно, чувствуя, что все вдруг стало еще более запутанным и неправильным, чем раньше.

Зачем Билли понадобилась эта таблетка? Зачем он потратил на нее деньги?

Я знал его еще с дошкольного возраста. Он не занимался подобной ерундой. У таких детей, как он, были хорошие мамы, хорошие дома, и у них не было причин нуждаться в таблетках, которые принимала моя мама.

Но у него была одна.

— Чувак, ты ей понравился, — прошептал Билли, одновременно не веря и радуясь. — Ты должен был…

— Зачем тебе это? — прервал я его, мой голос прозвучал резко и хрипло на фоне голосов вокруг нас.

— Затем, что я видел, как Робби принял одну на прошлой неделе, и это выглядело забавно.

На прошлой неделе я не пошел в «Яму» с Билли и Робби, когда они попросили меня об этом. На прошлой неделе я был слишком напуган, чтобы оставить маму одну.

Мне было интересно, что делают мои друзья без меня. Я чувствовал себя завистливым и обделенным, переживал, что упустил что-то важное, пока был слишком занят тем, что убирал мамину блевотину и следил за тем, чтобы она не умерла. Но теперь знал и больше не завидовал. Вместо этого я испытал отвращение и разочарование и на мгновение уставился на своего лучшего друга, внезапно почувствовав, что больше не узнаю его.

— Весело? — поднял я свой недоуменный взгляд к небу и покачал головой. — Это не…