Спасение Рейн

Он проглотил таблетку одним быстрым движением и удовлетворенно вздохнул. Я покачал головой, в моей душе не утихало разочарование, пока ехал к парковке средней школы. Снег растаял, ночь была немного теплее, и я надеялся, что достаточно молодых людей хотят провести вечер пятницы вне дома. Конечно, я не продам достаточно, чтобы пополнить свои сбережения, но, если повезет, заработаю достаточно, чтобы заплатить за квартиру и сохранить крышу над головой еще на месяц.

Почему меня это все еще волновало, я не могу сказать.

Может быть, это была просто надежда на то, что когда-нибудь у нас все будет лучше.

— Итак, сегодня твой день рождения, не так ли? — спросил Билли, откидывая голову назад и испуская еще один вздох.

Кайф уже брал верх. Мне всегда было ненавистно наблюдать за упадком его энергии и духа, когда маленький голосок в моей голове шептал, что нужно что-то делать, пока не стало слишком поздно.

— Ага, — прохрипел я сквозь сжатое горло, задыхаясь от беспокойства и тревоги.

— Помнишь тот раз, когда у тебя была вечеринка по случаю дня рождения?

«И я впервые застукал маму за плохими вещами».

Мускул на моей челюсти запульсировал при этой мысли.

— Да.

— Это был хороший день.

Я слабо улыбнулся этому чувству. Это был хороший день; бабушка и дедушка позаботились об этом. А потом мне стало грустно. Внезапно я изо всех сил попытался подавить подступающую грусть, слезы и эмоции, которые тяжелым комом скапливались у меня в груди, поднимаясь все выше и выше, пока я с трудом не смог глотнуть воздуха.

О Боже, почему они должны были умереть? Почему они не могли быть здесь сейчас? Почему не могли остановить это дерьмо до того, как все стало так плохо? Я отчаянно нуждался в спасении, которое они всегда давали, в их ласке и любви. Я потянул за воротник пальто, не в силах отдышаться от душераздирающего отчаяния.

Затем, желая отвлечься, я взглянул на Билли.

Его голова свесилась набок, отскакивая от окна, шея обмякла.

— Билли?

Такого никогда не случалось. Его кайф никогда не был таким сильным, как сейчас. Он никогда не терял сознание. Билли никогда не дышал так, словно пытался высосать пузырьки через соломинку.

— Билли!

Шины взвизгнули, когда я остановил машину у школьной парковки. Потом протянул руку и с силой встряхнул его за плечо.

— Билли!

Он не проснулся.

Я распахнул дверь и вышел из машины, чтобы перебежать на другую сторону. Затем открыл пассажирскую дверь, отстегнул ремень безопасности и вытащил его из машины. Билли обмяк, каждый вдох был неглубоким и медленным, — но он дышал. И я с такой надеждой, как никогда раньше, хватался за каждый из этих глотков воздуха, опустился на колени и позвонил в службу спасения.

— Блядь! — завопил я, выпустив на волю поток эмоций, которые подавлял. — Черт возьми, Билли. Не делай этого со мной. Пожалуйста. Не делай этого.

Оператор ответил, спросил, где я нахожусь и что за чрезвычайная ситуация.

— Мой друг только что принял оксикодон и не хочет просыпаться, — сказал я ей после того, как рассказал, где нахожусь, вытирая слезы с моего холодного, обветренного лица.

— Хорошо, сэр. Машина скорой помощи уже едет. Вы можете описать мне, что с ним сейчас происходит?

Я сделал все, как она сказала, и понял, что то небольшое дыхание, которое проходило через его легкие, остановилось.

— Б-б-блядь, нет… о-он не дышит. Он… он… он н-не дышит. О Боже! Что мне делать?! Ч-что, блядь, мне делать?!

Несколько человек с парковки подошли посмотреть, что происходит. Я услышал их шепот. Слышал свое имя. Слышал имя Билли.

— Сэр, мне нужно, чтобы Вы успокоились. Вы умеете делать искусственное дыхание?

— Да.

Я учился в школе и никогда не был так благодарен за те несколько часов, когда я действительно уделял этому внимание.

— Хорошо. Я расскажу Вам, как это делается, хорошо? Мне нужно, чтобы Вы делали то, что я говорю. Держитесь. Машина скорой помощи будет через две минуты…

* * *

Две минуты — это очень долго.

Прошло слишком много времени.

Я сидел на обочине дороги в окружении мигающих огней и смотрел расширенными от недоумения глазами, как несколько полицейских обыскивают мою машину — по радио играла песня «Big Empty» группы Stone Temple Pilots — и как медики застегивают мешок для трупов.

Билли был внутри.

«Это уже не он», — услышал я слова бабушки, когда парамедики увозили дедушку. — «Это всего лишь его тело».

Но и тогда он был похож на дедушку, а сейчас — на Билли. Только… другой.

Пустой.

Холодный.

— Солджер Мэйсон?

Я посмотрел на человека в полицейской форме глазами, которые не переставали слезиться.

— Д-да?

Наверное, было бы более уважительно встать. Но у меня не было сил. Не после того, как я увидел, как мой самый близкий, давний, старинный друг умирает под моими руками.

Поэтому полицейский сел рядом со мной.

— Мне жаль твоего друга, — тихо сказал он, сложив руки на коленях.

Я просто кивнул, не представляя, как смогу снова смотреть на маму Билли.

«Боже, кто скажет его маме?»

Я представил, как она узнает эту новость, представил ее боль, крики и слезы, и снова начал плакать, не в состоянии найти в себе силы, чтобы обратить внимание на то, что этот полицейский и все те люди, стоящие у забора позади меня, смотрят на меня.

— Меня зовут офицер Сэм Льюис. Но ты можешь называть меня Сэмом, если хочешь.

Я никак не стал называть его, подтянул колени к груди и прижался к ним лбом.

«Черт возьми, Билли. Ты гребаный идиот».

— Послушай… — офицер Сэм положил руку мне на спину. — Знаю, что меньше всего тебе хочется отвечать на мои глупые вопросы. Но ты знаешь, что я должен их задать.

Где-то за пределами моего сознания маленький голосок подсказывал мне, что нужно бежать и не останавливаться, пока каждый житель этого дерьмового городка не забудет мое имя. Но парня по имени Солджер забыть было невозможно, и это было еще одним поводом обвинить мою мать.

— Итак, не мог бы ты ответить на пару вопросов, Солджер?

Я поднял голову и смотрел, как машина скорой помощи, без сирены уехала, увозя Билли в мешке для трупов. За ней вплотную ехала вторая полицейская машина, и я предположил, что они едут, чтобы сообщить душераздирающую, меняющую жизнь новость ничего не замечающим родителям Билли. Они будут винить меня, будут ненавидеть меня, и они не ошибутся ни в том, ни в другом.

Это была моя вина.

И, похоже, офицер Сэм был с этим согласен.

— Вам не нужно отвезти меня в участок или что-то в этом роде? — тихо спросил я, шмыгая носом.

— Нет, пока не надо. Мы можем поболтать здесь пару минут… если ты будешь сотрудничать.

Я тяжело вздохнул и кивнул.

— Хорошо.

— Итак, у тебя в машине куча таблеток, — сказал офицер Сэм. — Они твои?

Мой мозг заработал быстрее, чем когда-либо прежде. Если скажу «нет», офицер спросит, чьи они. Я мог бы сказать, что они принадлежат Билли, но Билли был мертв. Я убил его, и независимо от того, был ли он здесь, чтобы постоять за себя, или нет, я не мог так с ним поступить. Поэтому отказался. Нет, я должен быть честным и сказать ему, что они принадлежат маме. Ее бы арестовали — о Боже, они собираются арестовать меня — и она бы попала в тюрьму. Но мама не пережила бы тюрьму… а я мог бы. Я был моложе, сильнее, выносливее. Мама позволила бы этому сломить, разрушить, убить ее, и я не смог бы с этим жить.

В конце концов, я должен был ее спасти. Это было все, что я умел делать.

Поэтому, тяжело вздохнув, я закрыл глаза и кивнул.

— Да.

— Что ты делал со всеми этими вещами, Солджер?

— Я собирался в «Яму».

Это не было ложью. Именно туда я и собирался отправиться. Но не собирался продавать их все. Мне хотелось избавиться от большинства из них. Все, чего я хотел, — это заработать достаточно денег, чтобы заплатить за эту дурацкую долбаную аренду, а остальное скинуть. Выбросить в озеро, смыть в унитаз — и все.

Но офицер Сэм этого не знал.

— Там ведь тусуются старшеклассники, не так ли?

— Да.

— Ты продаешь школьникам?

— Н-нет…

«Но именно этим ты и занимался, Солджер. Неважно, насколько ты был осторожен. Неважно, насколько хороши твои намерения. Это не имеет значения. Не будь чертовым идиотом».

— Да, — выдохнул я, словно это слово было выжато из моего сердца вместе с каждой жизнью, которую я помогал уничтожить.

Жизнь, которую я оборвал.

— Хорошо, — разочарованно вздохнул офицер Сэм. — И что же произошло? Ты продал одну из них своему другу и…

— Нет. Я ничего не продавал Билли. О-он… он просто взял одну, и я не знаю. Я разговаривал с ним, и… он п-потерял сознание или что-то в этом роде.

— Но он принял одну из твоих таблеток, — подтвердил офицер Сэм, говоря медленно, и я кивнул. — Хорошо.

Он встал и сказал какую-то чушь в передатчик на своей куртке. Дерьмо, которого я не понимал, дерьмо, которое я едва слышал. Потому что был слишком занят, глядя на грязную обочину дороги, где я положил безжизненное тело Билли. Где бил его по груди и пытался заставить его дышать, умолял его сделать хоть один гребаный вдох. Боже… он должен был дышать, потому что это был мой день рождения, и это было несправедливо, и ничего подобного не должно было случиться со мной или с кем-то еще, и все же…

Случилось.

«Черт возьми, тебе следует бежать», — сказал мой разум моим ногам. — «Офицер Сэм вон там, разговаривает с кем бы то ни было, черт возьми, готовится надеть на тебя наручники, и у тебя есть возможность это сделать. Просто беги, беги, БЕГИ, пока не сможешь больше бежать, и даже тогда продолжай бежать».

И все же я этого не сделал. Потому что под всем тем дерьмом, в которое я вляпался, под тем бардаком, который я устроил в своей жизни, я все еще оставался хорошим человеком. Я всегда буду хорошим человеком. И я убил своего лучшего друга и знал, что должен за это заплатить.

— Хорошо, Солджер Мэйсон, — сказал офицер Сэм со вздохом, словно сожалея о том, что собирался сделать, и я подумал: «может быть, он тоже знает, что я хороший человек». — Поднимайся на ноги, парень. Руки за спину.

Я насмотрелся полицейских сериалов, где преступник сопротивлялся при задержании, и полицейскому приходилось бросать его к машине и надевать наручники.

Это был не один из таких моментов.

Офицер Сэм зачитал мне мои права, пока я стоял, не сводя глаз с того места, где умер Билли. Он застегнул наручники на моих запястьях, спросил, не болят ли они, и извинился, когда я ответил, что немного болят.

Офицер Сэм слегка ослабил их, достаточно для того, чтобы в руках продолжалось кровообращение, и я пробормотал:

— Спасибо.

Затем он проводил меня до машины, попросил пригнуться, положил руку мне на голову и помог забраться внутрь.

— Все в порядке, приятель, — сказал офицер так, как будто был моим другом, и, черт возьми, возможно, при других обстоятельствах мы могли бы ими стать.

Когда он закрыл дверь, я посмотрел в окно на парковку, примыкающую к средней школе и лесу. «Яма» была недалеко отсюда, всего в четверти мили по лесу. Дети там, должно быть, услышали сирены, поэтому собралась большая толпа, чтобы посмотреть, как одного из их поставщиков уводят, как преступника.