Сводный брат бесит

Глава 43

ДАНИЛ

Маша куда-то уехала. Черт… Я и не заметил, как. Не слышал, хотя она у меня за стенкой. Просто проснулся во вторник утром, а дверь ее комнаты нараспашку. Захожу — пусто. И только в гардеробе на вешалке сиротливо висит одно платье — то самое, которое я ей выбрал и купил.

— Анжела Борисовна, — ее мать бежит по беговой дорожке в спортзале. — А где Маша?

— Маша уехала в Рязань к бабушке, — отвечает, не глядя на меня.

— Надолго?

— Как минимум, до конца школы.

Внутри все холодеет от ужаса.

— То есть, Маша переехала???

— Да. Она так захотела, — говорит запыхавшимся от бега голосом. — Я сейчас поеду в лицей, заберу ее документы и передам их в Рязань, чтобы она пошла в школу там.

Меня бесит нарочитое спокойствие ее матери. Даже сейчас, в такой ситуации, она думает только о своей фигуре и внешности. Алчная змея, безразличная к собственной дочери. Не интересуется ничем, кроме чужих денег.

— Где именно будет жить Маша в Рязани? — стараюсь держать эмоции в узде.

— У бабушки.

— Это я понял. Адрес какой?

Анжела Борисовна выключает дорожку, сходит с нее, промокает лоб полотенцем, затем делает несколько глотков воды из бутылки. Все это медленно, совсем никуда не торопясь, что раздражает меня еще больше.

— А тебе зачем? — вскидывает на меня прищуренный взгляд, продолжая тяжело дышать после бега.

— Хочу к ней поехать.

— Зачем?

— Чтобы увидеть.

— Зачем?

Да она издевается! Сейчас склонила голову набок и выжидающе смотрит.

— За тем, что мне очень дорога Маша, и я переживаю за нее.

Анжела Борисовна несколько секунд задумчиво меня разглядывает.

— Спроси адрес у Маши сам. Если она захочет тебя видеть, она тебе его назовет.

— У нас с Машей сейчас немного сложные отношения…

— Это не моя проблема, — Анжела Борисовна проходит мимо меня. — Сами с ней разбирайтесь.

Какая же она тварь… Но ничего, я обязательно найду Машу. Может, даже и хорошо, что не получится поехать к ней сразу. Пусть остынет. А у меня сейчас есть другое срочное дело.

Возвращаюсь к себе и покупаю билет на самолет до Мадрида. Долго кручу в руках телефон, набираясь смелости позвонить. Все-таки заставляю себя нажать кнопку вызова.

Гудок, второй, третий…

— Дани? — слегка удивленный голос Джоанны.

— Привет, — хриплю, чувствуя себя последней сволочью на земле.

Джо издает саркастичный смешок.

— Что заставило тебя набрать мой номер?

Она обижена. И, черт возьми, имеет на это полное право. Больше месяца я вел себя, как конченный козел, игнорируя ее звонки и сухо отвечая на сообщения.

— Я завтра прилечу в Мадрид. Нам надо поговорить.

В трубке слышится ее тяжелое дыхание. Обида девушки передется мне сквозь тысячи километров между нами, и сердце начинает неприятно щемить за то, как я с ней поступил.

— Ладно, — наконец-то отвечает. — Это будет конец, да?

— Давай поговорим. Я тебе все объясню.

— Я и так уже все поняла.

— Я хочу поговорить с тобой лично, не по телефону.

— Какое благородство, — с сарказмом. — Во сколько ты прилетаешь?

— В двенадцать.

— Буду ждать тебя в два часа в том кафе у моего дома, в котором мы всегда завтракали.

— Хорошо.

Джо снова молчит, и это молчание красноречивее всех слов.

— До завтра, Джо, — первый прерываю тишину.

— До завтра, Дани.

После разговора с Джоанной я еще долго пялюсь в одну точку на белой стене. Прокручиваю в голове наши четыре года в интернате, наши дни и ночи вместе, наши каникулы у нее в Испании и поездки по Европе. Джо очень близкий мне человек, и мне безумно больно так с ней поступать. Но, увы, в этих отношениях она была мне больше подругой, чем девушкой. И я никогда не полюблю Джоанну той любовью, которой я люблю Машу.

И все-таки, несмотря ни на что, я безумно благодарен отцу за то, что он отправил меня учиться в интернат. Это было лучшее время в моей жизни, лучшие четыре года.

Теперь мне надо сообщить папе, что я уезжаю. Мы почти не разговаривали с ним после случившегося. Я только еще раз коротко пересказал ситуацию его пиарщикам и политтехнологам, когда они готовили официальное заявление от папиного имени. Он тогда смотрел на меня уничижительным взглядом. Но ничего не сказал и после не пришел ко мне разбираться.

Я стою перед дверью его кабинета и вдруг чувствую себя четырнадцатилетним мальчишкой, который набирается смелости, чтобы постучать. Непроизвольно смеюсь, ловя это дежавю. Делаю глубокий вдох, прогоняя воспоминание, и бью несколько раз по дереву.

— Войдите.

Переступаю порог. Он поднимает на меня взгляд и тут же опускает его в бумаги. Я сажусь напротив его стола.

— Мне завтра надо слетать в Испанию.

— Зачем?

— Поговорить с моей девушкой.

Поднимает на меня лицо.

— Я уже запутался в твоих девушках: Джоанна, Дарья, теперь Мария, я так понимаю?

— Даша была просто подругой, — комментарий про Машу я решаю проигнорировать.

— Которая у тебя ночевала.

— Она ночевала в комнате для гостей.

Я начинаю злиться. Какое ему вообще дело до моей личной жизни и с кем я встречаюсь?

— Короче, пап, у меня завтра самолет в Мадрид, — нетерпеливо говорю. — Вернусь послезавтра. Это все, что я хотел тебе сказать.

— А что в университете?

Надо же, ему интересно. Впрочем, наверное, он боится, что если меня отчислят, то это ударит по его рейтингу.

— Я все уладил с деканатом. Меня не отчислили.

— Хорошо.

За эти считанные дни отец как будто постарел на несколько лет. Под глазами появились синяки, а на висках добавилось седины. Ну или мне так кажется. Я не очень верю, что можно поседеть от стресса за пару дней.

— Я не хотел, чтобы так получилось… — произношу виновато. — До выборов еще много времени. Я уверен, что скандал уляжется и все забудется.

Он смотрит на меня долго уставшими глазами.

— И прости, что не уследил за машиной и ее угнали, — добавляю. — Это был твой подарок на день рождения. Я должен был относиться к ней более ответственно, не бросать открытой на дороге с ключами внутри.

— Машина — это ерунда.

— Не ерунда. Извини, я должен был относиться к ней с бОльшим вниманием.

Отец молчит, продолжая устало на меня смотреть. Наверное, он совсем не спал все эти дни, вдруг думаю. Его конкуренты по выборам быстро воспользовались ситуацией и раздули в интернете огромный скандал. Больше половины негативных комментариев, которые сейчас пишут в сети, — это заказные боты. Отражать атаку тяжело, хоть папина команда и пытается изо всех сил. Остается лишь надеяться, что со временем интерес к скандалу сойдет на нет.

Я уже собираюсь подняться со стула, как голос отца меня останавливает:

— Зачем ты поехал в тот бар?

— Я же уже отвечал: за Машей. Мне друзья написали, что случайно с ней там столкнулись. Спросили, зачем она там работает.

— Это я понял. Ну работает Мария официанткой в какой-то богадельне. Тебе-то что? Своих забот в два часа ночи не было?

Я на мгновение теряюсь под пытливым взглядом отца.

— Я подумал, что это может быть небезопасно для нее, — отвечаю после паузы.

— Сказал бы Анжеле.

— Было поздно, вы спали.

— Ну утром бы сказал.

— Чтобы Маша там всю ночь провела? — повышаю голос.

— Она там работала уже какое-то время. Это была не первая ее ночная смена.

— То есть, я должен был спокойно сидеть, зная, что Маша ночью в каком-то не очень безопасном месте!? — почти перехожу на крик.

Отец облокачивается на спинку кресла и задумчиво вертит в пальцах ручку. В кабинете снова повисает тяжелая пауза.

— Почему ты не хотел, чтобы я женился на Анжеле? — вдруг спрашивает.

— Потому что она меркантильная и алчная. Ей от тебя нужны только деньги. И в этой ситуации она прижала хвост и испугалась, потому что возникла угроза над ее финансовым благополучием. В том смысле, что ты можешь с ней расстаться, и она останется ни с чем.

— Это единственная причина, по которой ты был против нашего брака?

Я понимаю, к чему он клонит. Хочет узнать, что на самом деле между мной и Машей. Я не собирался кричать о наших отношениях на каждом углу, но и скрывать мне нечего.

— Не единственная. Я не хотел состоять в каком-либо формальном родстве с Машей, — честно говорю.

— Почему?

— Потому что я ее люблю, — произношу эти слова очень легко, без капли стеснения или волнения. Мне все равно, что он подумает, будет против или не будет. Я люблю Машу и буду с ней, несмотря ни на что.

Мы снова погружаемся в тяжелое молчание. Отец смотрит на меня задумчиво и как будто с тоской. Под таким взглядом мне становится неприятно, на душе словно кошки скребут.

— Ладно, пап, я пошел, — тороплюсь покинуть неприятную обстановку. — Еще раз прости за все. Я правда не хотел помешать твоим выборам.

Отец ничего не отвечает, а я чувствую спиной его тяжелый грустный взгляд, пока не закрываю за собой дверь кабинета.