Сводный брат бесит

Глава 15

— Хочу с кокосовым кремом! — произносит мама, посмаковав во рту кусочек торта.

Мы на дегустации для свадьбы. Нам принесли семь кусков тортов с разными начинками: кокосовый «Рафаэлло», ванильный с творожным кремом, красный бархат, йогуртовое суфле, трюфельный, сникерс, морковный и маскарпоневый с фруктами. «Нам» — это мне, маме и Данилу.

Он снова увязался со мной и родительницей по свадебным делам. Как будто ему эта свадьба интересна. Как будто у него нет своих личных дел.

— Мам, кокосовый слишком приторный, не всем гостям может понравиться, — отвечаю.

— Да брось, все любят конфеты «Рафаэлло».

— Но не после того, как обожрались основными блюдами и напились водки, — замечает Данил. — Торт же в самом конце будет. Мне кажется, надо что-то нейтральное и легкое.

Да вы только посмотрите на этого эксперта по застольям!

— А какой тогда? — сникает мама.

— Мне понравился маскарпоневый с фруктами, — говорю.

— Или маскарпоневый, как предлагает Маша, или творожный, — советует Данил.

— Мне ни тот, ни другой не понравились, — воротит нос мать.

Я закатываю глаза.

— Мам, ты все равно не будешь есть ничего, кроме листьев салата, ты же на диете. Торт должен понравиться гостям, а не тебе.

— Это моя свадьба! — взвизгивает. — На ней все будет так, как захочу я! Мне хватило свадьбы с твоим отцом, на которой командовала его мать.

Упоминание о покойной бабушке коробит меня, особенно в присутствии Данила. Я опускаю глаза на кусок торта в своей тарелке, чувствуя на себе внимательный взгляд Громова.

У мамы и бабушки по отцу всегда были плохие отношения. Да, бабушка была очень властной женщиной, но и маму она часто критиковала за дело. Например, что родительница не хочет готовить для мужа и дочки, а ограничивается заказами готовой еды. Мама в свою очередь придумала для свекрови прозвище «свекрыса» и только так ее и называла.

— Анжела Борисовна, вы, наверное, не знаете, что у моего папы аллергия на орехи, — говорит Данил. — Возможно, после шашлыков и коньяка ему будет не до торта, но если он все-таки захочет десерт, то будет крайне огорчен кокосовым кремом.

— Да? У Сережи аллергия на орехи?

— Да.

— Ммм, — мама тут же сникла. — Ну ладно тогда.

А вот сейчас я отчетливо помню, как однажды в детстве мы с Данилом ели ореховое мороженое у него дома, и Сергей Юрьевич ел его вместе с нами. Я внимательно смотрю на Громова. Парень перехватывает мой взгляд и подмигивает.

— Ну тогда какой? — подводит итог мама. — Творожный? Маскарпоневый?

— Маскарпоневый с фруктами, — опережает меня Данил.

— Хорошо, — соглашается и встает с места, чтобы договориться о деталях с владельцем кондитерской.

— Насколько я помню, ты не любишь маскарпоне, — говорю Данилу.

На его лице изображается удивление.

— Надо же, ты хоть что-то обо мне помнишь.

Не хоть что-то, а много. И даже не много, а все. Я помню о Даниле все. Что чай пьет без сахара, что у него аллергия на цитрусы, что не любит сыр. Любой, включая маскарпоне.

— Можешь считать, что мои вкусы изменились, — поясняет, не дожидаясь от меня ответа.

— Ты даже не притронулся к маскарпоневому торту, — указываю головой на кусок в его тарелке.

Данил шумно выпускает воздух, как человек, которого поймали на лжи и которому больше не отвертеться.

— Тебе понравился маскарпоневый торт? Так радуйся, что на свадьбе будет он.

— Пфф, мне вообще по фиг на эту свадьбу.

— Представь себе, мне тоже. И последнее, о чем я думаю в своей жизни, — это какой там будет торт.

— Зачем тогда поехал с нами на дегустацию? — огрызаюсь.

— Чтобы тебя побесить. Это достаточная причина?

Я не успеваю ответить Данилу, потому что возвращается мама. Мы едем домой на машине Громова. Я снова сижу на заднем сиденье и снова чувствую на себе его взгляд в зеркале.

Пора бы уже вернуться к своей установке не общаться с Данилом, а то в последнее время ни дня не проходит, чтобы я с ним не обмолвилась хотя бы парой слов. А сегодня мы вообще завтракали крайне странной компанией: я, мама, Сергей Юрьевич, Данил и… Даша. Она протрезвела и вела себя, как ни в чем не бывало. Вообще непонятно для чего Данил притащил пьяную подругу спать к нам домой. Отвез бы ее к ней, насколько я помню, она недалеко живет.

Но самым ужасным было то, что Сергей Юрьевич и мама восприняли ее как девушку Данила. А она еще за столом села рядом с ним и всякий раз старалась будто невзначай прикоснуться. Тошно было смотреть.

В последующие дни я строго следую своей установке не общаться с Громовым-младшим. Завтракать спускаюсь, когда на кухне уже никого нет, после работы закрываюсь в своей комнате и не выхожу, в выходные дни стараюсь уходить из дома. Благо, Арина вернулась из Испании, и мне есть, с кем проводить время. К тому же совсем скоро начнется школа, и пора готовиться к учебному году. На накопленные чаевые я покупаю одежду, обувь, косметику.

Наконец-то выпадает и первая ночная смена. Я уже думала, Елена не предложит мне. Но моя радость тут же улетучивается, когда я понимаю, какой ночью объем работы. Столики битком, бар битком, музыка орет так, что даже невозможно расслышать заказ. В доску пьяные клиенты орут, визжат и гогочут, как животные. Я никогда не была в ночных заведениях и не знаю, норма ли это.

Вдруг вспоминается, как Данил договаривался с друзьями пойти в ночной клуб, когда я к ним спустилась. Интересно, они в итоге сходили? После дегустации тортов я принципиально перестала прислушиваться к звукам за стеной своей комнаты, а штору плотно задвигала, чтобы даже не замечать лучи света из его спальни. Так что понятия не имею, проводит ли он ночи дома.

В особняк Громовых я приползаю к шести утра. Я не чувствую ног, у меня ноет спина и слипаются глаза. Маме я сказала, что останусь ночевать у Арины, поэтому в дом захожу на цыпочках и даже забираю с собой обувь.

В комнате сбрасываю с плеча тяжелую сумку с униформой и тру шею. Из-за занавески виднеется красивое рассветное солнце и, несмотря на сумасшедшую усталость, я решаю выйти на балкон, чтобы полюбоваться этой красотой. Открываю дверь и ступаю по кафельному полу, который приятно холодит ступни.

— Где ты была? — раздается грубый голос сзади.

От неожиданности я вздрагиваю и вскрикиваю.

Данил в одних спортивных штанах сидит на плетеном кресле на своей половине балкона. Под глазами темные круги, губы сомкнуты в нитку, как будто он очень зол.

Я настолько не ожидала увидеть его здесь в шесть утра, что теряюсь с ответом.

— Где ты была? — повторяет вопрос.

Он поднимается с кресла и надвигается на меня, как гроза, заставляя инстинктивно вжаться в плетеные перила балкона.

— Я повторяю вопрос, Маша. Где ты была всю ночь?

— Какое твое дело? — наконец-то отмираю и снова приобретаю возможность говорить.

Громов кладет руки на перила по бокам от моего тела и склоняется к лицу еще ближе. В голову ни с того ни с сего приходит мысль, что Данил красивый. Я вдруг понимаю, что смотрю на него не как на бывшего друга, которого терпеть не могу, а как на парня, который чертовски хорош собой.

— Где ты была всю ночь? — цедит сквозь зубы.

Пожалуй, я впервые вижу его таким злым.

— Я всю ночь была у своего парня, — отвечаю. — Ты же запретил мне приводить парней в дом. Сказал, что вся моя личная жизнь должна быть за пределами твоей территории. Я соблюдаю установленные тобой правила.

Его лицо становится еще более грозным, хотя куда уж больше.

— Врешь. Нет у тебя никакого парня.

— Я тебе еще в нашу первую встречу сказала, что есть, — ухмыляюсь. — Впрочем, можешь не верить. Мне все равно. Пропусти.

Но он не пропускает.

— Снова выход платный?

— Значит, у тебя есть парень, говоришь?

— Да, и я была всю ночь с ним.

— И ты, конечно же, любишь его и хранишь ему верность.

— Естественно.

Понимающе кивает головой.

— Ну сейчас проверим.

Я и охнуть не успеваю, как Данил сжимает меня в руках и впивается в мои губы поцелуем. Первые несколько секунд я не понимаю, что происходит, поэтому стою, замерев, с широко открытыми глазами. Но когда его язык приоткрывает мои губы и проникает внутрь, а ладонь поднимается вверх по спине и оказывается у меня в волосах, я непроизвольно опускаю веки.