Великая княжна Настасья

Глава 24

Я видела, как постепенно краски сходят с лица воеводы, глаза становятся мутными, различала хрипы, гулявшие в груди. Не хотелось даже думать о том, что не станет моего верного дядьки. На кого тогда мне положиться?

Всегда шумная Алёнка, резвая, как искорка, присмирев, тихо сидела в уголочке. Лишь следила своими глазёнками, что ещё может понадобиться мне или Могуте, изредка выскальзывая за едой. На столе уже стояли и пирожки, и каша, и блинчики, но кусок не лез в горло. Горькие мысли не давали покоя.

К вечеру Могута проснулся. Подав ему воды, заметила, что и поднять голову у него выходит с трудом. Присела рядом с ним, сменила мокрую тряпицу на лбу.

Он следил за мной добрыми глазами.

- Не убивайся так, Настасьюшка, - почти шёпотом произнёс Могута, - хорошего защитника испросил я для тебя у князя, а ты доверься мне. Знаешь, худого тебе не желаю.

Воин откинулся на подушку, пот капельками стекал с его осунувшегося лица, глаза впали. Словно смерть уже накинула своё полупрозрачное серое покрывало на лик воеводы, заставив резче проступить черты, заложив тёмные тени. Я смотрела на родное лицо, еле сдерживая подступившие к горлу рыдания. В ногах, прижавшись к моим коленям, сидела Алёнка и беззвучно плакала. Все в Веже любили воеводу. Сколько жизней сумел спасти он за те годы, что стоял на страже города, и не сосчитать. Дружинники любили его как родного отца, беспрекословно подчиняясь и вверяя ему свои жизни. Ведь не кичился он своим положением, жил скромно, вместе с другими ратниками, не имея даже собственной горницы. И одежда его не отличалась роскошью, обычная грубая рубаха, портки да сапоги. Только кольчуга и меч были его главным богатством да верный конь.

К ночи дыхание Могуты участилось, по телу проходили короткие судороги, он хватался за грудь рукой, лицо посинело, начался надсадный, какой-то булькающий кашель, после которого на губах оставались сгустки крови.

Сжав ладонь воеводы в своих, недвижно сидела рядом. Слёзы текли по щекам, я уже и не пыталась утереть их.

Дыхание Могуты стало рваным, синюшность разливалась по лицу. Внезапно он открыл глаза:

- Настенька, полно, - воин закашлялся, - не печалься…

Казалось, на эти слова ушли последние силы. Короткие вдохи становились всё реже, жизнь уходила из могучего тела, забирая с собой последние краски. Потускнели яркие глаза, бледность сменялась синюшностью, даже волосы лишились блеска благородного серебра в одно мгновение потускнев.

Тихо выскользнула Алёнка из комнаты. Я не обращала внимания на то, кто заходил или выходил. Все мои мысли сейчас были у постели умиравшего. Гладила его руку, утирала пот, поправляла уже не нужное одеяло.

И вот он тот самый последний вдох, судорожный, отчаянный, какой-то «комковатый» … глаза мужчины широко распахнулись, взгляд замер на моём лице…

Не стало защитника Вежи… Моего друга, мудрого советника, просто хорошего человека…

Отказываясь верить в происшедшее, я задохнулась от подступивших рыданий, уткнувшись в ещё тёплое плечо Могуты. Подбежала Милава, испуганно глядя на меня:

- Что ты, Настасьюшка, полно, доченька! Славную жизнь прожил наш воевода, лёгким будет его посмертие. Проводи его достойно, не застилай путь к небесам слезами, - она гладила меня по голове и плечам, насилу отведя от усопшего, - ступай в терем, надобно подготовить всё к проводам.

Милава кивнула Алёнке и, взяв меня под руки, они отвели меня в светлицу. Сказались бессонные часы или горе так подкосило мои силы, только на удивление уснула я быстро, словно провалившись в дурманящий туман, что окутал мои мысли. И снилась мне добрая улыбка Могуты, и как беззвучно шепчет он вполне понятные слова: «Я всегда буду рядом, Настенька…»

Утром, выглянув из окошка, увидела, что стоит уже на брёвнах ладья, где сновали слуги, заканчивая последние приготовления. Странное спокойствие разлилось по телу, голова была пуста. Алёнка, тихонько всхлипывая готовила наряд, в котором хоронила я батюшку. Белое платье лежало на кровати, точно саван, чудилось мне, что обступили меня тени ушедших, то ли зовя за собой, то ли прощаясь. Руки озябли, озноб мелкими мурашками пробежал по телу.

- Скоро ли всё начнётся? – обернулась я к помощнице.

- Как солнце в зените будет, так распорядился Лепша. Всю ночь готовили дружинники кроду для воеводы, сами, никого не подпустили. Матушка твоя велела рядом с почившим князем упокоить Могуту. Не просто другом он был для него, братом названным, – чернавка утёрла слёзы рукавом.

К обеду всё было готово, в светлицу вошла Милава, нам вдвоём сегодня провожать в последний путь славного воеводу. Княгиня также была облачена в белое платье, только в отличие от меня, волосы её закрывал повой (прим. автора – женский головной убор), концы его спускались на плечи и грудь. Поверх повоя был надет украшенный самоцветами высокий венец.

Мы вышли во двор, рядом с матушкой шла рослая девица, широкоплечая, светловолосая, напомнила она мне воинственную валькирию. В заботах о Могуте и не заметила я, кто приехал из полона в город.

Страшный кошмар повторялся, только вместо Могуты матушка была рядом со мной.

Опять мы поднялись на ладью, где уже лежало тело воеводы. Не было на ней украшений, дружинники, в память о Могуте, сложили рядом с его телом свои мечи, вещь по этим временам почти неслыханная. Дорого стоит меч, дорожит им воин, как своей жизнью.

Тихо стояли мы, глядя на тело, слёзы лились из глаз, но я этого почти не замечала. Облик Могуты дышал спокойствием и достоинством, руки сжимали верный меч.

Тихонько взяв меня под руку, Милава направилась к сходням. Вся дружина замерла вокруг ладьи. Стоило нам ступить на землю, к ней направились гридни. Скоро по улицам города плыла ладья на плечах ратников, унося воеводу. Дружинники били в щиты, отдавая последнюю дань памяти павшего.

Перед курганом Братислава и моих братьев воздвиглась высокая крода. Ладью утвердили сверху. Один из гридней, справный черноволосый мужчина с большими карими глазами остался возле будущего костра, раздеваясь по пояс. Он проведёт обряд, догадалась я. Рядом с ним появился и волхв Лепшаю

Солнце ярко освещало землю, ласково оглаживая своими лучами щёки и плечи, словно успокаивая. Даже ветер утих, притаился. Не шумел в сухой траве, не трепал волосы.

Время текло словно патока, мысли путались. Как сквозь туманную пелену наблюдала я за обрядом, вот уже идёт воин с факелом, поджигает кроду. Маленькие огненные змейки разбежались по кострищу, юрко скользнули по брёвнам, огибая ладью. Встрепенулся ветерок, завёл свою песню, раздул пламя, что в считаные минуты охватило щедрое подношение. Поплыла ладья на огненных волнах в светлый Ирий (прим. автора – в славянской мифологии название рая).

Великую тризну устроила Милава в честь Могуты, жгли по всему городу костры, опять выкатывались на улицы бочонки с мёдом. Люди, проводив ладью к последнему пристанищу воеводы, не расходились по домам, в память о мужественном воине.

На поминальном пиру, что устроили в трапезной, я присутствовала недолго. Матушка, видя, что ни есть, ни пить не могу, наклонилась к моему уху:

- Настенька, иди в свою опочивальню, не мучай себя. Сама я позабочусь обо всём, - подозвала Алёнку.

Понятливая чернавка мигом подхватила меня под локоток, и мы отправились в светлицу. На выходе из трапезной меня кто-то мягко остановил:

- Прости, княгинюшка, за то, что тревожу тебя, - из темноты выступил тот самый гридень, что проводил обряд возле кургана, - повелел мне Могута заботиться о Веже, пока не прибудет новый воевода. Перед боем я поклялся ему, что не оставлю и тебя без помощи. Все грамоты отправлены, как и велел Могута. Ежели тебе, что понадобится, зови. Руславом меня кличут, - он низко поклонился и отступил в тень, мгновенно растворившись в тёмном коридоре.

Я даже кивнуть не успела. Устало вздохнув - впечатлений на сегодня было уже достаточно, поднялась к себе и, наскоро раздевшись, упала на кровать, забылась тяжёлым сном.

Три дня ещё скорбел по Могуте город. А я сидела в своей светёлке, не было сил присутствовать на поминках. Спасибо Милаве, взяла все заботы на себя. Лишь изредка заходя ко мне ненадолго.

В эти дни мы познакомились с Варварой, дева тоже не любила шумных застолий. По вечерам она рассказывала о себе, как воевала в княжеских дружинах, ходила в походы, как попала в плен. Её спокойствие передалось и мне, душевную боль стало переносить легче.

Сегодня мы коротали вечер в моей светлице, Варвара расспрашивала меня о ледовой защите, ей всё было интересно. Вояка до мозга костей, не могла она упустить такой шанс.

- Послушай, княгинюшка, вот вижу, умом ты не обделена. Что же сама тщедушная такая? – глаза воительницы смотрели испытующе.

- На всё воля богов, - пожала плечами я.

- Пустое всё это, - махнула рукой Варвара, - сами мы создатели и своей души, и тела. На меня посмотри, ведь я почти мёртвой родилась, отец даже глядеть на меня не хотел, говорил, подменыша ему принесли. Не ходила я до трёх лет, а потом батюшка начал обучать меня воинской науке. Как ни ругалась матушка, он всё своё гнул. По утрам бои устраивал на деревянных мечах, поначалу мне и вовсе вместо него палочку давали, что могли руки удержать. Бегать заставлял, обливал водой колодезной. И куда только все хвори делись. К десяти годам я уже на равных с парнями билась, а потом и вовсе ратному делу обучаться начала.

Я уважительно покосилась на широкие плечи собеседницы: хорошо развитые мышцы Варвары вызывали лишь восхищение - не верилось, что была она когда-то немощной.

- Что ты этим хочешь сказать?

- А то, выходи по утрам во двор, займёмся и твоим здоровьем. Я упрошу княгиню дать разрешение, - дева кивнула, словно уже обо всём договорилась.

А ведь неплохая идея, подумалось мне. Не помешает быть немного выносливей, а то тельце квёлое, словно всю жизнь княжна в подушках лежала. Вспомнила я, как далась мне вторая битва, насилу до терема добралась. И к тому же это занятие отвлечёт от грустных дум, потому решительно кивнула:

- С завтрашнего утра и начнём.

- Добро, - Варвара встала, поклонилась и отправилась к себе, - на утренней зорьке жди меня, да порты мужские надень, в юбке несподручно.

Так и начались наши тренировки. С самого рассвета гоняла меня суровая воительница за клетями, на заднем дворе. Уходили мы от лишних глаз, всё-таки княгине не положено скакать в штанах перед челядью. И так девки любопытные пронюхали да шептались потом, что уморить чужачка меня решила, а как узнала про это Милава, суровый нагоняй устроила болтушкам, после чего эти разговоры прекратились.

Через неделю я заметила, что выносливей стали руки и ноги, тело постепенно наливалось силой, пропала усталость. Варвара раздобыла два деревянных меча, начала учить меня и ближнему бою. Я засматривалась, как ловко владела оружием светловолосая дева. Оно танцевало в её руках, словно заговорённое. Одним невидимым взгляду движением рассекала воительница огромные чурбаки, точно щепки.

А по вечерам я рисовала чертежи арбалета, оружие это бьёт намного сильней, чем лук. Не помеха железному болту кольчуга. Мечтала я вооружить своих гридней такой новинкой. Только не знала, как и кому рассказать об этом. Нет больше моего верного помощника, никто ко мне не прислушается, ещё сумасшедшей посчитают.