Великая княжна Настасья

Глава 22

Ещё день мучилась в неведении.

Вечером, очнувшись от тяжёлого сна, со стоном поднялась с кровати. Подскочила Алёнка, помогая встать. Дана принесла отвар, исходящий ароматным паром. Кое-как одевшись, спустилась, но вестей всё не было.

Как там мои дружинники? Сколько уцелеет их в бою? Кусая губы, мерила шагами пустую сейчас трапезную.

Чернавка пыталась меня утешить:

- Княгинюшка, не терзайся ты так. Вели, я принесу тебе поесть. А может, брусничной воды с блинами отведаешь?

- Спасибо, Алёнушка, не до еды мне. Кусок в горло не лезет.

Грустно вздохнув, чернавка смахнула набежавшую слезинку:

- Все сейчас ждут, вернутся ли воины. Что будет дальше?

С улицы раздались крики, распахнув оконце, выглянула наружу. Там, залетев во двор, конник кричал во всю глотку:

- Идут! Возвращается дружина! Победа!

Заметались девушки, готовя всё для встречи ратников. Разожгли костры. Терем огласили радостные голоса.

Одевшись, я поспешила вниз, самой мне хотелось встретить у ворот славных воинов. Душа, освободившись от груза переживания, взмыла в бездонное стремительно темнеющее небо. Хотелось петь и кричать от радости, кружась под светом звёзд.

Велев приготовить для себя сани, нетерпеливо прохаживалась по двору. Мороз, вспугнутый кострами, отступил за пределы двора, не терзая своими ледяными руками радостных людей.

Наконец, мы помчались мимо домов, где все ждали вестей об исходе битвы.

Ворота в Вежу были распахнуты, за первым валом виднелись усталые воины, они медленно шли к городу.

Оставшиеся на воротах гридни поспешили навстречу. Хлестнув лошадку, мой возничий обогнал их, направляясь к войску.

Впереди на коне ехала высокая, статная, очень красивая женщина с измождённым лицом. Завидев меня, глаза её распахнулись, засверкали в них слёзы. Спрыгнув с коня, она кинулась навстречу, протянув ко мне руки. Я в смущении спустилась с саней, не зная, как себя вести.

- Доченька… - женщина обняла меня, крепко прижав к себе, - долгое время думала, что мертва ты, как и братья твои. Недавно воины обмолвились, что выжила в тот день моя Настенька…

Из её глаз хлынули слёзы, она покрывала моё лицо поцелуями, снова и снова меня разглядывая. Так вот какая она, моя матушка!

Я обняла её в ответ, не смея сказать и слова, боясь выдать себя. Неужто мать не отличит родную дочь от самозванки? Вдруг Милава качнулась, ей явно стало дурно, всё пережитое, встреча со мной – не каждый подобное напряжение выдержит, мы быстро взяли её под руки и усадили в сани, так и доехала она до детинца.

Я же подошла к дружинникам, глазами выискивая Могуту. Не видно было дядьки, сердце тревожно кольнуло:

- А где же воевода, почему не едет он навстречу? Или случилось что? – обратилась я к ближайшему гридню.

Тот, опустив голову, грустно вздохнул:

- Тяжко ранил его подлый Илдей.

Сердце замерло:

- Где он? – выдохнула я, едва разомкнув губы.

Гридень махнул, указывая на телеги, что медленно тащились за дружиной.

На негнущихся, деревянных ногах пошла в ту сторону.

На последней, с краю, завёрнутый в плащ, лежал старый воин. Морщины его разгладились, лик Могуты был спокоен и безмятежен, словно отдал он все долги своей жизни и теперь отдыхает от безмерных трудов. Прижала я к своему лицу тёплую руку воеводы, лишь сейчас понимая, как дорог мне суровый дядька, когда-то спасший меня. Единственный человек, кто стал для меня родным в этом чужом мире. Слёзы навернулись на глаза. Закутав Могуту плотнее в плащ, я так и дошла рядом с ним до дружинной избы. Гридни аккуратно перенесли воеводу в одну из горниц. Я велела кликнуть Дану, боясь даже отойти от дядьки.

В комнату вошла запыхавшаяся ключница, раны воеводы уже осторожно промыли, и сейчас я накладывала бинты.

Дана осмотрела воина, лик её подёрнулся грустью, но сказала она иное:

- Твои задумки с сумкой и целебными настойками помогли ему выдержать путь до дома, на всё остальное воля богов, - старушка ласково погладила меня по плечам, - матушка твоя вернулась, шла бы ты к ней.

- Нет, - я оглянулась на ключницу, - или забыла ты, что спас меня дядька от гибели, когда ворвались в город печенеги? Не могу сейчас оставить его. Передай матушке, пусть не гневается на меня. Ей тоже отдохнуть надо, много пережила она в плену у хана, пусть отогреется душа её в родных стенах.

- Твоя воля, княгинюшка, - еле слышно проговорила Дана и тихонько вышла.

Всю ночь я не смыкала глаз. У воеводы поднялся жар, мокрая тряпица, что накладывала ему на лоб, быстро высыхала. Позже чернавка принесла от Даны отвары для Могуты. Промакивая ими губы воеводы, надеялась, что помогут они. Напоить сейчас его не было возможности, воин не приходил в себя – слишком много крови потеряно, слишком много времени прошло после ранения.

Лишь под утро, когда у раненого чуток спал жар, уснула я, облокотившись на полати (прим. автора – деревянная лежанка для сна).

Разбудила меня рука, лёгшая на затылок. Встрепенувшись, протёрла сонные глаза - Могута очнулся и ласково на меня смотрел.

- Подай водицы мне, Настенька, - негромко попросил он, было заметно, с каким трудом ему давалось каждое слово.

Напоив его уже остывшим отваром, ощупала лоб советника, жар немного отступил. Воевода снова прикрыл глаза.

- Совсем извела себя, Настенька, ступай, и не такие раны пережил я, - чуть слышно прошептал он.

Положив на лоб смоченную колодезной студёной водой тряпицу, ласково погладила седые волосы воина:

- Спи, дядька, не тревожься обо мне.

Мерное дыхание раненого успокаивало, хотелось верить в лучшее. Скрипнула дверь, на пороге показалась Милава:

- Доченька, ну что же ты так изводишься? - она подошла, положив ладони мне на плечи, - иди отдохни. Хочешь, я побуду здесь, пригляжу за ним?

Не ждала я встречи с княгиней, не знала даже, что отвечать. Как обращалась к ней дочь? Как называла ласково? Смотрела в глаза Милавы, что испытующе глядели на меня, и думала, что сказать.

- Всё хорошо, матушка, только позволь мне побыть здесь.

Мать немного отступила:

- Повзрослела ты сильно, Настасья. Уже и не девица, а настоящая княгиня. Наслышана я о твоих подвигах, батюшка гордился бы тобой, - на глазах Милавы блеснули слёзы, дрогнули губы, - жаль, не дожил он до этой минуты.

Я сжала её ладони:

- Мне тоже жаль. Заботилась я о Веже, как могла, сколько разумения достало. Теперь вернулась настоящая княгиня, тебе и править здесь.

- Нет, что ты! - отмахнулась Милава, - хватит с меня. Полюбили тебя люди, освободила ты их от Илдея.

- Не я, дружина верная.

- Пустое, - отмахнулась матушка, - любой дружине князь надобен, что рассудит, когда в бой идти, а когда и переждать. Да как город лучше оборонить. И всё же, - чуть отступив, княгиня изучающе смотрела на меня, - как изменилась ты дочка, словно не месяцы меня не было, а годы пролетели, - поцеловав меня в лоб, Милава вышла из горницы.

Я присела на лавку и задумалась, схлынул первый страх, на смену ему пришло хладнокровие.

Надо расспросить потихоньку Алёнку, как мы общались с Милавой, может, были между нами споры?

В последнее время стала подмечать, что появились во мне эмоции, раньше несвойственные. Хоть и любила я оружие, но сама воинственностью и жестокостью никогда не отличалась. Вспомнила осаду, как раздирала грудь, клокочущая внутри ярость, казалось, попадись навстречу враг и, не моргнув глазом, кинусь на него с одной лишь целью – убить. И допрос у Мокши не давал мне покоя: ведь я на самом деле хотела отправить его в лес и привязать к дереву, не пожалела бы о своём решении. Помню холодную злость, что ледяной рукой сковала моё сердце и разум. Дар ли это богов или проклятие? Словно и не я, а кто-то сильный, категоричный и могущественный принимал жёсткие решения, а порой даже жестокие.

Подняв глаза к потолку, мысленно вопросила: что угодно вам, неведомые боги? Для какой судьбы перенесли вы меня в этот мир или миссия выполнена, и дни мои сочтены?