Рассказы о Ленинграде [1984, худож. С. Яковлев]

* * *

Когда говорят о мужестве на войне, то в первую очередь, конечно, имеют в виду воинов. Но это совсем не значит, что мирных жителей — женщин и детей, ученых и музыкантов — мужество обходит стороной. Совсем не значит… Ленинградцы доказали это.

…В Летнем саду рыли траншеи. Тем летом, 1941 года, весь Ленинград покрылся узкими сырыми щелями, куда можно было спрятаться во время бомбежек.

Но в Летнем саду рыли не щели — траншеи. Возле них стояли высокие треноги с талями, суетились землекопы, такелажники, деловито и грустно перебегал от одной траншеи к другой скульптор-реставратор Георгий Александрович Симонсон. Нелегкое выпало ему задание: зарыть в землю знаменитые скульптуры Летнего сада.

Георгий Александрович спешил. Стояли по-летнему теплые дни, но приближалась осень, и нужно было торопиться.

На пересечении 6-й и 9-й аллей ушла в землю юная Аврора, скрылись в свое подземное убежище царственный Аполлон и прекрасная Нимфа. Богиня охоты Диана словно в последний раз улыбнулась зверинцу на памятнике дедушке Крылову. Старый баснописец сидел молча. Сурово насупясь, он наблюдал, как один за другим исчезали его беломраморные соседи, как землекопы старательно притаптывали землю на месте зарытых траншей.

Скоро на темно-коричневых шрамах сада уже зазеленела трава, и лишь несколько человек знали, где спрятаны знаменитые скульптуры.

Конечно, знал это и Симонсон. Но знал и другое: не успели! Не все успели укрыть! Надвинувшиеся морозы, нехватка людей, подступающий голод не позволили закончить работы. Осталась неукрытой скульптурная группа «Амур и Психея», Эльфдальская ваза…

После каждой бомбежки Георгий Александрович спешил в Летний сад. Но с каждой неделей путь от Загородного проспекта становился все длиннее. Голод давал себя знать. Таяли последние силы. В один из дней Георгий Александрович мог сделать лишь несколько шагов и опустился на лестничную ступеньку. Сил хватило только на то, чтобы доползти обратно в квартиру. Около умершего скульптора нашли листки, вырванные из общей тетради. Нетвердой рукой на них были начерчены аллеи Летнего сада, стояли крестики с цифрами. На других листочках против цифр было написано: «17 — Немезида, 18 — Рок, 22 — Искренность…». Георгий Александрович, конечно, знал, что план зарытых скульптур существует и без его листочков, но что, если он случайно потеряется, погибнет при пожаре? Ведь не вечно лежать скульптурам в земле! Настанет день, придет Победа, и он все должен будет вернуть городу. Сохранить и вернуть! И, умирая, он чертил план Летнего сада.

…В ясные солнечные дни сверкают над Невою купола соборов, врезаются в небо золотые иглы шпилей. Ничего не скажешь, красиво! Только что для фашистов красота? Подойдя вплотную к стенам города, рассматривая его в бинокли, в куполах и шпилях они видели не красоту — ориентиры для своих дальнобойных орудий. Глядя на сверкающие шпили, производили они свои расчеты. Чуть-чуть правее — «военный объект» № 9 — Эрмитаж, еще чуть правее и чуть ближе — «объект» № 192 — Дворец пионеров.

Нужно было отнять у врага эти ориентиры, спрятать их.

Маскировкой Исаакиевского и Никольского соборов, Инженерного замка, Адмиралтейства, колокольни Предтеченской церкви на Лиговской улице руководил архитектор С. Н. Давыдов. А выполнили это по-настоящему фронтовое задание люди самых разных профессий. Виолончелисты М. И. Шестаков и А. Н. Сафонов, пианистка О. А. Фирсова, архитекторы В. Н. Захарова и Ю. П. Спегальский, художница Т. Э. Визель. На пять куполов и три шпиля натянули серые халаты, золотую «лысину» Исаакия и шпиль Петропавловской крепости покрыли серой краской. И назло врагу слились «ориентиры» с хмурым ленинградским небом, исчезли…

И все-таки гремели взрывы бомб, рвались на улицах снаряды, свистели их смертоносные осколки. Хорошо, что с Аничкова моста успели снять бронзовых коней Клодта.

Но памятников в Ленинграде было много. И каждый из них нужно было спасти, сберечь. Не жалели для этого сил ленинградцы! 14 памятников было укрыто, 95 закопано в землю.

Памятник В. И. Ленину у Финляндского вокзала и памятник С. М. Кирову обнесли деревянной опалубкой из досок и засыпали песком. Земляная гора выросла и над Медным всадником. Хотели было снять его с Гром-камня и опустить на дно Невы, но к архитекторам пришел старый архивариус, работавший в Центроархиве. Пришел и рассказал, что среди бумаг 1812 года сохранилось любопытное письмо некоего старожила города, адресованное царю. Тогда, в 1812 году, перепуганные петербургские вельможи ждали, что со дня на день Наполеон повернет свои войска на столицу, разумеется, возьмет Петербург, и что делать? Решили вывезти из города наиболее ценные реликвии, в том числе и памятник Петру I — Медный всадник. И тут как раз — письмо царю. Писал старожил, что приснился ему сон, будто сам Петр I пришел к нему и повелел передать царю следующие слова: «Покуда я стою в граде сем, ни один враг не ступит на землю его!» Письмо это обнаружили в архиве только в 1941 году, и архивариус решил его показать архитекторам. Наверное, это письмо произвело впечатление, но важнее было то, что погружение в воду могло испортить выдающийся памятник. Решили оставить его на месте — соорудить особо прочный каркас из досок, засыпать двойным количеством песка.

Памятник Николаю I на Исаакиевской площади укрыли мешками с песком. Первый конный памятник России — фигуру Петра I у Инженерного замка срезали с пьедестала, густо смазали тавотом, завернули в бумагу и рубероид и закопали. Рядом в Михайловском саду укрыли под землей и знаменитое «Пугало» — памятник Александру III работы П. Трубецкого. Во дворе бывших Конногвардейских казарм были закопаны «Диоскуры» А. Трискорни. И когда уже шли бои под Пулковом, к воротам Мясокомбината на Средней Рогатке подошел трактор с платформой, погрузил на нее тяжелых «Быков» скульптора В. Демут-Малиновского и увез через весь город, спрятал под кроны деревьев Александро-Невской лавры.

Памятники покидали свои пьедесталы, укрывались шпили и купола, замаскировывались целые городские кварталы. Неутомимо ездил из района в район Николай Николаевич Белехов, возглавлявший Государственную инспекцию по охране памятников Ленинграда. 40 специальных бригад ленинградских художников маскировали город.

Ленинградцы хорошо знают памятник В. И. Ленину «Шалаш» в Разливе. Создал его в 1927 году архитектор Александр Иванович Гегелло. 10 лет спустя его трудами встала над Невой стела в память исторического выстрела «Авроры». Строил Александр Иванович и многие здания: Дворец культуры имени М. Горького, Дом культуры имени И. Газа, Выборгский дом культуры, кинотеатр «Гигант». Словом, украшал город. А тут дано ему задание целый район изменить до неузнаваемости! Точнее, замаскировать Смольный. Вместе с архитектором, Иосифом Александровичем Ваксом, решали они эту задачу.

Тут надо еще раз хорошенько себе представить, что такое для Ленинграда Смольный. Самое главное здание! И в дни Октябрьской революции, и в блокаду. Штаб обороны города!

Понимаете, как хотелось фашистам его разбомбить?

Не вышло! Всю войну летали над Ленинградом, а Смольного так и не нашли. Исчез Смольный. Спрятали его военные маскировщики.

Правда, дело тут предстояло серьезное. Смольный не шпиль, не купол. На него «шапку-невидимку» не наденешь. Если бы только само здание спрятать, так раскрасил крышу зеленым, желтым, коричневым — и дело с концом. Но фашисты тоже не дураки, они бы сразу по соседним зданиям определили: вот он, Смольный, закрашенный только. Нет, тут надо было спрятать и все соседние здания тоже. Что же, все дома разрисовать? И асфальт? И дворы? И панели? Тоже не годится. В солнечную погоду упадут от домов тени — и конец всей маскировке! Рассекречена.

Решили над Смольным и всеми домами вокруг, над скверами и аллейками натянуть огромную сетку. А на ней нарисовать деревья, кусты, аллейки, аттракционы, пруд — парк культуры.

Представляете, картина?! Я где-то читал, что самой большой картиной мира считается полотно итальянца Тинторетто «Рай». Так она всего 22х7 метров. А тут!.. Где такую сетку достать? Все запасы собрали — мало. Еще стали искать. Нашли. В универмаге «Дом ленинградской торговли». Гамаки нашли. Заготовили их там к лету, а летом-то война пришла…

Отпутали гамаки от палок, сплели вместе, добавили другие сетки: рыболовные, волейбольные — какие только удалось отыскать, да еще специально доплели — и получилась всем сеткам сетка! Наклеили на нее сверху куски материи, прикрепили листы фанеры, разрисовали, натянули на крепких тросах — и исчез Смольный. Картина получилась. Пейзаж.

Только если обычно картины один раз рисуют, то эту пришлось каждый год четыре раза перерисовывать. Иначе было нельзя. На деревьях осенью листья желтеют, а тут что же получается: вечнозеленые липы?

Приходилось спускать сетку, добавлять на картину осенние краски: желтые, оранжевые, красные. А зимой надо было все покрывать снегом, застеклять пруд ледяной коркой.

Приходили весна и лето. Зеленела и опадала листва на деревьях. Шли дни и месяцы. А Смольный стоял цел и невредим. Не под толстой стальной броней, а под тоненькой сеточкой. Пуще глаза берегли его от фашистских стервятников наши летчики, наши зенитчики и наши художники-маскировщики.

Ускользнул от врага и «объект» № 9 — Эрмитаж.

Бесценные сокровища хранил он в своих залах и галереях. Шедевры мировых мастеров резца и кисти! Никак нельзя было подвергать их опасности.

Уже в июне 1941 года гулкие этажи Зимнего дворца наполнились стуком молотков. Сотрудники Эрмитажа, художники, скульпторы, школьные учителя снимали со стен полотна картин, упаковывали скульптуры — готовили сокровища к дальней дороге. Тяжелых ящиков набралось столько, что сами работники музея не могли погрузить их на автомашины. На помощь пришли курсанты, красноармейцы, моряки.

1 июля застучали по рельсам колеса эшелона из двадцати семи больших пульмановских вагонов: сокровища, вывозимые в первую очередь. Самые ценные из них были помещены в бронированные вагоны.

В тот же день грузились на автомашины и спешили к вокзалу сокровища Русского музея: около семи с половиной тысяч картин, скульптуры, фарфор…

20 июля отошел второй эшелон сокровищ Эрмитажа из двадцати пяти вагонов.

Третий эшелон отправить не удалось. Гитлеровцы захватили станцию Мга, перерезали последнюю ниточку железной дороги, связывающую Ленинград со страной. Но долго еще слышались шаги в гулких залах Эрмитажа. Из верхних этажей переносили вниз стекло, бронзу, ткани… В античных залах разместилась мебель позднейших веков, у статуи Зевса грудой лежали сабли, пики, мушкеты, алебарды…

А далекий городок Мелекесс приютил в своих деревянных Доме учителя и Доме пионеров сокровища нашей Публичной библиотеки.

Война в стены огромного книгохранилища ворвалась так же внезапно, как и везде. Еще 21 июня 1941 года в библиотеке было полторы тысячи читателей. И вдруг — война. Здание опустело в первые дни. Остались лишь одни библиотекари. Около ста из них сразу же стали командой МПВО. Одна из сотрудниц библиотеки писала в те дни в письме: