Рассказы о Ленинграде [1984, худож. С. Яковлев]

Первый музей

Вот уже более двух с половиной веков стоит над Невою здание Кунсткамеры — первого музея российского. Возле одной из ее дверей крупными буквами написано: «Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого».

О царе Петре I в учебниках по истории сказано, что был он полководцем, государственным деятелем, градостроителем, законодателем. Но кроме всего прочего, он был еще и коллекционером. Пока мальчишкой рос, любил, разумеется, в войну играть и собирал все, что к военному делу относилось. Присылали молодому царю то «лук московского дела», то «саблю египетскую», то «фузею немецкую». Подрос царь — отправился с «Великим Посольством» в Западную Европу. Такие там диковинки увидел, что вернуться без них уже никак не мог. Привез в Россию микроскопы Левенгука, «огнестрельные и инженерные инструменты», «стеклянные сосуды, в которых обретаются разные вещи». Прибыли в Москву «морской зверь коркодил да морская рыба сверт-фиш», «коллекция рыб, птиц и гадов», «персона глиняная остинской работы»… Понимал Петр I, что и своя русская земля чудес полна, а потому и писал указы «О приносе родившихся уродов, также найденных необыкновенных вещей». Коллекция разрасталась.

Поначалу она хранилась в Москве, в Аптекарской канцелярии. В 1714 году она переехала в Санкт-Петербург, разместилась в Летнем дворце, а 4 года спустя повелел царь отдать под коллекции большой двухэтажный дом, отобранный у опального боярина Кикина. Дом этот в ту пору так и называли: Кикины палаты. Стоял он на 1-й Береговой улице (теперь улица Воинова).

В 1719 году все собранное в Кикиных палатах открыли для обозрения. И тогда коллекция стала музеем.

Заикнулись было царевы слуги насчет платы за вход в музей, но в ответ царский указ получили: «В оную Куншткамеру впредь всякого желающего пускать и водить, показывая и изъясняя вещи». Мало того: в первые годы посетителям музея еще и угощение подносилось, на что отпускалось 400 рублей в год.

Начался музей с коллекции. Дальше пришли к нему на помощь путешественники.

Куда бы в ту пору ни отправлялись экспедиции, всем им давался наказ: о музее не забывать! Уезжал, к примеру, собирать лекарственные травы в Сибири врач Д. Г. Мессершмидт — предписано ему было и «приискивать… могильные всякие древние вещи, шайтаны медные и железные и литые образы человеческие и звериные и калмыцкие глухие зеркала…». Разъезжались по стране географы, топографы, геодезисты — им тоже велено было «означать, какие где народы, и каких вер, и чем питаются, и какой хлеб родится или не родится».

Скрипели по дорогам России телеги, везли на берега Невы «диковины».

Включились в дело доброхоты. По собственной воле слали и слали они в музей вещи, по их понятиям, удивительные: «Чулки диковинные бурятские», «Монстр человеческий», «Теленок двухголовый», «Медальное татарским письмом внутри и снаружи насеченное блюдо»…

Прибывали экспонаты — непонятные, загадочные, не похожие друг на друга. Станки и инструменты. Одежда и утварь. Чучела животных и птиц. Камни и растения со всех концов земли. Во всем надо было разобраться, все понять, изучить. Кто мог это сделать? Только наука! Но в том-то и беда, что очень уж слабенькой была она тогда в государстве Российском. Лишь в июне 1718 года повелел Петр I: «Зделать академию. А ныне приискивать из русских, хто учен и к тому склонность имеет». 28 января 1724 года подписал он сенатский указ об утверждении Петербургской Академии наук.

Так и получилось, что первая коллекция, первый музей явились еще и первыми камнями в фундаменте здания нашей науки.

Зданию этому еще было суждено строиться да строиться. Музею первому — расти и расти. Кикины палаты для него уже были маловаты. Экспонатов собралось столько, что посетителям среди них «можно было растеряться». Да и просто не помещались эти экспонаты на полках. Один из современников говорил, что в Кунсткамере «имеется еще столь большой запас вещей, не приведенных в порядок, что потребовалось бы еще 30 и более комнат, чтобы их расположить».

Для музея начали строить новое здание. На Стрелке Васильевского острова.

Строительство растянулось на долгие годы. Первые камни под стены заложили в 1718 году, последние двери навесили только в 1734-м. Один за другим менялись архитекторы. Начал строительство Маттарнови, продолжил Гербель, его сменил Киавери, а закончил Михайло Земцов.

В новое здание перевезли коллекции, библиотеку. В пору было радоваться, да однажды морозной декабрьской ночью вырвались из-под крыши языки пламени, прогремел выстрел часового. Только поздно он прогремел. Кунсткамера пылала. Разлетались россыпью искр ее деревянные переборки, шкафы, лестницы.

Вместе с солдатами ринулись в огонь спасать коллекции Михаил Васильевич Ломоносов, Андрей Константинович Нартов, прямо из окон полетели в снег книги, чучела, инструменты, уроды!.. Многое удалось спасти, но и безвозвратно погибшего было немало. Сгорела галерея с сибирскими и китайскими экспонатами, астрономические инструменты, часы…

7 лет спустя Кунсткамеру начали возводить вновь, да так до конца и не достроили. Сгоревший купол был восстановлен лишь после Великой Отечественной войны, в 1948 году.

Кунсткамера!.. Почти на 100 метров протянулось ее здание по Университетской набережной. Два музея живут сейчас под ее крышей: Петра Великого и М. В. Ломоносова. В соседнем здании — еще музей, выросший из первых коллекций, — Зоологический.

Справедливости ради надо сказать, что Кунсткамера была хотя и первым музеем, но не единственным. В 1709 году было положено начало и Модель-камере, из которой потом вырос Военно-морской музей. В 1702 году вышел указ о сборе и хранении оружия и артиллерии «для памяти на вечную славу». Хранилищем этого оружия, трофейных знамен и регалий стал вначале цейхгауз Петропавловской крепости, а затем здание на кронверке, где помещается сегодня Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи. В ту же пору на Еловом, или Вороньем, острове разбит был Аптекарский огород — родоначальник нашего Ботанического сада.

Каждый музей интересен своими экспонатами и своими собирателями. Иной экспонат сам по себе чудо. Другой, подчас невзрачный на вид, может рассказать интереснейшую историю о том, как он сюда попал.

Чудом из чудес Кунсткамеры сразу же стал Готторптский глобус. Более трехсот лет назад в Шлезвиг-Гольштейн-Готторптском герцогстве, под наблюдением известного ученого и путешественника того времени Адама Олеария, создал его механик Андрей Буш. Все было на этом удивительном глобусе — и небо, и земля. Снаружи он был оклеен бумагой с нарисованными на ней очертаниями материков, островов, гор и морей. Глобус был таким большим (более трех метров в диаметре!), что через особую дверку можно было войти внутрь его и тогда увидеть небо, усыпанное множеством звезд и даже вращающееся, точно повторяющее движение нашей небесной сферы. Глобус «по совместительству» был еще и одним из первых планетариев в Европе.

Хранился он в городе-крепости Тепинген. И случилось так, что в конце 1713 года русские войска освободили этот город от многомесячной шведской осады. Радости горожан не было предела! Опекун малолетнего герцога не уставая благодарил Петра I и, зная его любовь ко всяким диковинам, показал ему и глобус-великан. А когда русские войска покидали Тепинген, герцог сообщил Петру I, что в знак благодарности он дарит ему этот глобус.

Огромный нарисованный земной шар сам отправился в путешествие по настоящему земному шару. Сначала он пересек Балтийское море и прибыл в город Ревель (так тогда называли Таллин). С корабля пересел на сани. Впряглись в сани сотни крепостных и потащили их через поля, реки, овраги. Леса на пути вставали — прорубали в них просеки.

4 года путешествовал глобус, а прибыл на берега Невы — бездомным оказался: не было еще готово здание Кунсткамеры. «Поселили» его пока в зверовом дворе, в бывшем слоновнике. (Он ведь размером своим под стать слонам был!) А в июле 1726 года пересекла Неву небывалая баржа, сколоченная из трех судов и шлюпок, — перевезла глобус на правый берег, к зданию Кунсткамеры, над крышей которой уже пыталась достать низкие облака еще не достроенная башня. На нее-то и подняли глобус. Установили. И только тогда каменщики стали возводить стены башни. Глобус оказался внутри ее.

Стоять бы ему там и стоять, да пожар 1747 года по-своему распорядился. От «Готторптского чуда» остались только железные обручи… Долго разглядывал их англичанин Скотт, но взяться за восстановление глобуса отказался. «Сие невозможно», — ответил он пригласившим его русским ученым.

Не рискнул английский инженер сотворить чудо — рискнул русский механик Тирютин. Помог ему другой русский — Андрей Нартов. И в 1754 году глобус-великан вновь принял посетителей. Только стоял он уже не в башне Кунсткамеры, а в специально построенном домике на Коллежском лугу, рядом с университетом.

Но и на этом «путешествия» глобуса не закончились. Минуло чуть более шестидесяти лет, глобусный домик обветшал, начал разваливаться, и в 1829 году глобус перевезли в Таможенный переулок, где располагался тогда Академический «музеум». В начале нашего века его увезли еще дальше — в Царское Село (ныне город Пушкин). Там его и застала Великая Отечественная война. Когда войска Ленинградского фронта в январе 1944 года освободили город поэта, глобуса там не оказалось. Нашли его лишь 3 года спустя — в немецком городе Любеке. Оттуда морем доставили в Архангельск, и тогда уже на огромной специальной железнодорожной платформе снова привезли в Ленинград.

Весною 1948 года в башне Кунсткамеры прорубили большой проем, с помощью блоков подняли на высоту пятого этажа глобус-«путешественник» и водрузили его в «собственную квартиру».

По старой памяти кое-кто еще называет это музейное чудо Готторптским глобусом. Наверное, это несправедливо. Ведь тот голштинский подарок погиб в огне пожара, а этот, новый, глобус создан русским мастером Тирютиным. И второе его имя — Большой Академический глобус, конечно, более правильное.

Коли уж забрались мы по узким винтовым лестницам на башню Кунсткамеры, не будем спешить покидать ее. Не одним только глобусом знаменита башня, а и многими научными открытиями. Когда-то, более двухсот лет назад, из окон ее наводил на небо свои «ночезрительные трубы» великий русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов.

26 мая 1761 года многие астрономы Европы направили свои трубы на Солнце. В тот день солнечный диск должна была пересечь планета Венера. Ждал этого момента и Ломоносов. Среди тысяч звезд Венера отыскалась легко. Вот она плывет, плывет к Солнцу, приближается, приближается и… Что это? В месте сближения Солнце начало тускнеть! До этого оно выглядело совершенно чистым, а тут вдруг стало мутноватым… Почему? Размышлять нет времени, хронометр отсчитывает секунды. Венера спешит оставить диск дневного светила, вот уже покидает его и… «Последнее прикосновение заднего края Венеры к Солнцу, при самом выходе, было тоже с некоторым отрывом и с неясностью солнечного края», — записывает ученый в журнале наблюдений.