Ведомственный притон

7

Олег Фочкин бросил трубку и резко отодвинул телефонный аппарат в сторону. Ему удалось дозвониться лишь до дежурной медсестры из приемного покоя и узнать, что его друг и боевой товарищ Серега Блинков был доставлен в больницу в бессознательном состоянии и сразу направлен в операционное отделение. Но сколько он ни пытался пробить телефон ординаторской, чтобы узнать, как прошла операция, ему это так и не удалось. Каждый раз аппарат огрызался короткими гудками, и майор Фочкин пришел к выводу, что на другом конце провода кто-то один из самых заботливых медиков попросту сбросил трубку с рычага.

— Надо ехать в клинику, — сказал он и с мольбой в глазах посмотрел на Золотарева.

Капитан, обложив стол сводками последних происшествий и не отрываясь от экрана монитора, даже не повернул головы в сторону майора. Куда интереснее были данные, представленные в Интернете:

— Профсоюз проституток в Центральном округе готов бороться за свои права…

— А если твой Блинков до сих пор не пришел в сознание, что даст этот визит? — не обращая внимания на Золотарева, спросил Катышев.

— Что ж, тогда приметы налетчиков у соседей Блинкова надо расспрашивать? — высказал предположение Фочкин.

— По неофициальным данным, в Центральном округе, — снова включился Золотарев, — насчитывается около пятисот фирм, в которых трудится около десяти тысяч падших женщин. И если предположить, что на каждые десять человек имеется один куратор в милицейской форме…

— Да заколебал ты, Золотце! Тоже мне профсоюзный статистик! — осудил коллегу Катышев. — До каждого куратора еще добраться надо!

— Тогда объясни, как ты собираешься это сделать? — Золотарев перевел взгляд с экрана на Катышева.

— Лучше всего, мне кажется, начать с главной сутенерши. Если мне не изменяет память, ее Мамкой-Танькой называют?

Фочкин, вспомнив о записанном адресе борделя, похлопал по карманам пиджака. Тут же извлек листок и нервно развернул его:

— Грузинский переулок… Едем, Катышев? — Май-

op с грохотом выскочил из-за стола, готовый сломя голову бежать по указанному адресу.

— Как же! Она вас там с распростертыми объятиями ждет не дождется, — гоготнул Золотарев. — И гадать не надо, Что с твоим Блинковым ее ребятки поработали. Даже если бы они учинили расправу не над омоновцем, а над обычным клиентом с улицы, не прикрыть притон было бы верхом безумия или наглости.

— Но что-то делать надо! Не сидеть же на месте! — голос Фочкина можно было услышать даже в приемной начальника управления, которая располагалась этажом выше.

— Чего ты орешь? — не глядя на Фочкина, негромко отозвался Катышев. — В принципе, наш Золотце прав. Но проверить адресок не помешает. Кстати, Коля, пока мы с товарищем майором будем заниматься обследованием сонма разврата, свяжись с нашими министерскими кадровиками.

— На предмет?

— На предмет Мамки-Таньки. Чем черт не шутит, вдруг она и в самом деле работала в детской комнате милиции? Копни последние пять лет, может быть, и найдется уволенная Татьяна.

— Как прикажете, гражданин неначальник, — согласился Золотарев.

— Золотце, милый, — тут же взмолился Фочкин, — и постарайся прозвониться в больницу к Блинкову.

— Есть, товарищ майор, — накрыв макушку ладонью левой руки, Золотарев поднес к виску правую.

Дом в Грузинском переулке оказался дореволюционной постройки. В четыре этажа, аккуратный, подкрашенный, видимо, совсем недавно отреставрированный. На подъездной двери бронзовел до блеска начищенный кодовый замок. Сразу набирать номер необходимой квартиры оперативники посчитали идеей глупой. На счастье, дверь открылась и в проеме появилась упитанная тетка средних лет, с ярко накрашенными губами и широко подведенными ресницами. Она, загородив проход, без смущения, нахально разглядывала незнакомых в полном соку мужчин, видимо, прекрасно понимая, куда и к кому они держали путь. От радостного нетерпения, что они попали вовремя и по нужному адресу, Фочкин даже толкнул Катышева в бок. Но тетка все еще стояла в проходе.

— Вы туда или сюда? — вежливо спросил Катышев, в то же время стараясь прошмыгнуть в подъезд.

Но женщина вдруг навалилась и прижала капитана к косяку двери:

— Я-то не туда и не сюда. Я здесь живу. Эго вы явились, чтобы туда-сюда…

— А вы что, мамаша, председатель домового комитета?

— Какая я тебе мамаша?! Ну-ка валите отсюда подобру-поздорову, а не то я сейчас в милицию-то позвоню! — Для убедительности она вытащила из кармана сотовый телефон. — Наш участковый просил докладывать о всех гостях восьмой квартиры!

— А почему вы вдруг решили, что нас интересует именно восьмая квартира? — нагло улыбнулся Фочкин.

— Она не только вас интересует. Тут перебывало много желающих — туда-сюда!

Тетка, не сдвинувшись с места и нисколько не остерегаясь за свою сытную жизнь и непомерное здоровье, поднесла телефон почти к носу и, не прекращая пугать участковым, принялась тыкать пальцем в кнопки.

— Не трудитесь, мамаша, — Катышев достал удостоверение. — Мы как раз и есть из милиции.

Экзальтированная дама, скрупулезно изучив документ, сделала шаг назад, пропуская мужчин в подъезд.

— Только вы, товарищи милиционеры, приехали поздновато. Бордель закрылся еще вчера вечером. Съехали все девочки и мальчики.

— А вы почем знаете? — удивился такой оперативной информированности Катышев.

— Да потому, что я и есть самый настоящий председатель домкома. Утром приезжал хозяин, осмотрел свою квартиру и остался доволен.

— Вы — председатель домкома? Шутить изволите? — не смог сдержать смеха Фочкин.

— А что тут такого? Не похожа, что ли?

— Я вообще-то не ведаю, как могут выглядеть домкомы. Но первый раз вижу официальное лицо, которое находится в курсе того, что на протяжении долгого времени в подведомственных пенатах функционирует самый настоящий притон разврата и говорит об этом так спокойно. Вот что меня очень настораживает, уважаемый домком. — Лицо Фочкина стало серьезным, как у судьи во время вынесения приговора.

Ни слова осуждения, ни строгий тон Фочкина не вывели женщину из равновесия. Прежде чем ответить, она достала носовой платок и, накрутив его на толстый палец, вытерла уголки губ. Видимо, чувствовала, что при разговоре толстый слой помады расползался.

— Ты, мил-человек, меня не учи, как надо поступать. Там не шумели, там не буянили, хлопот никому из жильцов не доставляли. Там тихо, как бы это сказать, развлекались. Мужчины и женщины. Это раз. — Она снова принялась вытирать губы.

— А два? — поторопил Катышев.

— А два — от таких притонов нашей родной милиции бывает только польза.

— Вот как? — даже раскрыл рот Фочкин, готовый тут же узнать о материальной выгоде участкового.

— Я читала, что до революции и в первые годы советской власти, когда притоны и бордели считались прибежищем криминала, милиция извлекала из этого немалую выгоду. Ведь были и осведомители. Или я не права?

— Вы что, тоже служите по совместительству? И домком, и осведомитель?

Пожевав губами и удостоверившись, что лишней помады больше нет, тетка даже закокетничала и манерно задвигала объемными плечами.

— О всех незнакомых мужчинах, которые наведывались в восьмую квартиру, я по мере возможности сообщала нашему участковому Петру Семеновичу Коноваленко. Он мне за это даже премию по сто рублей трижды вручал.

— За доносительство, — поправил Катышев.

— Как вы вульгарны, молодой человек! Что за слово такое?! — сморщилась домком. — За оперативную информацию!

— Значит, и товарищ Коноваленко знал, что в восьмой квартире функционирует притон?

— И мне, и участковому хорошо известно, что квартира по всем правилам закона сдавалась в аренду.

— И все остальные жильцы об этом знали?

— Кто хотел, тот и знал. И, если быть до конца откровенной, ваш Коноваленко и без моих сообщений в нее чуть ли не каждый вечер заглядывал.

— Зачем? — тут же выстрелил вопросом Катышев.

— Как зачем? Для порядка. Документики у гостей и девочек проверить.

— А кто арендовал квартиру?

— Довольно порядочная женщина. Моих лет. Светленькая, зеленоглазая. Ямочки на щеках. Татьяной Федоровной ее звали. Она меня даже шоколадными конфетами угощала. Фамилия у нее странная, не могу вспомнить. То ли Чермшинова, то ли Черемнова… Но Коноваленко наверняка знает. Хотите чаю, товарищи милиционеры?

Фочкин посмотрел на Катышева, понимая, что надо тотчас же соглашаться. Всезнающая тетка могла пролить свет и на многие другие щекотливые вопросы. Но Костя, о чем-то раздумывая, медлил с согласием.

— А как вас зовут? — наконец спросил Катышев.

— Варвара Леонидовна Прияткина. — Они впервые увидели, как расплылась в улыбке информированный и всегда готовый помочь следствию домком.

— Дорогая Варвара Леонидовна, — взяв ее ладонь в руку, нежно сказал Катышев, — мы к вам еще обязательно заглянем на чашечку чаю. Но сейчас хотелось бы повидаться с коллегой, участковым Коноваленко. Где его участок, не подскажете?

— Понимаю, понимаю, — закивала расплывшаяся от нежности женщина. — Надо ковать железо, пока оно горячо. Его каморка в подвальном помещении соседнего дома.

Они вышли на улицу и направились в указанном домкомом направлении. Дверь, окованная оцинкованной жестью, оказалась закрытой. Фочкин, скорее для профилактики, несколько раз стукнул в нее кулаком.

— А ты знаешь, Костя, почему этот самый Коноваленко каждый вечер наносил визит в бордель?

Катышев поднял глаза:

— Майор, тебя только теперь эта мысль осенила? То, что он туда за зарплатой бегал, и коню понятно. Больше того, я уверен, что не кто-нибудь, а именно он предупредил неизвестную нам Татьяну Федоровну о том, чтобы она скорее сматывала удочки.

— Ты думаешь?

— Я уверен. Мало того, он, чтобы не выпускать столь ценный притон со своего участка, мог подыскать в своем же районе и другую квартиру для разврата.

…Золотарев сиял как утреннее солнце. По мрачным лицам товарищей угадав, что они вернулись не солоно хлебавши, он закинул ногу на ногу и откинулся в кресле, демонстрируя успех и превосходство.

— Ну что, неудачники? Не я ли вам говорил, что визит в бордель — дело пустое!

Фочкин стянул с головы вязаную шапочку, шмыгнул носом:

— Я бы не сказал, что мы прокатились зря. Из больницы по Блинкову никаких сведений нет?

— Будет жить твой Блинков. Только пока в сознание не приходил. Но у меня есть куда более занятные сведения.

Катышев, не скрывая усмешки, посмотрел на Золотарева:

— Хочешь сказать, что поймал удачу за хвост?

— Допустим, поймал.

— Тогда особо-то не обольщайся. Потому что стоит она к тебе задом! — Катышев повесил куртку и прошел к столу. — Ну говори, не тяни резину!

— Мамка-Танька, — фальшиво демонстрируя обиду, сделал паузу капитан. — Не кто иная, как бывший старший лейтенант детской комнаты милиции Восточного округа — Татьяна Федоровна Черемисова. Два года назад она была уволена из органов внутренних дел в связи с окончанием срока контракта. Это официальная версия. А на самом деле ее попросили за разврат малолеток.