Ведомственный притон

43

Перрон мигом наполнялся пассажирами, прибывшими из Киева. Носильщики с трудом проталкивали доверху груженные национальной валютой тележки — салом, горилкой, домашними колбасами и прочими вещами — сквозь толпу. До отправки состава в Кременчуг оставалось еще полчаса. Безмятежная Ляля, которой так и не довелось покорить могущественную советскую столицу, отдав последние рубли за билёт в плацкартном вагоне, уже заняла место.

Золотарев, грустно глядя за передвижением приехавших и отъезжающих, подумал о том, что одни прибывают в этот вечный, никому и ничего не прощающий город, в надежде устроить свою жизнь. Другие бегут из него со сломанной судьбой, в прах разрушенными мечтами. Стая совсем молоденьких девчонок, перемешивая и коверкая русскую речь с хохляцкой, покинув вагон, направилась в вокзальный ресторан. Отмечать прибытие. Золотарев вспомнил о фляжке коньяку, которая согревалась в кармане куртки, извлек ее и, сняв крышку, протянул Жанет.

— Ну, за расставание, — сказал он и пропел: — Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу…

— Зря, — сказала Жанет и сделала маленький глоточек. — Я бы могла тебя досыта кормить борщом с галушками.

— От вкусной и здоровой пищи у меня происходит несварение желудка. Я уже привык питаться где попало и чем попало. Чаще — всухомятку. Вот если бы не выпивка, давно бы помер. — Он закинул голову, и его кадык задвигался, словно шатун паровоза.

— Зря, — снова сказала Жанет. — Я бы сделала твой дом уютным и чистым.

— Это тоже смерти подобно, — улыбнулся Золотарев. — Тогда я помру от лени и самодовольства.

— Скажи, Коля, разве тебе не было со мной хорошо? — Она постаралась заглянуть ему в глаза.

Капитан, смутившись и раздумывая над ответом, поскреб кончик носа:

— Разве может быть плохо с профессионалом?

— Не напоминай мне о прошлом, — обидевшись, отвернулась она. — С этим покончено навсегда.

— Извини. И чем же ты теперь займешься? Уж не собирается ли бывшая топ-модель освоить токарный или фрезеровочный станок?

— Я пока не знаю. Скорее всего, восстановлюсь на филологическом. Ни Сидни Кроуфорд, ни Памелы Андерссон из меня не получилось. Кстати, а что будет с Белоцерковским?

— Скорее всего — ничего. Наймет самых известных адвокатов и в худшем случае получит условный срок. Он в силу своей национальности — хитрый мужик.

— Но он же нас подкладывал и продавал!

— А где доказательства?

— А штрафные роты? — Она даже вздрогнула, вспоминая о своем недавнем прошлом.

— Белоцерковский опять-таки здесь ни при чем.

Штрафроты изобрел Ремизов, а командовала ими ваша Мамка-Танька. А с мертвых уже ничего не спросишь.

— Что же, никого не накажут? Зачем же мы давали показания?

— Какая же ты кровожадная! Успокойся, Женя, кого-нибудь да накажут, — представляя, как будет выглядеть подполковник Ломакин во время судебного заседания, ответил Золотарев. — Только ничего от этого не изменится.

— Тогда поцелуй меня. Помнишь, как в ту ночь…

Золотарев едва коснулся ее губ. Он не помнил, что было в ту ночь, когда они приезжали к ним в гости с Фочкиным.

— Прощай и иди в вагон. До отправления осталось пять минут.

— Можно я тебе хотя бы позвоню?

— Конечно, — подталкивая ее к тамбуру, сказал он.

— А телефон? Назови свой номер.

— Его легко запомнить — ноль два.