Ведомственный притон

18

К счастью Катышева и Диночки, Паша Коробатов терпеть не мог премьер, презентаций, вернисажей и открытий, когда залы, где происходили мероприятия, заполнялись, как ему казалось, сотнями голодных людей.

Сколотивший уважение и состояние своим личным горбом и мозгами, Паша в конце концов пришел к выводу, что выведенный совдепией тип халявщика с успехом прижился и в рыночных условиях. На территории от Японского моря до Балтийского, на которой теперь, как и по западным меркам, за услуги и удовольствия полагалось платить из своего собственного кармана, этого не произошло. Все что-то и у кого-то просили. Все искали спонсоров и благотворителей. Хуже того, по-прежнему не только не отмерла, но и увеличилась группа нахлебников, которым все, что нужно в жизни, давалось легко и без труда. Большинство из них имели добротное образование, очаровательную внешность, уважаемых родителей. Но это не мешало им быть обыкновенными попрошайками, которые прилагали все усилия, чтобы не пропустить ни одного фуршета, ни одной презентации. Порой Пашу Коробатова даже забавлял вопрос о том, каким способом они попадают без приглашений на чередующиеся одно за другим мероприятия. Не надо быть хорошим счетоводом и математиком, чтобы не заметить, что на фуршеты приходит народу в два раза больше, чем напечатано приглашений. При этом профессиональных халявщиков Паша Коробатов видел издалека. Нахлебник вяло хлопает под приветственные и бравурные речи и с сонным видом дожидается окончания официальной части. Он занимает место поближе к дверям, ведущим в банкетный зал. Но он никогда не пропустит последних слов организатора и с первыми аплодисментами стрелой устремится к столам со снедью и выпивкой. Коньяком он доверху заполнит большие бокалы, а бутерброды с икрой станет лихорадочно засовывать не только в рот, но и в карманы. Парадокс российского дармоеда, по мнению Коробатова, состоял и в том, что он не отличался особой жадностью и при случае не отказывал в удовольствии пригласить к бесплатному застолью таких же, как и он, закадычных друзей, всегда готовых наполнить брюхо на дурнячка.

Когда в столице прочно сформировалась своеобразная «презентационная мафия», не пропускающая ни одной мало-мальски приличной кормежки, Паша перестал посещать премьеры, презентации, вернисажи и открытия. Для него было неприемлемо совмещение высокого искусства и обыденной жратвы.

Но в то же время, чтобы не затеряться в числе обыкновенных смертных посетителей и ценителей настоящей эротики, он всегда появлялся в залах выставки сразу после презентационных обедов. В этом было свое преимущество. Набив брюхо и карманы, полупьяные халявщики покидали залы, народ с улицы все еще не допускался, и у Паши было время без суеты и толкотни пообщаться с произведениями как великих мастеров, так и с халтурами скоротечных, но модных направлений.

Уже само название выставки «Грани пошлости и реализма в эротической живописи» говорило о многом, и Паша, не задерживаясь, покидал залы, где на стенах были вывешены размалеванные женские тела. Лишь изредка его взгляд привлекало то или иное полотно, и тогда он на секунду-другую останавливался, выбирая нужный ракурс и расстояние для просмотра.

За неполные два часа он успел осмотреть половину экспозиции, когда в одном из залов увидел необычную для его восприятия картину. Около довольно мелких полотен, вывешенных по стене в хаотичном порядке, в ситцевом платьице, словно на улице было жаркое лето, стояла молодая в полном соку женщина, тщательно позируя перед парнем в потрепанных джинсах. Паша подошел поближе и скосил глаза в сторону мольберта. Художник, видимо, привыкший к вниманию зевак, лихо водил по холсту жирным карандашом, заканчивая произведение. Пашу бы никогда не привлекла эта заурядная мазня, если бы фигура, запечатленная на холсте, в отличие от настоящей женщины, которая мгновенно понравилась Паше, не оказалась совсем нагой.

Улыбнувшись столь необычному взгляду на вещи, Паша совсем тихо, чтобы не могла услышать натурщица, произнес:

— Вы, наверное, молодой человек, смотрите на мир через розовые очки?

Художник на секунду оторвал взгляд от своего далеко не реалистического произведения и усмехнулся:

— Ошибаетесь, сэр, мое творение как раз в жилу! На фоне всех этих довольно пошлых открыток, мне, дабы увидеть в женщине истинную красоту, не нужна откровенная демонстрация живой плоти!

— Вот как! — уже нисколько не опасаясь быть услышанным, изобразил удивление Паша. — И героиня вашего полотна согласна с такой композицией?

— Не знаю, — нехотя ответил художник. — Настоящий мастер-реалист пишет не то, что видит, а то, о чем подсказывает ему душа.

Теперь паренек с карандашом в руке казался ему не менее привлекательным, чем сама натурщица. Даже при том, что изображение на холсте не отличалось задумкой и оригинальностью. Но, скользя взглядом по плавным формам застывшей около стены женщины, он вдруг сообразил, что тело, скрываемое платьем, до мельчайших нюансов отображено на холсте. Иначе откуда бы взялись две крупные родинки, одну из которых он мог и сам видеть на шее? Другая, заметно выделенная, красовалась на правой груди. У Паши даже проскользнула догадка, что наверняка молодой человек все эти откровенные прелести мог видеть воочию.

— И что вы хотите сказать этим произведением? — спросил Коробатов.

— То и говорю, что Россия погрязла в сексе и разврате. Нас приучили к обнаженным женским телам, как к тарелке с холодным студнем. Кругом сплошная порнуха! В женском теле не осталось ничего таинственного. Вот я и хочу увидеть это самое таинственное!

— Вы что же, против секса? — Умозаключения парня становились забавными.

— Против!

— Тогда страна просто вымрет! — усмехнулся Паша.

— Не вымрет. В России, как сказала одна легендарная женщина, секса никогда не было, но росту численности населения это вовсе не мешало.

— И все же не могу не заметить, что вы не оригинальны!

— Считайте, как хотите, а мне — плевать! — отмахнулся художник.

Невнимание к его персоне немного задело Пашу, но он был благодарен «реалисту» за то, что тот до сих пор не послал его по матушке. Женщина в это время опустила головку и под прямым лучом софита показалась Паше грустной и печальной. Не спросив разрешения, она оставила подиум и заглянула в мольберт.

— Это я? А почему голая? Ты что, урод, себе позволяешь!

Паша дотронулся до ее локтя:

— Не сердитесь на него. Искусство требует жертв. Вы необычайно прекрасны! Я бы назвал картину «Скрывающаяся невинность».

— Скрывающаяся невинность? В этом что-то есть! — Художник, нисколько не отреагировав на мнение натурщицы, поднял голову и посмотрел на незнакомого посетителя. Тут же бросил карандаш и резко захлопнул мольберт. — Жрать хочется!

— Разве вы не были на фуршете? — спросил Паша.

— Ненавижу фуршеты и презентации!

— Тогда могу пригласить вас и вашу спутницу в уютное кафе, — предложил Паша.

— Опять халява, — только и ответил художник.

Последняя фраза окончательно добила Пашу, который, презирая всех мировых дармоедов, с этого момента даже полюбил и независимого художника и его покладистую натурщицу.

Через час Катышев и Диночка сидели в уютных кожаных креслах в Пашиной квартире. Разглядывая многочисленные картины на стенах, капитану даже показалось, что он не покидал зала выставки. Все портреты и художественные композиции многогранно представляли тему эротики. На полках шкафов и серванта в бронзе и фарфоре застыли фигурки обнаженных дам.

Под розовым абажуром комнаты гулял необычный аромат, который туманил голову Катышеву. Диночка также подверглась его воздействию и, приоткрыв ротик, не сводила глаз со своего живописца. Только Паша Коробатов был спокоен.

Он поставил на стол пузатые бокалы и наполовину наполнил их тягучим напитком.

— Что мы будем пить? — не без волнения поинтересовался Катышев.

— О! Это чудотворная вещь, которая не оставляет равнодушными ни один из полов.

— А конкретно? — Диночка, словно испугавшись, прикрыла колени подолом ситцевого платья.

— Это эротический коктейль. Но не стоит так волноваться, — ответил Паша, заметив стыдливый жест гостьи. — Его чудодейственная сила проявляется только через три дня. Могу дать рецепт. Литр белого вина, стакан апельсинового сока, десертная ложка коньяку, еще одна ликера, затем добавляете две столовые ложки меда, четверть чайной ложки кардамона и свежие листки мяты. После чего коктейль тщательно фильтруется и настаивается в холодильнике. Только потом им можно угостить любимого человека.

— Забавно, — поднимая бокал, отозвался Катышев. — В этой жизни все сводится к одному — пойлу, жратве и близости.

— А как вы хотите? — присаживаясь на диван, ответил Коробатов. — Вопрос человеческого интима — извечный и далеко не простой. Вопрос, можно сказать, государственный, влияющий на все аспекты жизни.

И политический, и экономический, и военный, и уж тем более социальный.

— Ну это ты загнул, брат! — отказался верить Катышев. — Целомудрие и непорочность — вот главный вопрос.

Коробатов первым сделал глоток коктейля и улыбнулся:

— Хотите, я вам расскажу древнюю историю, дорогой мой художник? Может быть, вам придется обратиться к этому сюжету?

— Валяйте! — отозвался Катышев, раздумывая, как поделикатнее начать разговор о госпоже Черемисовой и напроситься в гости в ее элитное заведение.

— Это индуистская религиозная легенда, — тихо рассказывал Коробатов. — Однажды в страну явился злой демон, который задался целью уничтожить все живое путем предотвращения рождений. И демону удалось внушить всем мужчинам и женщинам, самцам и самкам всех видов животных, что возня в постели — великий грех. Те прониклись чувством к новому богу и стали испытывать к половым контактам дикое отвращение. И что же получилось? Птицы перестали вить гнезда, тигрица осталась без тигрят, а в людских хижинах забыли, что такое плач новорожденного. И тогда все женщины и самки животных предстали пред очи доброй богини Кали с одним-единственным обращением — вернуть им детей, а миру — молодость. Владычица вняла мольбам, уничтожила злого демона, жизнь сразу наладилась и пошла своим чередом.

— Ерунда! — вяло ответил Катышев и сладко зевнул. Мысли об оперативном задании оставляли его.

Эротический коктейль растекался по его организму. Теперь он даже забыл, с какой целью оказались они с Диночкой в этой квартире. Состояние неги и блаженства все больше и больше овладевало им. Он видел, что и Диночке было так же хорошо, как и ему. Он закрыл глаза, и пред ним предстала богиня Кали в образе жены Кати. Словно из стереодинамиков со всех сторон доносился обволакивающей голос Паши Коробатова. Катышеву вдруг стало жарко, и он расстегнул пуговицы рубахи. Богиня Кали дотронулась рукой до его груди…

Сколько времени пришлось ему быть в гостях у богини, Катышев сказать бы затруднился. Все тот же розовый полумрак наполнял комнату, когда он открыл глаза. Ему по-прежнему было легко и приятно. Только теперь он сидел не в кресле, а лежал на диване около стены. Кто-то крепко обнимал его. Он приоткрыл край одеяла и увидел голову Диночки. Ее обнаженные плечи и ощущение свободной горячей груди говорили о том, что она, как и сам Катышев, давно освободились от одежды. Увидев во мраке упавший подбородок хозяина квартиры, который, прикрытый пледом, сидел в кресле напротив дивана, Катышев окончательно понял, что произошло. Скорее всего, вместо мяты, в качестве ингредиента для коктейля был внесен гашиш или кокаин.