Красавицы Бостона. Злодей

Двадцать вторая

Киллиан

– Сэр, у вас посетитель.

Я не стал отрывать взгляд от монитора, набирая своей команде юристов сообщение по вопросу «Зеленой жизни».

– У тебя есть глаза, Серена?

– София, – мягко поправила она, будто эта ошибка была на ее совести. – Есть, сэр.

– Тогда советую тебе воспользоваться ими и заглянуть в мой ежедневник. Он не просто так широко открыт. Я не принимаю посетителей в это время.

Она так и стояла у меня на пороге, гадая, как подступиться к своему боссу. Порой мне казалось, что проходящие адаптацию новые личные помощники – само воплощение ада. Софии нужно было все разжевывать и класть в рот, и единственный положительный момент заключался в том, что, в отличие от мисс Брандт, она не была первоклассной стервой, похожей на полурасплавившуюся Барби.

– Это ваша жена. – Она вся съежилась, готовясь к словесной порке.

Я подавил желание поднять взгляд от ноутбука и украдкой глянуть на Цветочницу через стеклянные двери.

Велеть Софии, чтобы впустила ее.

Из этого ни выйдет ничего хорошего.

Она наверняка пришла устроить мне допрос с пристрастием за то, что угрожал ее бывшему мужу пистолетом. А может, она наконец осознала, какой я никчемный, и решила помочь Эндрю с иском. Дать показания.

Моя жена знала мою тайну.

Сэм рассказал мне о ее небольшом дельце в доме Эндрю Эрроусмита, как только ступил за порог моего врага. Я знал, что Персефона видела записи.

Она не имела права.

Не имела права лезть в мои дела. Не имела права раскрывать то, что я хотел сохранить в секрете. Не имела права сдирать с меня слои, которые я отказывался сбрасывать, когда она пыталась сделать это по-хорошему.

– Выгони ее, – велел я, не отводя взгляда от экрана.

– Боюсь, она не может и не станет этого делать. А еще не говори с ней в подобном тоне. Она твоя помощница, а не прислуга, – донесся хриплый, мелодичный голос с порога. На сей раз я поднял взгляд.

На пороге стояла Цветочница. На ней было веселое платьице и суровый взгляд. Я хотел избавить ее и от одного, и от другого.

– Ты уволил мисс Брандт. – Персефона закрыла дверь перед Софией и вошла в мой кабинет. – Почему?

– Это не твое дело. – Я захлопнул ноутбук.

– Попробуй еще раз. – Она скрестила руки на груди.

– Потому что ты ее терпеть не могла, – выпалил я, испытывая отвращение к самому себе.

Она улыбнулась.

Внутри промелькнуло отчаяние.

О, как низко пали великие.

Я встал, собирая документы со стола, чтобы не дать предательскому взгляду устремиться в ее сторону. Смотреть на мою жену было все равно что смотреть на солнце. Эйфорическая, ослепляющая мысль о том, что ты одновременно бессмертен и жалко человечен, вцепилась в горло.

– Полагаю, ты пришла, потому что твой бывший муж снова тебя бросил. А я утешительный приз? – Я сунул документы в портфель, испытывая непреодолимое желание уйти куда-нибудь – куда угодно, – лишь бы быть подальше от этой женщины.

Давление, возвещавшее о близящемся приступе, сдавило грудину. Каждый раз, когда она оказывалась рядом, мне приходилось восстанавливать контроль.

– Ты знал, что он приехал в город? – Ее синие глаза внимательно следили за мной.

– По твоим камерам наблюдения, – заметил я на случай, если она собиралась обвинить меня в том, что приставил к ней еще больше детективов.

Персефона подошла ближе.

– Я выгнала его в тот же вечер, когда он объявился. Ты бы знал об этом, если бы удосужился отвечать на мои звонки или потрудился уделить мне время, когда я пыталась встретиться с тобой в твоем доме.

Твоем доме.

Конечно, это был мой дом.

С чего ему быть нашим? Я вытащил ее из стерильной квартиры, в которую сам и посадил, поселил в одной из гостевых комнат и ожидал… чего? Что она привяжется к этому дому?

– Хочешь получить награду за то, что осталась верна? – Я вскинул бровь.

Она остановилась прямо передо мной. Повсюду в кабинете витал ее запах, наводняя мои чувства, и мне захотелось схватить ее за плечи и встряхнуть. Выгнать вон, поцеловать, трахнуть, наорать на нее. Но все эти варианты демонстрировали как проявление эмоций, так и полное отсутствие контроля.

– Сэм ведь тебе рассказал? – Персефона склонила голову, изучая меня взглядом. Она говорила про ноутбук Эрроусмита. Про записи, которые наверняка посмотрела.

– Он зависит от меня финансово.

– Как и все остальные в городе.

– Включая тебя, так что окажи себе услугу и перестань совать нос в мои дела, пока я не перекрыл денежные потоки.

– Мы оба знаем, что я здесь не ради денег. А теперь я хочу поговорить о том, что узнала, – осторожно перебила она.

– Нет, – безразлично бросил я. – Ты не имела права.

– Не имела права? – Она издала печальный смешок. – Я твоя жена, Килл. Неважно, принимаешь ты это или нет. Я хотела тебе помочь. Поэтому и решила начать работать на Эндрю. Чтобы выудить информацию. Заглянуть в его самое сокровенное место. Я знала, что от этого дела зависит очень многое, а ты попытаешься мне помешать, потому что слишком высокомерен, чтобы признать, что нуждаешься в моей помощи.

– Твоя задача состоит не в том, чтобы меня спасать.

– Почему? – Она уперла руку в бок. – Почему это спасать тебя не моя задача? Я уже сбилась со счета, сколько раз ты спасал меня. Ты спас меня от Бирна и Камински, от лошади, от ядовитого цветка, от моего бывшего мужа. Список можно продолжать. Почему ты можешь жертвовать собственной жизнью ради всего мира, ставить потребности своего отца превыше собственных, пройти сквозь огонь ради дорогих тебе людей, а я не могу оказать тебе одну-единственную услугу?

– Потому что этим ты ничего не добилась! – прокричал я ей в лицо, оскалив зубы. – Ты просто маленькая симпатичная дурочка. Записи, которые ты нашла, в суде не пройдут. Они не являются законным доказательством. Они были украдены, скорее всего, даже нечеткие, и на них не видно его лица. Ты старалась напрасно.

Отчаяние от того, что она видела меня в моем худшем проявлении, причем безо всякой причины, сводило меня с ума. Я схватил жену за руки.

– Единственное, чего ты добилась своей мелкой выходкой, так это оставила еще одну трехметровую пробоину в нашем браке, который, к слову, был худшей ошибкой в моей жизни.

Слова вырвались прежде, чем я успел их остановить. Я слышал о людях, которые в гневе невольно говорили лишнего, но сам никогда не испытывал подобного, потому что никогда не злился. Это было первое, нежелательное проявление человечности. Голубые глаза моей жены сверкнули от злости. Я хотел извиниться, но знал, что весь этаж наблюдает за нами через прозрачные стеклянные стены кабинета, а извинениями я все равно ничего не добьюсь.

Между нами все кончено.

Я был неисправим. Сломлен безвозвратно, и она не останется со мной достаточно долго, чтобы попытаться меня исцелить.

– Ты не знаешь, что я выяснила, – тихо сказала она.

– Да мне, мать твою, насрать!

Краем глаза я заметил, как Хантер шагает от своего кабинета к моему. Он прогнал любопытных зрителей, собравшихся возле моей двери, и взглядом велел мне взять себя в руки.

Я официально дошел до дна. Ничто так не свидетельствовало о том, что ты неудачник мирового масштаба, как призывы успокоиться в исполнении Хантера Фитцпатрика.

Я снова обратил внимание на Персефону и понизил голос, но все равно остро ощущал дрожь.

– Ничто из того, что ты нашла в ноутбуке Эндрю, не поможет мне выиграть это дело. Ты только дала ему еще больше оружия против меня. Теперь он наверняка рассказывает всем о том, что я отправил свою жену разузнать о его делах и заставил ее работать за двоих, чтобы попытаться собрать на него компромат. Ты не только не помогла мне, но к тому же подвергла себя опасности, и я…

Тут-то я и замолчал. И что?

Персефона приподняла бровь, глядя на меня таким голодным взглядом, что, будь у меня сердце, оно бы разрывалось из-за нее. Она явно хотела, чтобы мне было не все равно.

– И что, муженек? – спросила она. – Что произошло бы, если бы Эндрю что-то со мной сделал?

Мое тело сотрясла сильная дрожь.

Пытки водой.

Ожоги.

Избиения.

Часы, проведенные взаперти в исповедальне темной церкви в компании одних только моих демонов.

Новые встречи с ним, просьбы о большем. Чтобы искупить грехи моего отца. Чтобы оплакать нашу дружбу. Чтобы заглушить мои чувства.

И вот так просто я вспомнил, кто я такой.

Кем меня сделал Эндрю Эрроусмит.

Кем мой отец – вся моя семья – ожидали меня видеть.

Мрачная усмешка рассекла мое лицо, словно рана. Я наклонился, касаясь губами ее уха и овевая горячим дыханием ее светлые волосы.

– И я бы пожелал, чтобы он закончил начатое, Цветочница, чтобы я наконец-то смог жениться на ком-то из своего круга. Брак с тобой был ошибкой. Глупой, похотливой ошибкой. Жду не дождусь, когда мы разведемся.

Я скорее почувствовал, нежели увидел, как она отступила назад. Тогда-то и осознал, что закрыл глаза, как жалкий кретин, и вдыхал ее запах.

Высоко подняв голову и выпрямив спину, она достала из сумки стопку бумаг и с силой прижала к моей груди.

– В таком случае я тебя поздравляю. Ты упорно старался показать мне, что Эндрю превратил тебя в бессердечного монстра. Считай, что ты свободен от этого брака. А вот мой тебе прощальный подарок. Органы опеки сообщили, что Эндрю признан опасным, никудышным отцом. Я подумала, что тебе это может быть интересно, поскольку он лишился опеки над детьми и вскоре потеряет и работу.

Она сделала прерывистый вдох, сотрясший все ее миниатюрное тело.

– Я люблю тебя, Киллиан Фитцпатрик. Всегда любила. С того самого мгновения, когда мы впервые встретились на благотворительном балу, и я увидела тебя в другом конце зала. Ты был богом среди смертных. Жизненно необходимым и вместе с тем мертвым. А когда ты посмотрел на меня – посмотрел мимо меня, – я увидела в твоих глазах все свое будущее. Я знала, что ты богат, красив и влиятелен. И все же единственное, чего я хотела от тебя, Килл, это ты сам. Хотела ногтями содрать с тебя слой за слоем, сбросить их и заполучить тебя, любить и спасти. Я думала, что смогу изменить тебя. Я пыталась. Правда. Но я не могу изменить того, кто не хочет меняться. Я люблю тебя, но и себя я тоже люблю. И я заслуживаю больше того, что ты мне дал. Больше, чем ты готов отдать. Поэтому я спасаю тебя в этот единственный раз за каждый раз, когда ты спасал меня, и прощаюсь с тобой.

Она встала на цыпочки и прижалась к моим губам в холодном, равнодушном поцелуе. Ее ресницы коснулись моего носа.

– Нам всегда очень плохо удавалось уважать границы друг друга. Мы снова и снова нарушали наш договор. Если в твоем холодном сердце есть хоть капля сочувствия ко мне, больше не связывайся со мной. Что бы ни случилось, как бы сильно тебе ни хотелось что-то мне сказать, оставь меня в покое. Мне нужно время, чтобы все осмыслить, зализать раны и жить дальше. Не показывайся в доме моей сестры, у меня на работе, нигде, где могу быть я. Дай мне забыть тебя. Мое сердце не выдержит еще одного удара.

Она развернулась и ушла.

Оставила меня стоять с исключительной лазейкой в руках, уликами против Эндрю Эрроусмита и с сердцем, подскочившим к горлу.