Красавицы Бостона. Злодей

Одиннадцатая

Киллиан

Три недели, миновавшие со дня моей свадьбы, были полны едва не случившихся событий.

Я едва не позвонил Персефоне, когда от желания полететь в Европу и удовлетворить свои потребности, воспылала кровь. Самое настоящее чудо, что мне удалось уладить этот вопрос в душе, упершись одной рукой в мозаичную плитку и передергивая второй, будто полоумный подросток.

Я едва не поехал прямиком к ней в квартиру, когда заметил Сейлор, которая скакала по моему офису с маленьким округлившимся животом, приносила Хантеру обед и наконец-то начала выглядеть, как будущая мать, а не тощий шестилетний мальчик, переевший брюссельской капусты.

Я едва не написал свой жене, когда увидел ее на снимке папарацци в местной колонке сплетен, которую мне прислал Дэвон, и на которой она вместе с сестрой шла на занятия йогой в легинсах и спортивном топе.

Я едва не использовал ее в качестве утешительного приза сегодня утром, когда приехал в офис и увидел рекламный плакат размером со все клятое здание (то, что стояло напротив окон моего кабинета), с изображением моего лица с фальшивой струйкой крови, сочащейся из уголка рта.

«Главный Злодей Западного мира хочет уничтожить белых медведей.

И вашу планету».

Чертов Эндрю Эрроусмит.

Каждый раз, когда я собирался что-то предпринять, то вспоминал о том, как Персефона намеренно пыталась меня разозлить в тот вечер, когда я высадил ее у новой квартиры.

Все, что было связано с моей женой, вызывало напряжение, раздражение и неудобства. Хуже всего то, что этому маленькому кроткому созданию каким-то образом удалось поставить меня в невыгодное положение.

Для того чтобы зачать с ней ребенка, мне нужно с ней видеться.

Чего мне совершенно не хотелось делать.

Мяч был на моей половине поля, и мне хотелось пнуть его в другой конец света, где не пришлось бы ни видеть ее, ни слышать. Где мне не пришлось бы ее вкусить.

Я изо всех сил пытался вспомнить, что же заставило меня согласиться соблюдать воздержание.

Еще сильнее я был озадачен тем, что в самом деле держал слово.

Притом, что о поездках к любовницам не могло быть и речи, я погрузился в работу, пытаясь придумать обходной путь, как зачать с женой ребенка, при этом к ней не прикасаясь. У нас с Персефоной были очень разные представления о том, что должен включать в себя секс, и я был не готов даже думать о том, чтобы запятнать ее своими грязными руками и мыслями.

Телефон заплясал на офисном столе.

– Дэвон. – Я нажал кнопку громкой связи. – Чем обязан такому неудовольствию?

– Я бы сказал тем, что ты величайший в мире козел и собираешь врагов по всему миру, как почтовые марки.

– Я кого-то разозлил, – заключил я.

– Верно.

– Тебе придется уточнить.

– Посмотри в окно.

– Уже смотрел. Не лучшая моя фотография, но я только что перевел три миллиона в отдел рекламы и пиара, чтобы выкупить это место – и все остальные в городе – и заменить позитивной рекламой, как только закончится срок аренды Эндрю.

– Гребаные рекламные щиты – это ерунда. Твой старый приятель Эндрю Эрроусмит пошел на более грандиозный шаг, чтобы выразить свою ненависть к тебе. Посмотри вниз.

Я неторопливо подошел к панорамному окну. Перед зданием «Королевских трубопроводов» шла демонстрация.

Нет. Не демонстрация. Разгорелся настоящий хаос, состоящий из сотен активистов, которые размахивали флагами «Зеленой жизни» и держали в руках таблички с надписью «Забастовка за климат» и огромные распечатанные на картоне изображения тающей Арктики.

Некоторые из них маршировали с увеличенными изображениями оголодавших белых медведей с выступающими под шкурой ребрами и различных мертвых обитателей океана, перепачканных в нефти.

Я сделал глубокий вдох. Знал, что пульс останется под контролем. Как и всегда.

– Как вышло, что я не в курсе?

– Это стихийная демонстрация. Ее не согласовали с полицией. Они разойдутся в течение ближайшего часа. Я уже сделал пару звонков.

– А где Эрроусмит? – процедил я.

– В городской администрации. – Тихий стук модных ботинок Дэвона подсказал мне, что он куда-то шел, причем быстро. – Подает публичный иск против «Королевских трубопроводов» из-за бурения разведочных скважин в Арктике. Он хочет их прикрыть.

– Насколько сильно мне стоит беспокоиться? – Я прихватил ноутбук, собираясь спуститься на четвертый этаж и задать трепку своей команде юристов за то, что не почуяли грядущее за сотню миль.

– Существенно. Ты владеешь землей, но Эндрю предлагает внести кое-какие поправки в международные законы, – признался Дэвон. – Какова твоя стратегия?

– Оставить его без штанов, затягивая судебный процесс до тех пор, пока у «Зеленой жизни» не останется денег даже на упаковку салата, – тут же ответил я.

– Это притормозит его, но не остановит, – голос Дэвона звучал задумчиво. – Я уже еду. Встретимся на четвертом этаже.

Я вылетел из кабинета, проносясь мимо отчаявшейся Кейси, которая ковыляла за мной на каблуках, пытаясь догнать и выяснить, что я хочу на обед.

Голову Эндрю на блюдечке.

– Килл? – обратился Дэвон на том конце провода, когда я нажал кнопку лифта. – Эрроусмит сделал чертовски хороший ход. Возможно, нам стоит пойти на переговоры.

– Я не веду переговоров с террористами.

К тому же я знал, что Эндрю плевать на белых медведей или пушистых песцов. Напротив, он наверняка знал, что бурение скважин в Арктике было и вполовину не таким грязным и спорным делом, как разрыв пласта, который служил предпочтительным методом «Королевских трубопроводов», пока я не вмешался.

Он нацелился на Фитцпатриков.

А точнее, на меня.

К сожалению для него, я придерживался двух правил:

1. Я никогда не избегал хорошей, кровопролитной войны.

2. Я всегда побеждал.

После срочной встречи, которая затянулась до позднего вечера, я поднялся на лифте обратно на этаж руководства.

Дэвон и вся моя команда юристов советовали мне выждать, хранить молчание, а через несколько недель выступить с публичным заявлением о том, что «Королевские трубопроводы» прекратят разведку месторождений в арктических водах в связи с недостаточным количеством нефти.

Иными словами, меня попросили отступить и сдаться на том основании, что, вступая в конфликт, я бы выставил себя неуемно алчным, а вовсе не потому, что боялся проиграть Эндрю Эрроусмиту.

Им было невдомек, что я никогда не проигрываю.

Я не был ни зол, ни непоколебим, но уж точно не в настроении уступать. То, что я не испытывал чувств, не означало, что у меня был иммунитет к плохому настроению. Эндрю пытался меня поиметь, и мне не нравилось, как именно он это делал.

Я неспешно прошел мимо кабинета Хантера со стеклянной стеной и остановился, едва понял, что у него гости.

На его столе сидела Сейлор, запрокинув голову и громко смеясь. Эммабелль тоже была там – в туфлях на таких каблуках, какие больше подходили для шоу трансвеститов, и в красной кожаной юбке. Наверное, она одевалась в тех же магазинах, что и мисс Брандт.

А еще там была моя жена.

Персефона была одета в черное дизайнерское платье из шифона с серебряными звездами и, сидя на краю стола Хантера, размахивала ногами в новых сапогах от Gucci и сосала леденец.

Она двигалась, словно сирена, плавно выныривающая из воды. Здоровая, сияющая, счастливая. Набрала, по меньшей мере, пару килограммов со дня нашей свадьбы. Набранный вес придавал ее телу изгибы, при виде которых даже у папы римского потекли бы слюни.

Моя жена сияла, была довольна и великолепно выглядела.

И оттого мне хотелось ее придушить.

Она наслаждалась жизнью, пока я платил по счетам. Новая квартира, новый гардероб, услуги по уборке и доставке еды и полный штат персонала, ожидающего, когда она щелкнет пальцами и скажет им, что делать. Она все еще не выполнила свою часть сделки.

Я пошел на нечестную сделку, а если кем уж точно не был – так это плохим бизнесменом.

Разгладив рукой жилет, я подошел к кабинету Хантера и без стука открыл дверь.

– Привет, брательник. – Хантер, не переставая улыбаться, оторвался от телефона, в котором что-то показывал девушкам. – Че как? У тебя такой вид, будто кто-то нассал тебе в суп.

Не удостоив его вниманием, я устремился к Персефоне, которая напряглась, как только я вошел в кабинет. Я наклонился и поцеловал ее в щеку, наблюдая, как ее фарфоровую кожу заливает румянец.

– Килл, – произнесла она, странным образом удивленная тем, что столкнулась со мной в моем же офисном здании. Она ожидала, что я буду проводить встречи в местной забегаловке?

– Как дела? – сухо поинтересовался я.

– Замечательно.

Не сомневаюсь, милая.

– Можно тебя на пару слов?

Персефона нерешительно огляделась вокруг, будто ожидала, что я на нее наброшусь. Мы оба знали, что наша проблема заключалась как раз в обратном.

– Медовый месяц уже закончился? – Сейлор приподняла рыжую бровь. – А, точно. Килл не возил Перси в медовый месяц.

– Не вынуждай меня готовиться к бою. – Белль шагнула ко мне, скрестив руки на груди. – Киллу конец, если он обидит мою сестру. Я его уже предупредила.

Все так. Эммабелль заглянула ко мне вскоре после того, как стало известно о моей помолвке с ее сестрой. Я до сих пор оплакивал те десять минут, в течение которых мне пришлось слушать ее бессвязную болтовню.

Сначала она предложила на роль невесты себя, если я отпущу ее сестру. Очевидно, что это был тест, призванный выяснить: мне нужна именно Персефона или любая женщина с маткой и хорошим здоровьем. Когда я сказал Эммабелль, что желаю прикасаться к ней не больше, чем пройтись босиком по всем кубикам «Лего» в Северной Америке, она стала сыпать пустыми угрозами и напрягать несуществующие бицепсы, грозя мне кровавой расправой.

На протяжении всей речи, я сверлил ее нетерпеливым взглядом, а потом послал туда, откуда она пришла.

Как бы сильно я ни недолюбливал обеих своих невесток, казалось, они даже не подозревали о том, что происходило в моем браке, а это хорошая новость. Это означало, что Персефона помалкивала. Конечно, Хантер, Сэм и Дэвон знали правду – я ведь озвучил ее вслух в вечер игры в покер, – но они на моей стороне.

Моя жена спрыгнула со стола и сунула красный леденец обратно в рот.

– Хорошо, муженек. Только быстро.

Я провел ее в свой кабинет, а потом и в личную ванную комнату, стены которой были не из стекла, и где нас никто не смог бы увидеть.

Закрыл за нами дверь, а потом пригвоздил жену взглядом.

– Что ты здесь делаешь?

– Обедаю с друзьями. – Персефона вынула леденец изо рта. Воздух наполнил запах арбуза, отчего член пришел в оживление. – Удачный выдался день, муженек?

– Не особо.

– Да, я слышала в местных новостях о демонстрации. – Она сморщила свой маленький носик, который, как я искренне надеялся, достанется от нее нашим будущим детям. – Да и на фото на рекламном щите не самый твой удачный ракурс.

Я уставился на нее, сам не понимая толком, зачем ее сюда позвал. Мне было нечего ей сказать. Но все же во мне разгорелась потребность завладеть ее временем. Это я заслуживал ее внимания.