Заклинатель кисти

Глава 8. Инур

Далеко убежать мне, правда, не удалось: на выходе из кладбища у сандалии порвался ремешок, и я распластался на земле. Хорошо, что хоть ничего серьезно не повредил, но падение волшебно выбило из меня весь прежний страх. Кладбищенский сторож, по-прежнему сидевший на пеньке, даже не поднялся: только кисло посмотрел на меня.

— Долго ты еще будешь целовать землю? — после паузы спросил он сипло. Вздохнув, я перевернулся на спину и посмотрел на небо. Оно было ясным, чистым и нежно-голубым. Весеннее солнце вовсю светило и согревало, однако куда ласковее, чем летом. Я больше не слышал ни смеха Унис, ни оскорблений других призраков кладбища.

— Тебе-то какая разница?

— Никакой, — пожал плечами старик и снова закурил трубку.

К тому моменту подоспел встревоженный Уджа.

— Унир! Унир, ты в порядке?! — принялся голосить он и тут же помог подняться с земли. — Ты так внезапно убежал! Что случилось?!

Естественно, я не идиот, чтобы рассказывать о том, как мне чудятся тут да там всякие призраки и чудища, и лишь тряхнул плечами.

— Ничего.

Однако данное прозвучало так же глупо, как признаться в своих галлюцинациях: Уджа недовольно сдвинул брови.

— Что-то не похоже на ничего. Видел бы ты себя… как будто привидение увидел!

— Глупость все это, — проворчал я. — Не бывает никаких привидений!

— А, может, и бывают, — вдруг вторгся в наш спор голос старика.

Мы удивленно воззрились на него, однако сторож только пожал плечами.

— Чего только не услышишь подчас в ночи: то завоет кто, то собака какая залает, то проберется кто-нибудь… со всеми этими звуками, шорохами и редкими разговорами кто угодно поверит, что не все так просто с этим местом, — однако говорил об этом старик так спокойно, словно о чем-то будничном и пустяковом. Хотя, впрочем, таковым-то данное для него и являлось. Старик вдруг тяжко вздохнул и проворчал: — Да только с этим пареньком я не удивлен, если мертвые и правда поднимаются из могил из-за его шумных визитов.

Сначала мне показалось, что сторож имел в виду кого-то из нас двоих, однако, изумленно посмотрев на Уджа и встретившись с таким же недоумевающим взглядом, все-таки решился спросить:

— Пареньком?..

— Ага, — поморщился старик так, словно съел что-то кислое, — заходит тут периодически один. Худощавый, с мордашкой смазливой и черными волосами по плечи. Такими… завивающимися. Зовет себя Инур. Уже порядком достал меня историями о том, какую бабу или мужика окрутил на этот раз. Как будто мне интересно…

— Инур?! — не сдержал изумления я.

Даже старик удивился моему возгласу — заинтриговано вскинул бровь и спросил:

— Ты его знаешь?

Сложно было не знать ученика отца, который фактически являлся частью нашей семьи… хотя чего уж являлся… остается. По-идее.

— Да, — хмуро признался.

— Тогда скажи ему, чтобы перестал меня доставать, — фыркнул сторож. — Он похуже паразита!

— Скажите, а давно он приходил?.. как часто приходит?

— Заходит раз в пару недель. Как раз сейчас, вроде, срок, когда должен придти снова, — старик снова состроил недовольную физиономию. — Как будто заняться больше нечем. Небось, кто-то важный ему тут похоронен.

Между нами воцарилась короткая пауза.

— Хорошо, спасибо, — не зная, как продолжить дальше беседу, сухо сказал я, хоть и желая задать еще вопросов и побольше разузнать об Инуре и его визитах, да только был более чем уверен, что дальнейшие расспросы только сильнее разозлили бы и так неприветливого старика.

Тот пожал плечами.

— Да не за что.

— Сегодня он приходил?

И действительно, старик сверил меня таким недовольным взглядом, словно еще вопрос, и он с радостью врежет мне.

— Неа. И лучше бы не приходил — не в настроении терпеть его россказни. Никто не в состоянии столько выпивать за один вечер, спать с таким количеством женщин за одну ночь и выигрывать столько денег от одного лишь похода в игорное заведение!

Да, после этих слов я полностью убедился, что сторож говорил о том самом Инуре: он-то в состоянии столько выпить за один вечер, переспать с огромным количеством женщин за одну ночь и выиграть огромную сумму в один лишь поход в игорное заведение. Никогда не понимал, как у него это получается, но таков уж этот мужчина — словно персонаж какого-то анекдотического рассказа, который может невозможные вещи и влипает во всякие вульгарные истории. По правде говоря, после смерти Унис он-то и был моим главным источником доходов, то и дело принося в дом мешок денег, которые обыкновенно выигрывал в какой-нибудь азартной игре или получал от очередного любовника или любовницы, примеряя при помощи заклинания кисти временное красивое личико и очаровывая (подчас при помощи чар) очередного ротозея или ротозейку. Так бы продолжалось еще долго, и я бы, скорее всего, не влез в долги и не угодил бы в бордель, не поссорься мы с ним, и не выстави я сводного родича за дверь. Причина была проста — он надоел водить в дом всех своих ухажеров и своим кутежом мешать мне работать. Мало того, что они за моей спиной могли сексом заняться, так еще и любовники и любовницы частенько лезли под руку, желая посмотреть, что я там творю на этот раз. Некоторые даже умудрялись красть инструментарий, рисунки и зарисовки! Хотя стоило признать… порой я скучал по этому очень везучему кутиле.

Невольно улыбнувшись при воспоминании о сводном родиче, я еще раз поблагодарил старика и попрощался с ним. Затем глянул на неуверенного Уджа и сказал:

— Пойдемте выпьем чаю. Я знаю тут неподалеку небольшой чайный домик.

Тот глянул на меня с сомнением и нахмурился.

— А что насчет могилы твоей матери?

Я пожал плечами, надеясь таким жестом свести этот разговор на нет, но хозяин борделя продолжал глядеть на меня с неприятной задумчивостью. Помедлив, он отошел, поднял валявшуюся на земле сандалию и вернулся ко мне, осматривая ее.

— Проклятье… я не смогу ее сейчас починить, — недовольно цокнув языком, проворчал господин. — Придется тебе надеть мои.

Я отмахнулся.

— Что вы… так пойду, без них.

Уджа недовольно нахмурился.

— И речи идти не может. Я тебе не позволю.

Я раздраженно вздохнул.

— Какая разница? — однако Уджа смотрел на меня так хмуро и обеспокоено, словно заботливый супруг или очень сердечный друг, что пришлось сдаться и надеть его сандалии. Они, конечно, были мне великоваты, но раз это немного успокоило господина, пришлось терпеть.

Старикан, все это время уныло смотревший на нас, фыркнул, поднялся с пня и зашагал в сторону кладбища. Похоже, наше общество его утомило.

— В чайную, значит? — проводив взглядом сторожа, спросил у меня неуверенно Уджа. Похоже, мужчину совсем не радовало то, как легло я решил соскочить с посещения могилы матери… либо же хозяина борделя обеспокоила моя недавняя вспышка страха. Честно говоря, меня тоже пугала вся эта жуть с призраками и галлюцинациями… вот только не мог я никому об этом рассказать: в лучшем случае покрутили бы у виска, в худшем — отправили бы в дурдом. Спасибо, мне уже борделя достаточно.

— Да.

Уджа хотел что-то сказать, но в последний момент передумал, покачал головой и натянуто улыбнулся.

— Веди.

По пути к чайному домику, располагающемуся неподалеку от храма Иаду, мои мысли вновь невольно обратились к сводному родичу. Инур — выходец из купеческой семьи Аму, которая почти вся погибла во время таинственного пожара, случившегося в их резиденции. Будущему ученику отца тогда было около тринадцати-четырнадцати лет (на шесть лет старше меня), и выжил только он один, старший сын, который, как выяснилось, являлся заклинателем кисти, но скрывался родителями от мира ввиду врожденных пятен на лице, очень похожих на сильные ожоги — одно крупное на правой стороне, охватывающее область вокруг глаза, ухо и немного щеку, и один поменьше — на левой щеке. Не самое страшное зрелище в моей жизни (гравюры бати с монстрами бывали пострашнее), но не очень приятное, и я прекрасно понимаю, почему в меру знатная супружеская пара решила скрывать чадо. Мало ли, что могли подумать люди, увидев такое… либо то, что ребенку кто-то специально нанес ожоги, либо то, что оно с рождения… проклятое. Или что-то такое. Не удивлюсь, если сами родители Инура полагали нечто подобное — люди у нас могут быть очень суеверными.

После смерти родителей и младшего брата тот остался сиротой, и мой отец, прознав об этом и его даре заклинателя, решил вдруг взять мальчишку в ученики, хотя до этого имел в ученичестве лишь парочку личностей, будучи очень требовательным, строгим и не всегда справедливым наставником, к которому мало кто хотел идти.

В наш маленький домишко мальчишка явился под своим старым именем, Иясу, но батя заявил, что отныне тот будет носить имя Инур и должен позабыть о своей прежней жизни, ибо теперь является членом нашей семьи. Унис такой поворот событий удивил, но слабо — матушка вообще редко когда была склона выказывать сильные эмоции. Лишь со временем я понял, что имя Инур было образовано путем небольших перестановок в моем — Унир. Интересно, что бы это значило?.. что отец принял его в семью как своего сына? Или данное было своего рода издевательством? Ленью?.. чем?.. Унис до самой смерти не воспринимала Инура как своего сына — лишь как ученика мужа да хорошего друга, она даже запретила ему попрощаться вместе с нами с батей, когда тот решил свалить по какому-то своему очередному дурацкому желанию. Не то чтобы я помнил причину его ухода от нас (да и не особо-то и желал узнать), но какая же он все-таки… свинья… Инур тоже не подарок, но ему еще очень далеко до отца. Эх, может, все-таки стоило переступить через свою гордость и обратиться к нему в минуту нужды — он-то о моих долгах слыхом не слыхивал, да и, небось, не знает, что я в бордель угодил.

Кто бы мог подумать, что, придя в небольшой чайник домик близ реки, протекающей рядом с городской стеной, мы натолкнемся там на моего сводного родича.