Дислексия

Мама

Когда мама заболела.

Когда Санина сестра в своем репертуаре посреди нашего отпуска написала: так-то и так-то, ничего не объясняя и не стараясь смягчить.

Когда Саня стояла в очереди на посадку.

Когда Саня плакала в очереди на посадку.

Когда маме сделали операцию.

Когда Саня забирала в больнице гистологию.

Когда нужно было каждые полгода делать УЗИ печени, потому что там начинаются метастазы.

Когда Саня привезла маме из Вены блокнот, чтобы она записывала и осознавала.

Когда сестра привезла маме собаку, чтобы она чаще гуляла и отвлекалась от осознавания.

Когда ничего не помогло.

Остались ее дневники. Пять блокнотов из пяти европейских стран, в которых мама никогда не бывала. Каждый день новая запись, три-четыре предложения родным почерком.

Звонила Саня, у нее все хорошо. Сережа погулял с Фином. Спала опять плохо, до двух смотрела «Игру престолов», Аленушка скачала в интернете.

Сережа купил молока, и я напекла блинчиков. Ходила на дачу, прополола морковь. Звонила Алена, приедет на выходные. Сережа отдыхает после обеда.

Получили открытку от Сани. Погуляла с Фином, потом были с Сережей на даче. Долго не могла заснуть, мысли всякие.

Сварила обед, прибралась. Спала плохо. Сережа поехал в город оплатить счет за квартиру. До ночи читала «Крутой маршрут», Саня заказала на «Озоне».

Долго не могла заснуть, ворочалась. Проснулась поздно. Смотрела «Модный приговор». Прогулялись с Фином до дачи. Сережа заказал доски. Приготовила окрошку. Звонила Аленушка. Ждем завтра.

После всего Саня написала мне один имейл. А потом исчезла на месяц.

Читаю мамины записи, написала она. Каждый день как будто ничего не происходит, но среди этого все ее дни наполнены смыслом, это видно по тому, как спокойно она пишет, с какой к нам любовью.

И замолчала. Бросила меня. Я стою в больнице, везут каталку, я хочу пойти тоже, но Саня останавливает: не надо.

Я возвращаюсь в Многоярославец и пишу ей каждый день. Ответов нет.

Все началось давно — мамина онкология, потом ремиссия восемь лет. Саня сначала жила в страхе, а потом успокоилась, перестала бояться. Мама семь лет исправно делала УЗИ, а в ковид перестала, всем было не до этого.

Именно в это время они и появились, метастазы, когда никто их не ждал, когда все поверили в чудо.

Саня заметила у мамы тремор головы. Это было в конце весны. Она приехала к родителям и увидела эти незаметные перемены, метафоры разрушения, миллионы невидимых деструктивных клеток, разбросанных по дому, по городу.

Сьюзен Сонтаг в работе «Болезнь как метафора» пишет, что раковые клетки, произошедшие от материнской опухоли, основывают колонии в удаленных частях тела. Действуют как имперское государство, захватывая и порабощая новые территории, чтобы принести в них мучительную смерть.

Саня видит во сне двух жирных птенцов в закрытой комнате, птенцы сидят на столе и едят с него. Во сне она хочет открыть окно, раздвинуть плотные шторы, но ничего не получается.

Сонтаг пишет о раке как о пороке взбесившегося обжорства: голодные клетки пожирают организм и не могут насытиться — неконтролируемое восстание как следствие жесткого подавления (чувств, слов, желаний).

Всю осень Саня не видит маму, ей остается только голос.

Мамин голос, который никогда не жалуется: ничего не случилось, чувствую себя более-менее, есть слабость, но это после ковида.

Мамино самоотречение всегда вызывало у Сани восхищение, но теперь она его ненавидит.

Слабость после ковида длится несколько месяцев. Сестра покупает маме новые таблетки, мама пропивает курс полностью.

Как ты, мам? — спрашивает Саня по телефону.

Мне уже лучше, слабость проходит.

Но лучше не становится. Никто об этом не знает, кроме папы. А папа делает вид, что ничего не происходит. То есть тоже как будто ничего не знает.

Они решили молчать, кричит Саня, понимаешь, они так решили, бля! Они не хотели нас беспокоить, что за чушь!

После Нового года сестра едет к родителям, тут все и выясняется. Мама лежит и встает уже редко.

Вызывают скорую.

Маму кладут в палату, делают КТ брюшной полости, диагноз не ставят, говорят: полежите в палате, мы будем давать вам обезболивающие.

Саня звонит после школы, мама говорит, что хочет домой, в палате насекомые, страшный матрас, вчера женщине ампутировали ногу, она кричала.

Хочу домой, говорит мама.

Я понимаю, отвечает Саня.

Но зато я смогла поесть, добавляет мама, нам давали кашу и чай.

Саня злится, повышает голос.

При чем здесь еда, мам, неважно, что вам давали, какой диагноз поставил врач?

Не знаю, подозрение на перитонит, нужно МРТ, у нас его нет, надо ехать в Тверь.

Саня долго ничего не понимает, ни о чем не догадывается, всю осень они лечили ковид, мигрень, отравление, перитонит.

Едут в Тверь. Мама полулежит на заднем сиденье на папиных коленях.

МРТ-диагностка, молодая медсестра не может сделать контраст, не может найти вену. Маму мучают несколько часов, медработники меняются, но добавить контраст не получается. Делают так.

В какой-то момент мама отключается. Вызывают скорую, маму откачивают и отправляют домой.

Пока мама лежит на каталке в коридоре больницы, сестра забирает результат МРТ. Выходит докторка, протягивает бумаги.

Мужайтесь, говорит она, метастазы в печени, костях, почках, все тело ими нашпиговано.

Что нам делать? — спрашивает сестра.

Организуйте ей максимальный комфорт.

Саня слушает сестру по телефону и ревет.

Я приеду, завтра возьму дни за свой счет и билет, говорит она.

На следующий день у Сани температура сорок.

Выздоравливай, говорит мама по телефону тихим голосом, не нужно ехать в таком состоянии.

Саня теряет еще неделю. Время, которое могла бы провести с мамой.

Мама лежит, укрывшись простыней, ей все время жарко, хотя в комнате свежо, прохладно.

Саня держит маму за руку и читает рассказы Зощенко. Мама улыбается — ей нравится Зощенко.

Покажи, как ты ведешь уроки, просит она.

Саня загружает видеозаписи уроков, поворачивает монитор к маме.

Видно, что тебе это нравится — быть в классе, вести уроки, говорит мама.

Саня улыбается.

Да, мам.

У мамы сохнут губы, покрываются тонкой корочкой, и Саня их смачивает, заставляет маму пить. Заставляет ее поесть, одну ложку, две: не могу, постарайся, за Алену, за папу.

Саня сидит рядом и держит маму за руку, не хочет понимать, что все кончено, не может смириться.

Поэтому она ищет. Гуглит всю ночь, и следующий день, и снова ночь. Ей нужно любое средство, новая технология, инновационный метод. Деньги найдем, говорит сестра, должно быть лекарство, ищи.

И Саня находит.

Саня записывается на консультацию в Центр онкологии им. Блохина.

Они с папой делают доверенность на получение информации о маминой болезни.

Саня едет в Центр онкологии, это огромная территория со своей инфраструктурой, спецификой жизни.

Получает талончик, сидит в очереди много часов, смотрит на дверь, на табличку «Специалист по иммунологии».

Присаживайтесь, рассказывайте, что у вас, говорит докторка.

Саня рассказывает. Иммунологиня обнадеживает, говорит, есть надежда.

Я выпишу вам два препарата и схему лечения, при меланоме они дают хороший иммунный ответ. Ваша задача — найти эти лекарства.

Рекомендовано проведение иммуноонкологической комбинированной терапии по схеме Ипилимумаб в дозе 3 мг/кг массы тела в/в капельно раз в три недели + Ниволумаб в дозе 1 мг/кг массы тела раз в две недели.

Это дорогие препараты, врачам в вашей больнице нужно будет заказать такие лекарства, а это почти весь их бюджет, ваша задача — убедить врачей. Оденьте маму красиво, накрасьте: румяна, помада, — пусть держится молодцом и улыбается.

Саня хочет сказать, что мама не сможет сама прийти на комиссию, не сможет стоять и улыбаться. Ей дают сильные обезболивающие, от которых ее тошнит и путается сознание. Уже поздно. Но Саня верит.

Звонит папе и говорит, что надежда есть.

Есть надежда, кричит она в трубку, мы живем в правильном мире, в нем есть наука, открытия и гуманизм!

А потом мир снова обрушивается, в нем бюрократия, коррупция, капитализм.

Препаратов нигде не найти. Нигде не купить. Не заказать. Не получить квоту.

Саня снова гуглит статьи, исследования, форумы: кто-то пишет, что в одной частной клинике можно пройти такое лечение по ОМС или платно.

Саня звонит, главврач называет цену. Он готов нас принять, пишет Саня сестре.

Заказывают специальный борт для лежачих больных.

Машина приезжает в пять утра, маму укладывают на носилки.

Едут по ровной скоростной трассе, но машину трясет, и Саню трясет, и все вокруг — прыгающее и абсурдное, как в состоянии бардо, которое описывает Джордж Сондерс.

Саня держит маму за руку.

Смотрит в окно: медленно рассветает.

Саня гладит мамину руку; мама то приходит в себя, то забывается.

В Москве начинаются пробки. Приезжают только к полудню, главврач уже ушел.

Я жду их в приемном отделении, мы переписываемся, через полчаса приезжает Санина сестра.

Маму долго оформляют. Делают тест на ковид. Отвозят в палату.

Ей нужна сиделка, говорит медсестра.

Сестра начинает бессмысленную процедуру сдачи анализов, чтобы ее допустили в палату сиделкой.

Возвращается главврач, говорит, что сделал осмотр.

Вы привезли умирающего человека. (Это звучит как обвинение.) Мы отправим ее в реанимацию, будьте на связи.

А сиделка? — спрашивает сестра.

Уже не нужна.

Саня не спит много ночей.

Утром едет к маме, ее пускают.

У мамы спутанное сознание, но она узнает Саню и улыбается.

А потом не узнает.

Однажды Саня приезжает и видит, что мама привязана к медицинской кровати. Саня развязывает ремни; прибегает медсестра.

Она вырывала катетер, говорит, а это опасно для жизни, мы ее привязали, это в целях безопасности.

На следующий день маму забирают домой. И под утро она умирает.

Саня с папой накануне вечером едут в родительский дом, взять ампулы с обезболивающим.

Утром звонит сестра.

Сань, мама больше не дышит, что мне делать?

Саня вдыхает и застывает.

Вызвать скорую? — спрашивает сестра.

Саня задыхается, не может ответить.

Утром падает одуряющий белый снег.

Маму хоронят рядом с бабушкой и тетей Алей.

Саня слышит барабаны своего сердца.

В детстве мы делали секреты из стеклышек, пишет Саня Горошку. Берешь фантик от конфеты, накрываешь его стеклышком и закапываешь. Посыпаешь стеклышко землей, утрамбовываешь холмик, и секрет готов. Так же и с людьми. Засыплют, утрамбуют, и всё. И никто не знает, что там дальше. Потому что секрет.

Читки на сцене