Мэри Джейн

– Я тоже хочу послушать. – Шеба забралась на кровать, перелезла через Иззи и легла у стенки. Я устроилась с краю и открыла книгу.

Я читала им вслух, но в то же время как будто парила над кроватью, со стороны наблюдая за тем, как читаю им вслух. Иззи удобно устроилась у меня под боком. От нее пахло теплом и мылом, и ее присутствие согревало, как пушистые тапочки холодным днем. Вытянувшись во весь рост, Шеба закинула руки за голову, и ее черные волосы разметались по подушке, напоминая разлитую нефть. Счастье растекалось по мне как река во время паводка, гудело в венах ровным звучанием камертона. Я мечтала, что однажды стану мамой, и человек, которого я полюблю целовать, будет лежать с другой стороны от нашего ребенка, пока я читаю ему сказки. Это казалось таким простым желанием. Каждая из близнецов Келлог хотела стать первой женщиной-президентом. Они договорились, что пока будет президентом одна, первые четыре года, другая будет вице-президентом, а потом они поменяются.

Когда я дочитала рассказ, Иззи уже спала. Мы полежали в тишине. Нас было трое, но мы дышали в унисон, и наши грудные клетки поднимались и опускались как одна. Спустя некоторое время Шеба приподнялась на локтях, посмотрела на меня и кивнула в сторону двери. Я соскользнула с кровати и протянула ей руку, помогая встать на матрасе и перелезть через Иззи, не разбудив ее. В момент, когда длинные ноги Шебы образовали перевернутую букву «V» над спящей Иззи, та открыла глаза и сказала:

– Постой.

Шеба ступила с кровати на пол.

– Что?

– Твоя мама красивая ведьма или страшная ведьма?

– Красивая, если на фотографии. Но когда ты с ней разговариваешь, вся ее черная ведьмовская сущность выходит наружу, и ты понимаешь, что не так уж она и хороша.

– Можно посмотреть ее фотографию?

– Я не взяла с собой. Завтра я нарисую тебе ее портрет.

– Давай. Спокойной ночи.

– Доброго сна, – попрощалась я. – До завтра.

– Закрой дверь до упора.

– Обязательно.

– Впервые слышу, чтобы пятилетний ребенок сам хотел спать с закрытой дверью, – удивилась Шеба.

– Ведьма не может пройти через закрытую дверь.

– А-а. Вот оно что. Ведьма с вишнями мараскино?

– Да. Мэри Джейн говорит, что она добрая, но пока мы не будем НА СТО ПРОЦЕНТОВ УВЕРЕНЫ, дверь все равно нужно закрывать.

– На сто процентов, – согласилась я.

– НА СТО ПРОЦЕНТОВ.

– Звучит резонно, – сказала Шеба. – Спокойной ночи.

– Еще минутку, – снова остановила нас Иззи. Мы с Шебой застыли на своих местах, глядя в ее круглое личико, обрамленное рыжими кудряшками. – Если Шеба вступит в нашу команду, то соотношение нас к ведьме будет… – Иззи поочередно ткнула пальцем в каждую из нас, считая про себя, – …три к одному.

– Я согласна, где записаться? – ответила Шеба.

– Это хорошее соотношение, – сказала я. – Спокойной ночи.

– «Бай-баааай», – пропела Шеба на мотив детской песни из «Звуков музыки».

– «Бай-баааай!» – подхватила я на октаву выше.

– Бай-бай! Люблю! – выпалила Иззи. Я не знала, кому из нас были адресованы эти слова, но они привели меня в полное замешательство. Я как вкопанная остановилась на пороге, раздумывая, стоит ли ей ответить, что я тоже ее люблю. Я никогда раньше не говорила этих слов, никому. И никто никогда не говорил их мне. Но тогда я поняла, что действительно люблю Иззи. И Шебу, наверное, тоже.

– «Люблю, люблю, люблю», – пропела Шеба, покидая детскую. Я знала, что так начиналась одна из песен «Битлз», потому что у близнецов были и такие пластинки.

– «Люблю, люблю, люблю», – повторила я следом за ней, а потом вышла за дверь и закрыла ее за собой.

– Как ты обычно добираешься домой? – спросила Шеба.

– Пешком.

– По темноте? – Шеба выглянула в окно лестничного холла. Деревья в чернильной темноте шевелили ветвями, словно великан размахивал своими громадными руками.

– Я никогда раньше не возвращалась по темноте. – Солнце садилось поздно, но сегодня мы долго ужинали, а потом принимали ванну.

– Я тебя отвезу. Хочу посмотреть на твой дом. Мне интересно, где живет летняя няня Мэри Джейн, которая любит ходить в церковь и очень красиво поет.

Следуя за Шебой, я спустилась по лестнице и зашла на кухню, где на банкетке сидели доктор Коун, миссис Коун и Джимми. Последний по локоть залез в коробку со сладким попкорном.

– Ричард, где ключи от твоей машины? – спросила Шеба. – Я отвезу Мэри Джейн домой.

– Они там, на… – доктор Коун рассеянно поводил указательным пальцем слева направо. Каждый божий день он терял свои ключи, а я их каждый день находила. Я клала их на одно и то же место – на экран радиатора в прихожей – в надежде, что однажды, зайдя домой, он догадается сразу оставить их там. Пока этого не случалось. Я ни разу не находила ключи на радиаторе.

– Я знаю, где они, – сказала я.

– Я хочу с вами. – Джимми запихнул в рот пригоршню попкорна, а затем небрежно бросил коробку на стол, и та упала плашмя. Вскочив с банкетки, он схватил Шебу за руку. – Поехали! – Взяв за руку и меня тоже, он потянул нас обеих к дверям.

– Вы сможете найти дорогу обратно?! – крикнула миссис Коун.

– Да! – крикнул в ответ Джимми и живо поволок нас к выходу.

Мы с Шебой рассмеялись.

– Может, мне тоже поехать?! – не успокаивалась миссис Коун.

Я услышала, как доктор Коун сказал:

– Бонни, она живет на соседней улице!

– Мы скоро вернемся! – закричала Шеба.

В прихожей я вручила Шебе ключи, и она выбежала с ними за дверь. Джимми бросился за ней, и тогда я тоже побежала, как будто за нами велась погоня. На полпути к машине я вспомнила, что не закрыла входную дверь, и пулей рванула обратно. А потом припустила с удвоенной скоростью, догоняя Шебу и Джимми.

Джимми уже сидел в машине, а Шеба стояла у открытой дверцы с водительской стороны. Она дважды хлопнула по крыше и прикрикнула:

– Давай, давай, давай!

Шеба уже заводила машину, когда я плюхнулась на заднее сиденье. Она отъехала от обочины прежде, чем я успела захлопнуть дверцу. Я чувствовала себя, как в эпизоде сериала «Старски и Хатч»[16]. Кто-то из них то и дело запрыгивал в движущуюся машину.

– Оторвались! – закричал Джимми.

Шеба издала какой-то йодлевый клич, и мы начали смеяться. Я понимала, что все это было игрой, и за нами никто не гнался, и не от кого было убегать. Но эта выдумка так будоражила воображение и кружила голову, как будто мы и впрямь ударились во все тяжкие.

Шеба и Джимми опустили окна, и я сделала то же самое. Шеба ехала на разумной скорости, которая, тем не менее, предполагала, что водитель уже знает, куда едет.

Я подалась вперед и положила руки на спинку переднего сиденья.

– Э-э… Мой дом в другой стороне.

Джимми повернулся и уставился прямо на меня. В темноте, разбавленной лишь светом уличных фонарей, он казался сделанным из сахарной ваты. Я посмотрела на Шебу. Ее кожа тоже словно мерцала.

– Ах, в другой стороне. – Шеба завернула на чужую подъездную дорожку, затем сдала назад и развернула машину в нужном направлении.

– Мэри Джейн, – проговорил Джимми.

– Да? – Я загадала, чтобы он спросил меня о чем-то таком, на что я смогла бы легко ответить, не заливаясь краской.

– «Мэри Джейн». – Джимми скрутил самокрутку большим и указательным пальцами. Он сунул сигарету в рот, затем наклонился вперед и ткнул длинным пальцем во встроенную зажигалку.

– Доктор разрешил? – спросила Шеба.

– Ты сама слышала.

– Вы обсудили это подробнее? Он знает, что ты собрался делать это сегодня?

– Как только вернемся, я сдамся ему с повинной.

– Постойте. – Я выпрямилась рывком, как будто мой позвоночник подтянули на тросе. – Это что, марихуана?!

Зажигалка выскочила наружу. Джимми взял ее и коснулся кончика сигареты светящейся красной спиралью. Он глубоко затянулся, задержал дыхание, а затем с шипением выпустил длинное коническое облако дыма.

– Мэри Джейн, познакомься с «Мэри Джейн».

– Просто называй это косяком. – Шеба протянула руку и забрала косяк у Джимми. Затем поднесла его к своим губам и затянулась.

Мозг будто закоротило, и мне показалось, что волосы на моей голове вот-вот вспыхнут пламенем. Что, если нас остановит полиция? Шебу и Джимми посадят в тюрьму? А меня отправят в колонию для несовершеннолетних? Но это был Роленд-Парк. Увидеть здесь полицию можно было только тогда, когда кто-то целенаправленно ее вызывал. Что случалось очень и очень редко. Родители близнецов даже не запирали двери на замок. А Райли, жившие по соседству, хранили ключи от машины прямо на полу машины.

– Мэри Джейн? – Шеба протянула через спинку сиденья косяк, держа его длинными пальцами. Я замотала головой. Хотя пахло на самом деле приятно. Чем-то вроде ластика для карандашей, только слаще. Такой травяной и немного резиновый запах.

Джимми взял у Шебы косяк и еще раз вдохнул дым. Мы уже доехали до знака «стоп» на углу перед домом Мини Джонс. Шеба вдавила ногой педаль тормоза, припарковала машину и заглушила двигатель.

– Ты сильно спешишь? – Шеба повернулась и села в пол-оборота ко мне. Она откинула волосы назад, и я заметила, что часть из них вылезли из окна.

– Нет. Думаю, нет. – Я знала, что в ожидании меня мама найдет, чем себя занять: скорее всего, она будет сидеть в своем кресле в гостиной и над чем-то работать – над меню ужинов на следующий месяц, над вышивкой для подушки с дивана в зале с телевизором, над планом уроков в воскресной школе.

Шеба сделала еще затяжку, а затем снова предложила косяк мне. Джимми перехватил его прежде, чем я успела сказать нет.

– Расскажи мне о своих родителях. – Шеба вернула косяк себе.

– Ну… Они из Айдахо.

– Им нравится рок-н-ролл? – спросил Джимми.

– Нет. Мы с мамой любим песни из мюзиклов. И мормонский табернакальный хор. А папа время от времени включает пластинку оркестра морской пехоты.

– Офигенная штука. Куча духовых и всякого такого. Безумно крутой материал, если реально сесть и прислушаться. – Джимми снова всосал в легкие дым и зажмурился, как будто пытаясь сосредоточиться. На моих глазах его лицо стало расслабляться, складки на лбу разгладились. Возможно, он действительно нуждался в «Мэри Джейн», чтобы успокаивать свой творческий и шебутной ум.

– Мэри Джейн поет в церковном хоре, – сказала Шеба Джимми. – И в воскресной школе.

– А, так вот где тебе поставили такой роскошный голос.

– Наверное. – Никто никогда не употреблял слово «роскошный», говоря о какой-то моей черте. Я чувствовала, как оно расползается внутри меня жидким теплом. Роскошный. Я наверняка покраснела до ушей, но в машине все равно было слишком темно, чтобы Джимми и Шеба заметили.

Джимми сделал короткую затяжку, передал косяк Шебе, а затем начал петь…

– Иисус меня любит, я знаю, – с каждым новым словом с его губ срывались маленькие облачка дыма. – В Библии я об этом читаю…

Он взял более медленный темп, чем тот, в котором обычно исполнялась эта песня. Его пронзительный, похожий на виолончель, голос навевал меланхолию и чувство одиночества. Как песня о несчастной любви, которую мог бы спеть приятель Джимми, рок-музыкант о карлице, разбившей его сердце.