О бихевиоризме

Почему стоит заглянуть внутрь?

Интернализация интеллекта в полной мере совпадает с интернализацией жизни эмоций и мотиваций. Поворот от наблюдаемого поведения к причудливому внутреннему миру не прекращается. Иногда это не более чем лингвистическая практика. Мы склонны делать существительные из прилагательных и глаголов, а затем находим место для вещей, которые, как считается, эти существительные обозначают. Мы говорим, что веревка прочная, а затем уже говорим о ее прочности. Мы называем определенный вид прочности растяжимостью, а затем объясняем, что веревка прочная, потому что обладает растяжимостью. Ошибка не столь очевидна, но доставляет больше хлопот, когда речь идет о вещах посложнее. Нет ничего плохого в том, чтобы сказать, что жидкость обладает вязкостью, или измерить и сравнить различные жидкости или одну и ту же жидкость при различных температурах по какой-либо удобной шкале. Но что означает сама вязкость? Липкий материал для ловли птиц когда-то делали из viscus, что в переводе с латыни означает «омела». Термин стал означать «имеющий тягучую или клейкую консистенцию», а вязкость – «состояние или свойство быть тягучей или клейкой». Этот термин полезен для обозначения характеристики жидкости, но тем не менее было бы ошибкой говорить, что жидкость течет медленно, потому что она вязкая или обладает высокой вязкостью. Состояние или качество, выведенное из поведения жидкости, начинает восприниматься как причина.

Теперь рассмотрим поведенческую параллель. Когда человек подвергся мягкому наказанию за ходьбу по скользкой поверхности, он может начать ходить с так называемой осторожностью. Тогда легко сказать, что он ходит осторожно или что он проявляет осторожность. В этом нет ничего плохого, пока мы не начнем говорить, что он ходит осторожно из-за осторожности. Некоторые люди могут родиться осторожными в том смысле, что они очень быстро учатся такому поведению или становятся чрезмерно осторожными, даже если их не слишком наказывают, но поведение, о котором идет речь, обычно можно проследить по истории карающих последствий.

Необычайная привлекательность внутренних причин и сопутствующее пренебрежение историей окружающей среды и текущей обстановкой объясняются не только лингвистической практикой. Я предполагаю, что здесь можно проследить влияние магии, оккультизма, герметизма, волшебства – тех тайн, которые занимали столь важное место в истории человеческой мысли. Это привлекательность необъяснимой силы в мире, который, кажется, лежит за пределами чувств и разума. Это та популярность, которой до сих пор пользуются астрология, нумерология, парапсихология и экстрасенсорные исследования.

Абстрактные существительные затягивают читателя в глубины. «Щедрость у богатого, – писал Ницше, – часто есть лишь особого рода застенчивость». В этой максиме есть нечто «глубокое», чего не хватает в простом описании поведения: «Богатые люди дают не для того, чтобы угодить, а для того, чтобы умиротворить». Глубокие объяснения – обычное явление в исторических сочинениях. Римляне завоевали этрусков и были поражены военными трофеями. Позже они получили еще больше от Карфагена. Пишут, что это имело следующий эффект: «Жадность и алчность, сдерживаемые в римской общине древними правилами поведения, однажды вырвавшись на свободу в отношении чужеземцев, уже не могли быть сдержаны дома». Мы можем перейти от черт характера к условиям подкрепления, сказав, что поведение захвата чужой собственности, сильно подкрепленное и безнаказанное во время войны, стало слишком мощным, чтобы на него могли серьезно повлиять карательные санкции, подразумеваемые «древними правилами поведения». Но высвобождение жадности и стяжательства, похоже, проникает в самую суть проблемы, а на поверхности остаются лишь условия.

Театр и проза, вероятно, не выжили бы, если бы драматурги и писатели держались подальше от глубин. В романе «Женский портрет» молодой Ральф Тушетт заболевает туберкулезом и вынужден бездействовать в течение долгого времени. Однако это его не беспокоит, потому что он никогда не был склонен к активной деятельности. Но это слишком поверхностное утверждение для американского писателя Генри Джеймса, который говорит об этом следующим образом: «Тайный клад безразличия… пришел ему на помощь и помог примирить его с жертвенностью».

Астронавт на вопрос, не беспокоится ли он о своей безопасности во время полета на Луну, ответил, что «астронавты действительно чувствуют беспокойство, но долгие и трудные программы подготовки развивают уверенность, необходимую для того, чтобы его компенсировать». Утверждение, что чувство уверенности компенсирует чувство беспокойства, кажется более глубоким, чем то, что человек чувствует беспокойство, когда не знает, что делать, и что он учится тому, что делать, в рамках программы подготовки.

Мысль, что «центральной патологией наших дней является безволие, которое привело к появлению психоанализа», кажется более глубокой, чем мнение, что в современном мире очень мало поведения позитивно подкрепляется и много наказывается и что психоанализ появился, чтобы организовать лучшие условия. Заявление, что промышленная революция в Англии улучшила материальное положение трудящихся, но «уничтожила ремесла и интеллигентную радость человека в его повседневной работе», отчуждая (отделяя) его от конечного продукта труда, воспринимается более серьезным, чем утверждение, что она уничтожила естественно подкрепляющие последствия создания вещей, для которых искусственные подкрепления в виде заработной платы стали плохой заменой.

Реакция рабочего на безработного на пособии, по-видимому, зависит от истории социальных условий, распространенных в западных культурах, в которых халтурщики наказываются рабочими, а последние, возможно, испытывают состояние, называемое обидой. В одном из анализов влияния тунеядца на работника «работа» превращается в «жертву», которая, как утверждается, является «добровольной доблестью, смысл которой жертвующий создал из материальных обстоятельств своей жизни». Отказ от жертвоприношения со стороны лентяя на пособии ставит под вопрос смысл акта самоотречения (работника) и делает этот «волевой, сформированный смысл уязвимым». Сложная психическая процедура, включающая жертвоприношение, смысл, добродетель, волю и самоотречение, имеет престиж, который был присущ средневековому колдуну и в котором отказано бихевиористу, просто сообщающему о наборе социальных условий.

Приведем еще один пример. Положение чернокожих меньшинств в Америке было описано таким образом: когда некогда «практически бесправная» группа обретает ощущение растущей власти, «ее члены испытывают повышенную потребность в самоактуализации. В этих обстоятельствах коллективное самовосхваление, в той или иной степени свойственное всем группам, становится частой и усиленной реакцией на длительное унижение извне». Первый шаг – вычеркнуть такие выражения, как «чувство», «испытывать потребность», «самоактуализация», «самовосхваление» и «унижение». После этого перевод звучит следующим образом: «Когда группа людей обретает власть, они говорят о своих хороших качествах и при этом опровергают то, что долгое время говорили о них другие». Несомненно, они также чувствуют определенные состояния своего тела, но они действуют не потому, что у них есть чувство власти; они действуют и имеют эти ощущения из-за изменений, произошедших в их окружении. Они высказываются о себе хорошо не из-за «коллективного самовосхваления», но потому, что эти слова подкрепляют их, и они особенно склонны делать так, если о них раньше говорили плохо. Рассматриваемое поведение можно наблюдать у одного человека: «Когда человек в состоянии это осуществить, он будет говорить о своих хороших качествах, опровергая то, что о нем рассказали другие». В этом нет ничего удивительного или очень сложного, но здесь не хватает глубины апелляции к потребности в самоактуализации и контрреакции самовосхваления.