Брошенная

Глава 5

Загоревшаяся идеей Вика — это тайфун, цунами, извержение вулкана. Вчера посадила Марину на маршрутку — домой сестру провожала, — а сегодня чуть свет примчалась:

— Вставай, мы с тобой идем на барахолку!

— Они так рано начинают работать? — удивилась Марина; одна ее знакомая говорила, что раньше девяти на «толчке» делать нечего.

— Сейчас половина восьмого, так? Сорок минут тебе на сборы: душ, косметика, то да се…

— Ты же знаешь, я не пользуюсь косметикой, — запротестовала Марина. Но тут же вспомнила, что не далее как вчера она накрасилась, и даже с удовольствием.

— Не поль-зо-ва-лась, — раздельно произнесла сестра. — Но смогла же вчера выглядеть как человек. Правда, тени выбрала не те и накрасила по старинке, все равно, это шаг вперед. Сегодня воспользуешься косметикой под моим руководством. Я лично тебя нарисую.

— Спасибо, мама с папой меня давно нарисовали.

— Мама с папой делали тебя в советское время, а тогда с красками была напряженка! — отпарировала эта хулиганка. — И потом, они сделали заготовку, так называемый полуфабрикат, а шлифовка женщины происходит в течение жизни. Иди в душ. Принимай контрастный. Надеюсь, ты знаешь, что это такое? Горячий — холодный, горячий — холодный. Закончишь холодным.

— Так холодно же, — поежилась Марина.

— Ни фига себе, на улице плюс двадцать пять.

— Вика, а может, не надо?

— Надо, Мара, надо!

Так они прежде поддразнивали друг друга. И что интересно, и прежде, и теперь Виктория всегда стояла на своем, а Марина рано или поздно ей подчинялась. Конечно, она могла бы сжульничать с душем, но отчего-то побоялась, что младшая сестра уличит ее в обмане, и тогда шуму не оберешься.

Контрастный душ оказался вовсе не так страшен, как Марине представлялось, а когда она после него взглянула на себя в зеркало, на нее смотрела свежая, порозовевшая, непривычно молодая физиономия — она давно уже такой себя не видела. И вообще, прежде Марина принимала душ по вечерам — утром ей было некогда. Она кормила Мишку, отправляла в детсад, а потом в школу Юрку, так что до себя руки уже не доходили. А ведь могла просто встать на пять минут раньше…

Свой экскурс в будущий «прикид» Вика начала еще в трамвае.

— Как ты думаешь, что главное в женщине, едущей на море?

— Лицо? — попробовала угадать Марина.

— Шляпка! Женщина на отдыхе начинается со шляпки, потому на нее нельзя жалеть деньги.

Они такую и купили. За эту цену у оптовиков Марина запросто могла купить себе неплохое платье.

Босоножки… Оказалось, что босоножки по важности стоят на втором месте после шляпки. Их отчего-то Вика выбрала на высокой платформе.

— Я еду отдыхать или дефилировать? — уже стала пугаться сестринского размаха Марина.

— Отдыхать дефилируя, — отмахнулась та. — Скажи спасибо, что не выбрала тебе их на шпильке. Ладно, думаю, пожалею. Еще сломает ноги, катай ее потом в коляске! Но вечерние туфли купим на шпильке, тут уж не обессудь. Привыкай.

— Зачем туфли-то, босоножками обойдусь!

— А если кто-нибудь пригласит тебя в ресторан?

Первое выбранное сестрой платье было из материала, напоминавшего тонкий ситец, розового цвета, с маленькими белыми цветочками, длинное, до щиколоток, оно оканчивалось двумя рюшами. Сзади платье выглядело более-менее закрытым, зато спереди неожиданно резко ныряло вниз, обнажая грудь почти до сосков. Причина, чтобы тут же купить под него особый лифчик.

Следующим был цыпленочно-желтый махровый костюмчик: футболка и короткие шортики.

И сам «толчок», и вещи, которые прежде она на себе даже не представляла, а теперь оказалась вынужденной постоянно примерять, менторский тон Вики, который она принимала с покорностью, так сбили Марину с толку, что она ходила за сестрой, будто бычок на веревочке, и кивала на все ее вопросы, как китайский болванчик.

Большая дорожная сумка, в сложенном виде поместившаяся в небольшой пакет, по мере покупок все увеличивалась в высоту. Вика сначала открыла одну молнию, а когда это отделение заполнилось, потянула за другую. Марина и не ожидала, что столько вещей для нее можно купить вместо японских часов для Мишки.

— Ты хоть на отдых что-нибудь оставь, — попробовала утихомирить сестру Марина.

— Тебе батя две штуки обещал? Думаю, даст пять. Обойдешься! В крайнем случае скажем, пусть еще в кошельке пороется.

Остановилась она лишь на белом спортивном костюме — тайной мечте Марины, теперь осуществившейся. На нем Викина энергия иссякла.

Правда, прощаясь недалеко от дома Ковалевых, Виктория сообщила еще более странную весть:

— Днем выспись, волосья уложи, я приду ближе к вечеру, где-то в половине пятого, сделаю тебе лицо. Сегодня мы с тобой идем слушать оперу.

— В каком смысле — оперу? Это что, шутка такая?

— Господи! — простонала Вика. — Тебя, случайно, звать не Маугли?

Марина как раз в это время ела мороженое в вафельном стаканчике, так она этим стаканчиком едва не подавилась.

— Настоящую оперу? А как она называется?

— Тебе не все равно? Хорошо, оперу Шарля Гуно «Фауст». Слышала о такой?

— Вика, умоляю, оставь меня в покое, — заныла Марина. — Я сроду не ходила в оперу. Нашла меломана!

— И не мечтай! — категорически заявила сестра. — Ты начинаешь новую жизнь, а это всегда трудно.

— А без оперы нельзя?

— Никак нельзя!

А правда, почему Марина никогда не ходила в театр? Она вообще мало куда ходила, но в их городе три театра, не считая филармонии, в которой постоянно выступает какая-нибудь знаменитость. Билеты дорогие? А во сколько же вы ценили свою жизнь, госпожа Ковалева?

Поругав себя для порядка, Марина смирилась и приготовилась к походу в театр, как и требовала Вика. И платье приготовила. Новое, вечернее, которое они как раз сегодня купили с Викой.

Чувство какой-то праздничной торжественности охватило Марину, едва она с сестрой вошла в фойе музыкального театра. Всюду сияли зеркала, с высокого потолка лила яркий свет хрустальная люстра, стены украшали фотографии ведущих артистов…

К сожалению, как отметила Марина, люди были одеты средненько. Некоторые вполне буднично, так что обе сестры в вечерних платьях даже выделялись из толпы.

Для чего Виктория это придумала, непонятно. Вернее, было бы перед кем выкаблучиваться, потому что мужчин в театре оказалось гораздо меньше, чем женщин, а те, что пришли, в основном были с женами.

Но интереснее спектакля ей показалась реакция на него Виктории. Та комментировала содержание вполне в современном духе:

— Нет, ты подумай, какие козлы! Что же это они все про невинность да про невинность пели? Можно подумать, женщину, кроме одной самой первой ночи, больше использовать нельзя!.. Ты посмотри на этого мерзкого братца! Мало того что он сестру ославил на весь город, он еще ее проклинает за то, что она с красивым мужиком по любви переспала!.. Чего она перед этими ханжами в ногах валяется: простите да простите! Не прощают, и не надо!

На сценах Вальпургиевой ночи Вика оживилась:

— Если бы кто этой дурехе Маргарите рассказал, как в аду весело, она бы так не убивалась. Посмотри, какие черти красивые. Не чета этому престарелому Фаусту!.. Подумаешь, соблазнитель! Да наш Сережка Никольский ему сто очков форы даст!

— Кто это такой?

— Так, один мой знакомый адвокат. Красивый до потери пульса!

В конце концов какая-то женщина с переднего сиденья не выдержала и прикрикнула на нее:

— Девушка, в опере принято слушать, а не разговаривать!

Вике пришлось замолчать, но потом, когда ехали в троллейбусе домой, она все возвращалась к разговору об опере.

— Этот «Фауст» безнадежно устарел. Просто зло берет! И чего я тебя на него потащила! В наше время, между прочим, нормальные мужики вообще не любят с девственницами связываться. Говорят, возни много, а удовольствия — ноль целых хрен десятых…

— Ой, сестренка, до чего тебя работа с мужиками портит! Можно подумать, я не с молодой девушкой общаюсь, а с лихим гусаром. Что за выражения!

— Ладно, Марка, не будь ханжой. Это я для прикола так говорю. С любимым человеком я плохих слов употреблять не стану.

— А зачем ты меня заставила вечернее платье надеть? Ты же видела, таких, как мы, там почти не было.

— Вот и хорошо. Я хотела, чтобы ты к нему привыкла. Как говорится, обкатала. А где-нибудь на званом вечере ты бы кукожилась и старалась в толпу затереться. Там, знаешь, какие фифы попадаются! Надо соответствовать.

— Погоди, куда ты меня тащишь?

— Как это — куда: разве ты не у нас сегодня ночуешь?

— Нет, я хотела бы поехать к себе домой.

— Я тебя понимаю, — завистливо вздохнула Вика. — Если бы у меня была отдельная квартира, да еще на другом конце города, подальше от родительского дома…

— Что за странные нотки я слышу? — покачала головой Марина. — То ты мечтала подольше оставаться рядом с папой-мамой, а теперь вознамерилась отделиться?

— Созрела, значит, как говорил Высоцкий. Смотри, сейчас уже поздно, а ты пойдешь домой одна. У нас город криминогенный. Ты давно по вечерам одна не ходила?

— Лет десять.

— Вот видишь, подумай. Я не хочу каркать…

Но, как оказалось, сестренка все-таки накаркала.

Марина сразу почувствовала нездоровое любопытство этого парня. Он не просто смотрел на нее, а как бы ощупывал взглядом. Никогда прежде она не думала, что взгляд может быть таким осязаемым!

Вначале парень стоял в другом конце вагона. Марина обратила внимание, как тщательно он осматривает находящихся в трамвае женщин. И вот его взгляд упал на нее.

А Марина увидела себя его глазами. Платье они с Викой купили синее, цвет электрик, как сказала сестра. Он так оттеняет ее глаза, что они кажутся не голубыми, а синими. Импортная бижутерия сверкает в ушах и на шее. Декольте наполовину обнажает грудь — прозрачная накидка не столько прикрывает глубокий вырез, сколько его подчеркивает.

В какой-то момент она подумала: «Проеду в этом трамвае круг, а в центре пересяду на троллейбус и таки переночую у родителей. Улица там освещена, в холле консьержка дежурит…»

А потом ей стало стыдно: у страха глаза велики. Парень просто пялится на нее, а она напридумывала черт-те что!

И даже когда он встал за ее спиной, чтобы выйти на той же остановке, Марина все еще не верила, что он идет следом за ней.

Чтобы не поддаться страху, она намеренно не стала ускорять шаги, даже будто замедлила их. Тот, сзади, тоже не торопился, но и не отпускал ее от себя. Так они и шли на расстоянии, шаг в шаг.

Мысли ее лихорадочно работали, но Марина никак не могла придумать, что делать. Наконец она не нашла ничего лучше, как изобразить, что у нее расстегнулась пряжка на босоножках. Она отошла на край тротуара и нагнулась. Он поначалу проскочил вперед, а когда она пошла следом, обернулся и буркнул:

— Что вы там за мной колдуете?

— Я не люблю, когда кто-то идет за моей спиной! — проговорила она как ни в чем не бывало.

— Я тоже не люблю, — сказал он и замедлил шаг. Некоторое время они шли рядом, как двое хороших знакомых.

— Вы живете неподалеку или просто пошли за мной? — спросила она напрямик.

— Пошел за вами. — Он тоже не стал скрывать своих намерений.