Непристойное предложение. Книга 2

27

Маргарет Ле Фокс

Говорят, что люди никогда не бывают одиноки в своих бедах. Глядя на то, как Эндрю Ларсон пытается вернуть расположение моей старшей сестры, я понимала его как никто другой.

Жаль, что в льдисто-синих глазах совсем не было прощения. Возможно, бедолаге Эндрю не повезло еще и с тем, что Элеонора уже была влюблена и надобность в нем отпала. Впрочем, и во мне, увы, она больше не нуждалась.

Трус. Сказала бы я еще год назад, глядя, как Эндрю жалуется. Но сейчас, сравнивая его поступок, понимала, что не всем, увы, рождено родиться храбрыми и благородными. Некоторые идут на поводу у своих худших чувств, а после жалеют об этом всю жизнь. Я бросила Элеонору в момент, когда она нуждалась во мне больше всего.

Стоя на пороге, смотря на ее слезы, как она трясется от страха и не знает, что делать дальше, я бросила ее, потому что сама боялась сильнее.

И хотя всю дорогу от дома до тетушки я рыдала, вспоминая глаза старшей сестры, мои слезы не могли оправдать предательства, которое я совершила.

Но я не сразу приняла решение уехать от Элеоноры. В то время как сестра оплакивала родителей и ничего не понимала от горя, Фабия часто отмечала, что именно на мне лежит груз ответственности за титул родителей.

— Вы будете жить впроголодь, милая, — ласково говорила она, и ее голос так напоминал голос мамы, — больше не будет служанок, не будет балов и даже званых вечеров. Не будет платье или женихов. Не будет ничего. Думаешь, твоя матушка хотела бы этого?

— Но она всегда говорила, что мы сестры и должны помогать друг другу… — возражала. Как мне не хватало любимой матушки, чтобы понять, что правильно, а что нет.

— Маргарет, ты не можешь помочь Элеоноре, — проводила она руками по моим волосам, как делала и мама. — Но ты такая красивая, будешь год жить у меня. Я представлю тебя знатным мужчинам, ты выйдешь замуж и тогда будешь финансово содержать сестру. Но сейчас ее я забрать не могу, ты ведь не глупая девушка, понимаешь…

Я слушала и не слышала. Должно быть, я просто не хотела слышать, как меня обводят вокруг пальца. Ведь так было удобнее.

Я боялась оставаться с Элеонорой. Матушка всегда подмечала, что я капризна. Отец шутил над тем, как я избалована. Они говорили это по-доброму, потому что любили меня. Но я понимала, что это недостатки, с которыми в обычном мире не выжить.

Я даже не знала, как приготовить еду. Потеря кухарок приводила меня в дикий ужас. Словно почва под ногами проваливалась.

Думать о будущем я начала раньше Элеоноры и поняла, что скоро нам не на что будет даже покупать еду. Светлые духи, мы обе не знаем, что делать после отъезда тети! И как бы я ни старалась оправдать себя тем, что была еще ребенком, причиной побега стала именно трусость. Ведь и Элеонора была старше меня всего на год.

Но жизнь с тетей оказалась куда тяжелее, чем я предполагала.

Фабия оказалась отвратительным человеком. Не такой, как леди Корсен, которая часто задавала неуместные вопросы. И не такой, как герцогиня Вилс, которая вела себя, на мой взгляд, слишком высокомерно. О, нет. Фабия была змеей, которая умело притворялась кроликом.

Она дала понять мне мое место с порога. Стоило войти в богато обставленный дом, как мне сделали замечание, что я испачкала подол и разношу грязь.

— Ты прямо как твоя мать, она тоже была очаровательным поросенком, — сказала Фабия, а после улыбнулась. Замечание больно ударило по мне, я велела себе не выказывать эмоций, говоря, что так Фабия переживает горе. Но горя в ней не было. И это было только начало.

Она ненавидела меня и ненавидела наших родителей. И почему я не поняла этого сразу? Она выбросила почти все вещи матери и отца в момент моего отсутствия.

— Фу, Маргарет, не плачь, у тебя трясется подбородок как у старухи, это отвратительно, — говорила она.

Вскоре мне было запрещено говорить о том, что мне грустно, потому что ее это утомляло. Запрещено писать стихи, так как это занятия не для леди. И запрещено плакать, так как ее это раздражало. Я должна была веселить ее своей глупостью и очаровательной улыбкой. И я делала это, играла роль дурочки, ради того чтобы меня любили. Ведь больше у меня никого не осталось. Даже Элеоноры.

— Она обязательно должна что-то написать, — с надеждой спрашивала я, зная характер старшей сестры. Элеонора эмоциональная, не умеет сдерживать гнев, всегда говорит прямо.

— Она и строчки не написала, ты ведь ее бросила, Маргарет. Я бы тоже писать не стала, — спокойно отвечала Фабия, намазывая очередной тост джемом. Ее слова вызывали удушающий приступ слез, которые я старалась сдержать.

— Но я помогу ей, когда выйду замуж…

— Может, ей не нужна твоя помощь, — пожала она плечами. — Как и ты. Я думаю, что ты ей просто не нужна. Она вместе с женщиной содержит лавку и живет хорошо. Видишь, Маргарет, у нее нет потребности в тебе.

— У меня больше никого нет, — понимала я.

— Не волнуйся, Маргарет, я тебя не брошу. Запомни, ты никому не нужна, кроме меня, — словно читала мои мысли Фабия.

И я поверила в это. Терпела оскорбления и колкие замечания. Ведь я никому больше не нужна, а значит, должна терпеть.

Но в душе я надеялась, что верну расположение сестры удачным браком. Это снова была трусость. Подобно Эндрю, я ходила вокруг, не делая ничего.

День за днем я представляла, как вернусь с состоянием, и тогда Эли обязательно поймет и простит меня. Ведь тогда я буду ей нужна.

Когда мне становилось грустно, я часто разговаривала с родителями. Ведь верила, что их светлые души рядом и оберегают меня. Что они не бросили и, когда я плачу, матушка гладит меня по голове, а отец подбадривает самыми правильными словами.

Это помогало мне держаться. И после ночей, полных слез, я вставала с кровати, натягивала улыбку и снова играла свою роль.

Нужно пользоваться каждой возможностью и учиться у Фабии. Ведь у тети не было отбоя от мужчин, правда, все они были женаты и вели себя иногда крайне неприлично.

И, тем не менее, у Фабии действительно было чему поучиться. Она была хитрой изворотливой тварью. Жалко, что это осознание так долго до меня доходило.

Бывали вечера, когда она расспрашивала меня о маме, о ее любимых вещах, подарках отца и украшениях. Но я меланхолично отвечала на эти вопросы, не понимая приступов интереса. Каждое воспоминание отдавалось болью, ведь я чувствовала груз вины и потерю.

Я хотела говорить о родителях! Но разговаривая о них с Фабией, чувствовала себя предательницей.

После этих разговоров она подкупала меня платьями, шляпками, подписанными чеками на мои нужды и уроками. А сама в это время тратила наши с Элеонорой деньги на свои прихоти. Но, увы, и этого я тогда не понимала.

О да, она просто сорила деньгами направо и налево, устраивая всевозможные вечера с компанией своих подруг, знатных и бессердечных, и выставляя меня как куклу. Ах, малышка Маргарет, которую она подобрала, никому не нужная.

Я была так глупа, что многого не замечала. Закрывала глаза на все ради тети, единственной, кому я нужна.

И, тем не менее, я присматривалась к ней. Ведь чем больше проводила времени рядом, тем больше понимала: что-то было не так.

Однажды я подслушала ее разговор с Римусом, поверенным. Он был скользким и наглым человеком.

— Она не подписывает документы на продажу, — разгневанно сказал он, — она упорствует. А эта старая карга рядом не дает зажать Элеонору посильнее. Если бы не старуха, я бы ей показал…

Дальше Фабия поставила магическую защиту от прослушивания. Но я поняла, что-то не так с Элеонорой. И теперь стала относиться ко всему с большим подозрением.

Когда в очередной раз мне принесли бумаги на подпись, я стала их читать.

— Ну что ты тянешь, Маргарет? — со злостью спросила Фабия.

— Читаю, что подписываю.

Тогда тетя вырвала листок из моих рук и положила на столик рядом.

— Подписывай, Маргарет. Леди не должна утомлять себя мужскими вопросами.

Поймав ее ледяной взгляд, я взяла перо и в очередной раз поставила подпись. Тогда она улыбнулась.

Но подозрение продолжало расти. Когда Фабия ушла в очередной раз из дома, я воспользовалась магией и проникла к ней в кабинет.

Всего несколько минут у меня ушло, чтобы найти коробку, а в ней письма от Элеоноры, бумаги на наш дом и мои письма... Мои! Прочитав только самое начало, я рухнула на пол.

Фабия влетела в кабинет позже, чем я, на несколько минут.

— Прекрати вести себя как ребёнок, — прорычала она, пытаясь отобрать коробку, но в этот раз силы были на моей стороне.

— Что это?! — закричала я. — Почему я пишу такие слова?! Это не мои письма!

— Потому что нам нужны деньги, Маргарет, — резко кинула она мне в лицо.

— У нас есть деньги, ты ведь тратишь их направо и налево, — не унималась я. — Тратишь наше наследство и пытаешься забрать последнее.

Я кинула коробку на пол и тут же попыталась выйти из кабинета. Но Фабия преградила путь.

— И что ты собираешься делать? — скучающе спросила она.

— Вернусь к своей сестре, она нуждается во мне, — уверенно сказала я.

Фабия засмеялась в голос. Она запустила руку в коробку и вытащила для меня последнее письмо Эли. Я узнала ее почерк, но слова… То, что она писала… Оно было полно боли, гнева и обиды.

— Ты ей больше не нужна, Маргарет, ты никому не нужна, — ласково повторила она, — кроме меня.

— Нет, — оттолкнула я Фабию, ей нельзя верить. — Ты обманывала нас обеих.

— Тебе осталась пара месяцев до выхода в свет. Неужели я воспитала тебя такой дурой? Что ты будешь делать? Поедешь к Элеоноре? Она живет впроголодь. Станешь жить за ее счет? Или выйдешь замуж, как и планировала? И поможешь ей? Вытащишь из той ямы, в которой она оказалась.

Каждое ее слово звучало убедительно. Как я ее ни ненавидела, но не могла отрицать, что она права. Я ничего не умела и стану только обузой для Эли.

— Ты истратила все наше наследство, — кинула я ей в лицо.

— Его уже не вернуть, — пожала она плечами. — И любовь твоей сестры тоже. Но ты можешь хотя бы выйти замуж и помочь ей выбраться из нищеты. Выбирай. Совершить глупость ради себя, маленькая эгоистка, или быть взрослой и помочь сестре.

— Больше я подписывать ничего не стану, — резко сказала я и вышла из кабинета.

Но и здесь Фабия меня обманула. Мой дебют переносился много раз, достаточно, чтобы я поняла: он не состоится. Я оказалась в капкане. На каждое мое требование Фабия заявляла, что с таким отношением она не станет выводить меня в свет.

— Ты обещала, — напоминала я.

— Позже, ты еще не готова, — скучающе отвечала она.

Я не знала, что делать дальше. Больше роль дурочки я играть была не готова. Поэтому Фабия стала относиться ко мне еще хуже. Больше не было платьев и чеков. Я много плакала и просила светлых духов мне помочь, обращалась к маме и отцу.

Больше я не знала к кому. Просила их направить, дать хоть какую-то подсказку, ведь мне было страшно, одиноко, и я не понимала, как все исправить. Мне так хотелось услышать папин голос, почувствовать мамины мягкие руки.

— Помогите мне, пожалуйста, я устала и больше не могу, — плакала я, обнимая себя руками. В этот вечер я особенно ярко почувствовала себя бессильной и одинокой. — Я так сильно всех подвела, вы бы сейчас не желали со мной общаться. Элеонора другая, а я капризная, избалованная, никому не нужная. Как все исправить? Если вы рядом, умоляю, помогите принять правильное решение.