Финно-угорские этнографические исследования в России

Г.Ф. Миллер — историк на пути к этнографическим источникам

Превращение открытого географического пространства в пространство историческое и, соответственно, в этнографическое, должно было стать следующим закономерным шагом в работе ученых, придерживающихся исследовательской логики, свойственной эпохе Просвещения. В XVIII в. найти вещественные и документальные свидетельства былой древности изучаемого региона было не менее важно, чем установить контакты с местным населением, в обычаях, образе жизни и внешнем виде которого, необходимо было также пытаться разглядеть следы давно минувших эпох. Россия в этом отношении по-прежнему представляла собой уникальное многообразие малоизученных земель и народов, объединенных под скипетром московских царей, с недавних пор стремившихся к формированию нового облика страны как европейской державы. Вместе с тем, Российская империя сохраняла за собой право выступать по отношению к Европе в качестве одного из возможных и наиболее безопасных «окон на Восток», что привлекало в страну ученых искателей таинственного Ориента.

Санкт-Петербургская Академия наук, используя ранее опробованную в Европе практику, выступила в качестве своеобразного правительственного агента, сначала привлекающего на службу заинтересованных в новизне открытий приглашенных ученых, обеспечивая необходимый минимум исследовательского комфорта, а затем транслируя успешные результаты их научных разработок. Отказавшись от схоластики и отвлеченных дискуссий, пришедшие в отечественную науку западные рационалисты обратились к поиску причинно-следственных связей в российских событиях, фактах и культурных явлениях, пытаясь представить их неотъемлемой частью всемирного исторического процесса. Значительно расширив базу используемых в исследовании источников, они, по сути дела, сформулировали само понятие исторического источника, предложили методы его критики и верификации. Особенно хотелось бы отметить работу таких немецких ученых, как Г.З. Байер, И.Э. Фишер, А.Ф. Бюшинг, Г.Л.Х. Бакмейстер и А.Л. Шлёцер, проявивших свое усердие не только в изучении российских историко-географических и лингвистических материалов, но и прочно связавших молодую гуманитарную науку России с европейскими исследовательскими институтами.

Ключевой фигурой в процессе исторического взаимообогащения России и Европы стал Г.Ф. Миллер, на протяжении всей жизни прилагавший серьезные усилия по формированию положительного образа своей новой родины, по его мнению, имеющей собственную историю, не менее значимую и содержательную, чем создающиеся в этот период национальные истории европейских государств. Заслуга Миллера состояла еще в том, что в своих публикациях он последовательно проводил мысль об истории России как истории многонационального государства.

Герард Фридрих (в русском обиходе Федор Иванович) Миллер (1705-1783) родился в вестфальском городе со славным ганзейским прошлым — Герфорде[9]. Отец его, являясь лицом духовного звания, был ректором местной гимназии, а мать происходила, по одним сведениям, из купеческого сословия, по другим — из семьи профессора богословия и советника консистории г. Ринтельна. Выделявшаяся среди других бюргеров своей ученостью семья не могла не дать своим детям того импульса, который можно определить как тягу к знаниям, к новизне открытий. Даже если они ждут на страницах следующей по счету книги из домашней библиотеки. Освоив положенный школяру курс наук, юный Миллер был зачислен в число студентов Ринтельнского университета. Из всего спектра гуманитарных наук он более всего имел склонность к истории, или правильнее будет сказать, к «полигистории» как наследнице накоплений предыдущих поколений интеллектуалов. Не до конца дифференцированное историческое знание во многом еще базировалось на штудировании трудов античных и средневековых авторов, что приучало неофитов к упорядоченному восприятию огромных объемов фактической информации. Неслучайно современники Миллера, а за ними и его биографы, затрудняясь обозначить область его первоначальной специализации, отмечали, что «книговедение и история науки ему были по сердцу еще со времен отцовского дома». Нельзя не учитывать также свойственного немецкой студенческой молодежи интереса к философии, классическим языкам и расширяющегося увлечения вопросами научно-практического синтеза.

Стремясь как можно скорее выйти в люди, в мир самостоятельной деятельности, Г.Ф. Миллер отправился в один из культурных и научных центров Европы — Лейпцигский университет, где в рамках набирающей популярность ориенталистики, проявлялся исследовательский интерес к России. В Германии было хорошо известно, что саксонский курфюрст и одновременно король Польши Август II Сильный славился как меценат, покровитель искусств и наук. Было известно и другое: он являлся большим другом московского царя Петра I, в союзе с которым одержал победу над казавшимися прежде непобедимыми шведами. Возможно, что именно в Лейпциге у молодого бакалавра изящных искусств и философии возникла идея отправиться в далекую, страшную, но заманчивую страну, где многие вчерашние безденежные студенты сделали блестящую карьеру, подобно недоучившемуся в Йене студенту-теологу А.И. Остерману. Как писал впоследствии А.Л. Шлёцер, многие отправлялись в Россию «...не только без всяких рекомендаций, но и с последним червонцем в кармане».

Уверенности Г.Ф. Миллеру придал отъезд в Россию его старшего брата и желание поскорее отделаться от надоедливых прусских вербовщиков, буквально не дававших прохода холостому молодцу гренадерских статей. Окончательно вопрос решило письмо, полученное от его лейпцигского знакомого историка И.П. Коля, который став в 1725 г. членом Санкт-Петербургской Академии наук и нуждаясь в помощниках, писал Миллеру: «Я считаю вас способнейшим к тому перед прочими и сильно желаю иметь вас около себя. Могу вас уверить, что мне в Петербурге так же хорошо, как и в Германии». Пройдет время, и уже сам Миллер будет через немецкие газеты и своих зарубежных коллег привлекать к научной работе деятельную молодежь. В 1761 г. он напишет выпускнику Гёттингенского университета, увлеченному восточными языками и мечтами о путешествии на Восток Шлёцеру: «По видимому, Россия есть поле, над которым работать предопределено вам Провидением. Естественная история, тесно связанная с политической историею и географиею, и ни в какой другой стране невозможно делать так легко новых открытий, как в России».

Двадцати лет от роду Г.Ф. Миллер приехал в Санкт-Петербург, и если не считать академической командировки в Англию, Голландию и Германию в 1730-1731 гг., в европейские университеты он более не возвращался. Более того, приняв в 1748 г. российское подданство, Миллер навсегда связал себя с Россией, хотя в жизни бывали моменты, когда он мог справедливо посетовать об этом решении. Но характера и настойчивости ему было не занимать. В столице империи, находясь в скромном звании «студента», он начал свою преподавательскую деятельность, как сам затем писал «...в вышнем классе гимназии... особливо же преподавал я наставления в латинском языке, в истории и в географии». Речь идет о гимназии, учрежденной при Академии наук, где за нехваткой адьюнктов и нежеланием многих профессоров с учащимися работали наставники, сами недавно вставшие со школьной скамьи. По всей видимости, продемонстрировавший на педагогическом поприще свои полифункциональные способности Миллер обратил на себя внимание, пожалуй, самого влиятельного чиновника Санкт-Петербургской Академии наук — библиотекария И.Д. Шумахера.

Неустойчивость общественного положения подсказывала Миллеру необходимость обзавестись нужными знакомствами и влиятельными покровителями. Определяющую роль в стремлении адаптироваться в российском обществе сыграло редактирование им в 1728-1730 гг. «Санкт-Петербургских Ведомостей» с «Примечаниями» на русском и немецком языках. Журналистское умение правильно подать новости, интерпретировать светские толки и при этом постепенно приобщать общество к восприятию культурной информации пригодится ему при дальнейших вращениях в элитарных кругах. Научная поездка за границу подтолкнула Миллера к внедрению еще одной инновации, а именно — изданию с 1732 г. специализированного исторического журнала, названного им «Sammlung Russischer Geschichte/Собрание российских историй». Этот публиковавшийся на немецком языке журнал был одной из немногих в стране легальных трибун отечественной просвещенческой мысли и средством распространения достоверной исторической информации о России среди читающей европейской публики. Миллер, поддерживая на протяжении всей жизни регулярные контакты со своими зарубежными корреспондентами и издателями, стал в свое время одним из немногих известных на Западе российских историков. Другим его успехом был допуск к академической «архиве» и утверждение в должности суббиблиотекария.

Счастье, грезившееся ему в занятиях «родословной двора и знати» и в руке дочери академического советника Шумахера, оказалось несбыточным. Игры с властью и несдержанный характер нажили ему немало недоброжелателей, в связи с чем административная составляющая карьеры в Санкт-Петербургской Академии наук, казавшаяся прежде доминирующей, стала под вопросом. Необходимо было принимать нестандартное решение, подобное тому, на что он решился, покидая свою тихую вестфальскую родину. Задуманные Петром I академические экспедиции должны были шаг за шагом раскрыть богатства огромной державы, дать государству научно обоснованную картину прошлого и настоящего составляющих Россию территорий, прежде всего — восточных областей. Добровольно вызвавшись в 1733 г. отправиться в Сибирь, Миллер, с большим скрипом утвержденный двумя годами ранее в должности профессора истории, должен был на практике доказать академикам свою профессиональную состоятельность.

Как отмечал первый историк русской этнографии А.Н. Пыпин, стремление к сибирскому путешествию в Миллере пробудил его хороший знакомый капитан-командор В. Беринг. Нельзя также недооценивать и влияния классического образования, полученного Миллером в Лейпцигском университете под руководством профессора И.Б. Менке, чьи лекции по истории, историографии и филологии нередко выводили слушателей на просторы таинственного Востока. Находясь в России, Миллер начал целенаправленно собирать источники по истории и географии Калмыкии, Китая, Тибета и Монголии, написав ряд работ, построенных на базе полевых наблюдений предшественников. Определенное знакомство с Сибирью он получил, участвуя в академической комиссии, принимавшей экспедиционные собрания Д.Г. Мессершмидта. Несмотря на то, что поездка окажется совсем не простой, Миллер никогда не раскаивался в сделанном выборе и позднее писал: «Скорее видел я в том как бы предопределение, потому что этим путешествием впервые сделался полезным российскому государству и без этих странствий мне было бы трудно добыть приобретенные мною знания». Десять лет спустя, пройдя по пути наибольшего сопротивления, он вернется в Академию маститым ученым.