Нелюбовный роман

– Нет.

– Ну ладно, распоряжусь, чтоб сделали это либо в моём присутствии, либо при Анике. Она умеет обуздывать этих тёток. Мне не нужно, чтоб в документах ты была записана как чёрт знает кто. Репутация семьи – это серьёзный вопрос, ты должна понимать.

– Конечно, я понимаю, – пролепетала испуганная Севель, в воображении которой начали вырастать страшные картины. А вдруг ребёнка возьмут да и отдадут какой-нибудь другой семье? Более богатой, например.

Жизнь вдруг стала слишком хороша, чтоб не бояться её потерять – вот такую, замечательную. У Севель впервые за много лет появился досуг – какое-никакое, а всё-таки свободное время. Им нельзя было распоряжаться как угодно, но и возможность каждый день понемногу вышивать, или, например, читать книжку, появилась у неё только с рождением сына. В ближайшем книжном магазине был столик, куда покупательницы приносили и складывали ненужные дешёвые книжки, в большинстве уже зачитанные, разваливающиеся. Зато их можно было брать бесплатно.

Севель брала и читала, потом даже стала кое-что покупать. Любовные романы в мягких обложках стоили копейки, можно было выкроить какую-то мелочь, а потом принести прочитанный несколько раз роман на этот же столик и обменять на что-нибудь ещё. Романы были глупые, наивные, одинаковые, но какие-то мелочи, детали потихоньку открывали молодой женщине целый мир, о котором прежде она не имела ни малейшего представления. Это открытие зарождалось в ней так же медленно, как и само ощущение жизни. Это было странно, она смотрела по сторонам, на обыденные, привычные, как дыхание, вещи и явления, словно видела их впервые, и начинала задумываться. И пока сама не осознавала, о чём именно.

В конце концов, жизнь уж больно неожиданно повернулась. Конечно, и мысли были непривычные. Как иначе получилось бы осмыслить новое бытие?

Она и раньше знала, что является подданной империи, что в мире существует знать, которая всем управляет, а трудятся простые люди. Что, хотя этот мир в основном населён женщинами, власть принадлежит мужчинам. Но, зная, никогда не задумывалась об этом. Просто принимала как факт, а факты обдумывать незачем. Обдумывать надо вопросы наподобие: как выкроить денег на еду, сколько ещё протянет пара ботинок, как бы подыскать работу получше и уберечь себя от беды. Ей даже проще было, что вопросами бытия занимаются высокопоставленные мужчины. Она едва способна разобраться в своём скудном бюджете – куда ей думать о серьёзных вещах. А значит, всё на свете устроено правильно…

Наверное.

На разговор её позвали через неделю, и вместе с нею к дамам из опеки отправился сам Нумерий. Он был зол, потому что их заставили полчаса ждать в коридоре, и с женщиной, пригласившей их в кабинет, заговорил довольно резко. Но она почему-то не спасовала. Посмотрела спокойно и сообщила, что отец ребёнка – а один из мастеров завода готов признать себя отцом мальчика, поскольку вспомнил о том, что имел сношения с его матерью – намерен заявить о своих правах.

Севель впервые увидела, как выглядит холодное мужское бешенство. Нумерий не закричал, не стал ругаться или возмущаться – он шагнул к женщине и, глядя ей в лицо, осведомился:

– Что он хочет? Заявить о правах? О каких правах? Его права закончились там, где не спешили начаться обязанности, и об этом ему расскажет суд.

– Что там ещё мне расскажет суд? – закричал из кабинета грубый голос. Мужчина, который отшвырнул женщину и встал лицом к лицу с Нумерием, был зол не холодно, и, кажется, ещё и заметно под хмельком. Судя по поведению, он как раз не прочь был поскандалить и, может быть, даже подраться. – Что, а? Я отец мальчишки, а эта шваль ещё получит своё, что как следует не сообщила о ребёнке! Где мой сын, тварь? Я хочу его видеть! Я её забираю, и чтоб ребёнка мне привезла. Живо!

– Надо ли говорить, что ты мою жену никуда не заберёшь? Надо? Она принадлежит мне, так что прибери язык и следи за тем, что ты говоришь в её адрес, – Нумерий цедил слова сквозь зубы, и несмотря на то, что выглядел он не слишком-то впечатляюще – и ростом уступал заводскому мастеру, и крепостью тела – держался так убедительно, что набычившийся мужик в один момент поблек. – Я же с тобой ничего не собираюсь обсуждать. Будет суд, там и скажешь всё что захочешь. Севель, в машину! Я тут сам пообщаюсь.

Она отпрянула почти в панике и с облегчением оставила мужчин разбираться самостоятельно. Аника, ждавшая в машине, взглянула на неё с беспокойством. Разумеется, сразу схватила за локоть и принялась расспрашивать таким уверенным и жёстким голосом, что Севель мигом успокоилась. Она привыкла, что ей приказывают, и когда рядом появился человек, который взял на себя эту обязанность, мир сразу стал привычным и понятным, задышалось легче. Молодая женщина подробно изложила всё случившееся и взглянула на собеседницу с надеждой. Лёгкая тонкая морщинка, лёгшая на чистом высоком лбу старшей жены, обеспокоила её, но меньше, чем инцидент в здании. В конце концов, сейчас ответственность уже в руках других людей, а не в её собственных. Так – проще.

– Понятно, – сказала Аника. – Послушаем, что скажет муж. Печально, что ты своим прошлым создаёшь проблемы семье. Но я понимаю – ты не намеренно… Послушай, а это действительно отец Вани? Неужели ты совсем не видела человека, который тебя взял?

– Я же объяснила.

– Да, понимаю, подошёл сзади и прочее. Но неужели ты потом не посмотрела? Чисто из любопытства. Это же мужчина!

– Я… Нет, я испугалась. А потом сразу бросилась выполнять работу. Я боялась, что старшая будет недовольна, и что меня не оставят после испытательного срока. Да и он сразу ушёл. Я бы увидела только его спину.

– Но и по спине могла бы узнать.

– Вряд ли. Я тогда в мастерской работала всего два месяца, а на заводе была первый раз и с тех пор бывала там всего трижды. Я почти никого на заводе не знаю, тем более мужчин.

– Понятно, – вздохнула Аника. – Но если делать анализ, то, возможно, отцовство этого человека подтвердится. Что ж… Если муж с тобой разведётся, ты должна будешь искать себе другую квартиру, но одежду и вещи для ребёнка сможешь оставить себе.

Севель съёжилась.

Через пару дней женщины семьи решили собраться и обсудить ситуацию. Севель впервые позвали в семейный дом, и в глубине души она была разочарована. Слушая Анику, Дениз и Фруэлу, она представляла себе нечто невообразимо огромное и роскошное, но на деле это оказался обычный городской окраинный трёхэтажный дом, где нижний этаж был отдан под магазин, на втором сдавались квартиры, а семейство обитало на третьем. И, понятное дело, что места здесь хватало не всем – только самому Нумерию, его двум старшим жёнам и дочерям. Ещё была небольшая комнатка, где могла переночевать та из жён, которая понадобилась супругу и приехала из своего жилища. Но не более.

Севель усадили в кухне, отдали Ованеса ещё одной жене Нумерия – Лире, жизнерадостной и добродушной толстушке с тонкой хитростью в глазах – и принялись расспрашивать младшую супругу их мужа обо всех подробностях. Но, поскольку подробностей хватило ненадолго, дальше обсуждение пошло без участия Севель, хоть и в её присутствии.

– Он наверняка может забрать ребёнка себе, – сказала Нера, седьмая по очерёдности жена Нумерия. – И заберёт.

– Я подозреваю, не в ребёнке дело, – устало ответила Дениз. Она вырвалась с работы совсем ненадолго, заодно решила и поесть, так что обедала поспешно и всё время поглядывала на телефон. – На мальчиков платят хорошее пособие, но ими и заниматься надо. Так что ему не нужен будет только сын, он захочет забрать его вместе с матерью, чтоб было кому ухаживать, и пособие вместе с ребёнком не отобрали.

– Зачем ты так говоришь! Сын – это святое для каждого мужчины!

– Святое, верно. Но деньги этому человеку, думаю, тоже очень важны. Иначе с чего бы он заинтересовался только сейчас? Тогда, когда по производству пошёл слух, он, если бы действительно хотел сына и желал о нём заботиться, поинтересовался бы сразу. Но не захотел.

– А вот сейчас – захотел! У него, может, двадцать жён, есть кому позаботиться о сыне, и Севель ему не нужна.

– Она сейчас замужняя дама, её будет не так просто отставить от общения с сыном. Так что проще себе заполучить.

– Вот уж точно – дело в простоте, а не в красоте.

– А в чём бы ни было! Женщин в мире много, а тех, которые рождают сына – мало. Уж для своего-то сына она будет особенной, а отца Вани со временем просто заклюют, если он хотя бы не попытается заполучить его мать себе.

– И по суду он сможет это сделать? – заинтересовалась Фруэла.

– Он ничего не сможет сделать! – рявкнул Нумерий, входя в кухню. Небрежно махнул рукой, и Нера вскочила и, проскользнув мимо, убралась с глаз долой. Фруэла последовала за ней, но не так торопливо, даже величаво. По крайней мере, пыталась, но муж не обратил на это никакого внимания. Он был в ярости, хорошо контролируемой, однако настоящей, и сразу посмотрел на Анику, на Дениз, которые не спешили убегать – видимо, их этот жест не касался. – Я сказал – ничего! Кто он такой, чтоб мне указывать? Будет по-моему. Дениз, подбери мне лучшего адвоката, поняла?

– Я распоряжусь. Моя юрисконсульт найдёт.

– Неважно, как, но чтоб адвокат был. И первосортный. Пусть поставит этого наглеца на место. Чтоб он ещё мне остался должен, ясно?

– Я поняла.

– Аника, проследи, чтоб Севель и Ованес одни из дома не выходили. Если этот говнюк увезёт её, я вас всех вышвырну, поняли? Делайте, и так, чтоб наверняка, чтоб сразу хорошо. – Севель тоже поднялась и стала бочком выбираться с кухни, но он остановил её. Схватил за плечо, сильно сжал и развернул к себе. – А ты чтоб без баловства. Что тебе скажут, то чтоб и делала. Поняла?

– Поняла.

– Кто попало не будет со мной говорить, словно со своей прислугой. Он у меня получит. По полной.

– Не волнуйся. – Дениз отодвинула тарелку и встала. – Прости, мне нужно бежать. Важная встреча. Но я всё поняла. Не беспокойся. У тебя, естественно, больше денег, чем у него, так что верх возьмёшь именно ты.

– Вот и хорошо. – Нумерий на глазах успокаивался. Он ободряюще хлопнул Дениз по заду, кивнул Анике, а Севель небрежно велел. – Иди в гостевую комнату и займись сыном.