Нелюбовный роман

– А родители, значит, нет.

– Заверили, что нет, и что после развода я больше не нахожусь под их контролем. Отец будет в ярости, когда узнает о счёте.

– А зачем ему о нём узнавать?

Валада посмотрела на герцогиню своим бесстрастным взглядом, и та подумала, что не так уж взгляд бесстрастен. Это не два ледяных стеклянных обломка вместо глаз, как у графа Илимиани, они вполне живые, просто очень и очень сдержанные. И при желании можно прочесть в них и грусть, и страх, и горестное смирение, и даже зарождающуюся твёрдость. Жаль, что ничего более весёлого в них обычно не прочтёшь.

– Он понимает, что я много зарабатываю, и рано или поздно придёт потребовать деньги. Не найдя их у меня в доме, сообразит, что есть счёт.

– Счёт ещё нужно найти. Но, впрочем, ты можешь и сказать ему, если будет слишком наседать. А всего лучше не впускай его в свой дом, и всё.

– Он сможет войти с полицией.

– Над этим нужно будет подумать, – отмахнулась Рудена, которая уже подустала от чужих проблем. – Так подготовь блокнот. Попробую начать письмо.

Она несколько минут диктовала, велела зачёркивать и начинала снова. Работа эта была пустая – всё равно ничего из того, что обычно удавалось надиктовать, в дело потом не шло. Но это помогало собраться с мыслями и внутри себя выкристаллизовать тот единственный подходящий вариант, который и следовало записать красивым каллиграфическим почерком Валады, а потом отправить адресату.

Именно за изысканный и поразительно разборчивый почерк герцогиня и держала при себе эту простолюдинку с очень трудной семейной историей. Письма, начертанные её рукой, читались легче, чем печатный текст. А рукописные послания были модны не только среди дипломированных чародеев, приверженцев старых традиций (маги утверждали, что рукописный текст элементарно проще проверить на неприятную магическую «начинку»), но и среди высшей знати. Так что секретари-каллиграфы были у всех, кто мог себе их позволить, и обладатели идеального или хотя бы приличного почерка ценились.

Валаду герцогине порекомендовала супруга одного из её вассалов, и это приобретение Рудена считала одним из самых полезных за последние годы. И не только потому, что девушка была таким искусным каллиграфом, а в первую очередь оттого, что оказалась молчаливой и совсем не склонной посплетничать. Доверенные ей секреты так и остались секретами и в первый, и во второй, и в третий раз. Такую проверку на разговорчивость – доверив секрет и поручив своим людям отследить, как быстро новость будет рассказана всем и каждому – герцогиня провела сама (обычно-то этим занимались её доверенные, но не в этот раз) и была поражена, убедившись, что тайна дальше Валады не пошла вообще никуда. Рудена была готова к тому, что новая работница обмолвится только её горничной или старшему секретарю – в этом не было бы ничего страшного, вполне простительный поступок. Но Валада промолчала и тогда, когда её попытались спровоцировать на откровение, и даже слегка припугнули. Промолчала и сообщила о случившемся её светлости.

Её светлость пока была далека от того, чтоб доверить этой девушке самое важное, но уже теперь чувствовала себя в её обществе спокойнее даже, чем рядом с Лаллой. Лалла, надо сказать, такой жёсткой проверки не выдержала и оказалась болтливее, чем хотелось бы. В своей болтливости она хорошо знала меру, к безудержным сплетням склонна не была, и потому Рудена доверяла ей. Но всё-таки подход Валады импонировал больше. И потому она твёрдо решила оставить девушку при себе, пусть даже и придётся по ходу дела решить кое-какие её семейные затруднения.

Это, по большому счёту, ерунда, юристы и чиновники всё отлично сделают сами.

Надо лишь вовремя приказать.

Герцогиня сосредоточилась и даже начала диктовать тело письма, когда секретарь впустил в кабинет шталмейстера, и тот объявил о приходе господина государственного секретаря. Этого человека нельзя было заставлять ждать, поэтому Рудена лишь сделала Валаде знак, та ловко прикрыла письмо чистым листом бумаги и лишь после этого принялась неторопливо и обстоятельно убирать принадлежности для письма. Ещё и за такую понятливость её стоило ценить.

Государственный секретарь держался в кабинете герцогини как в собственном – уверенно и с полным осознанием своего права на эту уверенность. Он оглядел Валаду с поверхностным интересом, и, узнав её, оглянулся на шталмейстера, кивнул ему, словно бы разрешая уйти. Слуга и так уже уходил без всяких разрешений. Кажется, на жест этого парвеню, который так освоился на положении высокопоставленного чиновника и даже успел получить рыцарство, он и внимания не обратил. Прислуга всегда умела показать, кого она в действительности уважает. Хотя посетитель был мужчиной, для них куда важнее было, что их хозяйка – настоящая аристократка из древнего рода. А этот… Много тут таких бывало. Одни появляются, другие исчезают – что же, всех запоминать?

– Здравствуй, дорогая, – сказал государственный секретарь.

– Здравствуй, Немрад. Ты мог предупредить о приезде.

– Люблю являться неожиданно… Мы можем поговорить наедине?

– Ты задаёшь странные вопросы, – с достоинство ответила Рудена. – Я – супруга его величества, и оставаться наедине с посторонним мужчиной, пусть даже и с тобой, для меня совершенно исключено. Говори при Валаде, она – доверенное лицо.

– Хорошо, тебе виднее… Что ж, продолжим прежнюю беседу? Я вынужден признать, что ты была права. Всё верно, герцог Никеманы и граф Агер-Аванда вчера отдали поручение на вывоз своих денег из столичных хранилищ. А ещё граф задержал у себя три торговых груза, очень крупных. Предлог уважительный, но в случайности я не верю, все вместе обстоятельства красноречивы. Это означает войну. Ты говорила, у тебя есть что-то на них обоих. Выкладывай. Самое время пустить это в ход.

Рудена взяла паузу. Брать правильные паузы было полезным умением.

– Я сомневаюсь, что герцог сейчас начнёт действовать. Он осторожен и без поддержки не решится на прямое выступление против престола. Сперва вся империя должна убедиться, что у государя не может быть сына. Только тогда, возможно…

– Ну хватит, женщина! Он уже давно прощупывает почву. Сейчас, видно, уже решился и на прямой шаг. Время поджимает – рассказывай, что у тебя на него есть!

– Вывод денег – это ещё не прямое выступление. Возможно, он решил, что готовятся какие-то важные реформы. Конечно, он прощупывает почву. Все делают это постоянно! Даже дети всё время проверяют родителей на прочность!

– Послушай, дорогая, у нас тут не детский сад. У нас всё серьёзно. Дело идёт к войне, а на войне гибнут даже такие дамы, как ты, не забывай об этом! Начни уже наконец думать.

Рудена грациозно поднялась из-за стола и посмотрела на Немрада таким взглядом, от которого иной раз и закалённым интригами вельможам становилось не по себе. Вроде и любезно, и уважительно, но почему-то веет холодом в спину, и как-то сразу вспоминаешь, что имеешь дело с одной из самых знатных и влиятельных женщин империи. И она многое может с тобой сделать, причём так, что никто об этом не узнает. Ходи теперь да оглядывайся, то-то радости.

– Но мы ведь оба помним, что я имею гораздо большую ценность, чем ты. Моя кровь драгоценна сама по себе, чего не скажешь о твоей крови. И ты сам будешь защищать мою жизнь яростнее, чем собственную – всё ради сохранения мира и стабильности в империи. Я ведь помню, как ты ею обеспокоен. На моё герцогство претендентов намного больше, чем на твою фамилию… Прости, как она звучит? Я что-то запамятовала.

Он тоже усмехнулся. Немрад Магнер умел держать удар, не зря же ему пришлось пройти долгий путь, прежде чем стать государственным секретарём. Такие посты не давались легко и просто. Уже немолодой, седой и от природы уродливый, с годами он стал несколько привлекательнее. Сказывалась уверенность в себе, а ещё то, что по большому счёту он не был мерзавцем. С годами характер всё зримее и зримее отражается на лице, и вот уже много лет как Немрад перестал казаться отталкивающим. Просто некрасивый, но интересный мужчина средних лет, постепенно превращающийся в мужчину пожилого.

– Конечно, дорогая. Ты – высокородная дама, а я простолюдин, и моя смерть создаст проблемы одной только моей семье. Всё так. Но сейчас мы в одной лодке. Ты борешься за благополучие и устойчивость империи – я тоже. Я считаю, лучше перебдеть, чем отмахнуться от всякого такого со словами: «о, дети тоже испытывают родителей, не стоит обращать внимания».

– Зря переборщишь с бдением – потеряешь внимание и силы, которые будут нужны на что-то по-настоящему серьёзное. А ещё ты выдашь себя.

Помедлив, Немрад вдруг согласился.

– Согласен, такое бывает. Но сейчас у нас горячая фаза. Поведение герцога выглядит подозрительно. Его пора осадить, надо показать, чем закончатся его интриги, и сделать это нужно прямо сейчас. Политические проблемы – о, это моя специальность! Выступить первым он не захочет, побоится быть единственным виновным. Ты должна дать оружие против него, и мы его одёрнем. С одним графом Агер-Аванда проще будет прийти к соглашению.

– Ты думаешь, что разбираешься в деле намного лучше, чем я, женщина. Возможно, так и есть. Тогда зачем тебе моя помощь? Решай проблему, покажи всем, как это надо делать. Мне – в том числе. – Она, не отрывая взгляда, следила за тем, как меняется выражение его лица. – Но не думай, что сможешь превратить меня в свой инструмент. Арсеналы располагаются в другой части города, там и орудий, и оружия хватит всем нуждающимся. Иди туда со своими запросами.

Он смотрел иронично.

– Ты идёшь на принцип?

– Ты тоже не мальчик. Ты знаешь, что в нашем мире только улыбки и любезности можно получить за просто так.

– Даже их – далеко не всегда… Но я понял, о чём ты говоришь. Возможно, я перегнул палку, прошу прощения. Но будь благоразумна: действовать необходимо! Ты и сама понимаешь, как всё зыбко, как далеко всё зашло. Прошу – помоги мне, и я тебя не забуду.

Герцогиня качнула головой.

– Я предлагала своё средство тогда. Оно сошло бы в качестве намёка, но теперь момент упущен. Если пустишь его в ход сейчас, прозвучит уже не как намёк, а как прямая угроза. Угроза может быть услышана по-разному. Например, игра может затронуть не только герцога, но и ещё двух сеньоров. Лишних, я полагаю, ты пока беспокоить не захочешь.

– Кого это ты имеешь в виду?

– Здесь другой вопрос. Мы можем его обсудить чуть позже, если желаешь. Если сам не поймёшь намёки. Я ведь говорила…

– Ну-ну… Я оплошал. Допустим. Так что ты предлагаешь?

Она изящно пожала плечами.

– Если ты прав в своих оценках и намёка будет достаточно, тебе не нужна моя помощь. Мягко намекни герцогу на что угодно, даже на то, чему у тебя на руках нет подтверждения. Если не поможет намёк, можно будет пустить в ход и то, что есть у меня. Но тогда война начнётся точно, очень быстро. Ты считаешь, что готов к ней?

– Приходится быть готовым. Вернёмся к делу: я должен знать хотя бы примерно, что у тебя есть, чтоб мой первый намёк, как это у нас говорят, цеплял реальность, болезненную точку. Бить нужно правильно и прямо в цель.