Нелюбовный роман

– Должно быть, муж знает, чему посвятить себя, – осторожно сказала девушка.

– Допустим. Но скажи – как часто он тебя посещает?

– Мы раз в неделю обязательно обедаем вместе, а в прошлом месяце ездили на охоту, но охота мужу не понравилась, и он быстро уехал к себе.

– Я не о том спрашиваю, – оборвала Рудена. – Как часто он посещает тебя в спальне?

– Он… О, он не посещает меня по ночам.

– А днём? Он бывает с тобой?.. Так… Или ты вообще не имеешь представление о сути интимных отношений между мужчиной и женщиной? Возможно ли такое – в наши-то времена?

Девушка старательно покраснела. Как-то слишком старательно. И голос у неё стал напряжённым, а потому немного резким; резче, чем был, хоть всё по-прежнему оставалось в рамках этикета.

– Разумеется, я знаю всё об этом. В том смысле, что я читала книги и вполне просвещена. Мужчинам это необходимо постоянно, а женщинам – время от времени. Но раз я состою в браке с мужчиной, то, полагаю, к деторождению эти вещи не имеют прямого отношения!

– Господи боже мой, – Рудена не удержалась и расхохоталась. В её хохоте было очень мало аристократического. – Тебе не в брак бы, деточка, а в школу. Увы, дитя моё, брак – это лишь положение, а беременность – физиология, и добиться её можно лишь физиологическим способом. Пока мой брат не соблаговолит посещать тебя в опочивальне, на детей можешь не надеяться, и врач тут не поможет… Ну-ну, успокойся, я сама поговорю с братом. Можешь идти… Господи, Лалла, ты это слышала?

– Конечно, ваша светлость. – Старшая горничная взглядом проводила посетительницу и убедилась, что та уже не может услышать их разговор. – Поразительно. Но об этом нужно поговорить с матерью бедняжки – чему она обучила свою дочь? Каких учителей ей нанимала?

– Я девочку и не виню. Просто изумляюсь, какая глупость умудряется выжить в головах самых, казалось бы, образованных женщин… Боже мой, мать семейства… Нет, ну почему же так получается, что надежда на чужой здравый рассудок каждый раз разбивается о стену дурости и серости?! Как мне опереться на неё, если понадобится политическая помощь?

– Зато ею, возможно, нетрудно будет сыграть.

– Ты заблуждаешься. Если человек глуп, его голова набита дурацкими представлениями и суевериями, и ты не знаешь, какими именно, использовать такого нельзя – он непредсказуем. Только в самой простой и очевидной игре пригодится, но в такой игре любого можно использовать, и особой ценности в этом нет. Дураки – тяжёлое бремя… Ну что ж… Проследи, чтоб подготовили машину. Поеду пообщаюсь с братом.

– Прямо теперь, ваша светлость?

– Именно теперь. Визит его жены – просто отличный повод!

– А как же обед с достопочтенной Есенией?

– Я успею, а она подождёт, если вдруг задержусь. Ну же! Шевелись.

Рудена поднялась и потянулась с удовольствием, мягко, как кошка. Даже зевнула почти так же, хотя этикет этого не позволял. Но женщина настолько ощущала этикет составляющей частью своего сознания, что не боялась иногда и нарушать его – она знала, что в нужный момент всё сделает как надо и не отступит от приличий ни на крохотный шажок. Это ощущение давало ей внутреннюю свободу – она чувствовала, что полностью владеет своим существом, от тела до мыслей и даже, пожалуй, чувств. Это ли не самое прекрасное – быть хозяйкой самой себе?!

Процесс одевания «на выход» был необычно простым и коротким. Если бы она собиралась совершить визит к кому-то важному, значимому, разумеется, напрягла бы прислугу по полной программе, здесь же требовалось сделать ровно столько, чтоб уважать себя, и не более. Родственник всё равно не заметит, как Рудена одета, и не задумается даже, одета ли она вообще. У него совсем другие интересы – особенно если вспомнить общение с его молоденькой супругой.

Пока шла переходами дневного дворца, где кипела жизнь и за каждым углом украдкой сплетничали молоденькие девушки, а то и вполне взрослые мужчины, а потом ехала сквозь город, тоже шумный и суетливый (но ей-то самой в салоне не было слышно ничего, лишь уютное кошачье мурлыканье мотора и лёгкая приятная музыка), всё думала о деле. Но так ни к чему и не пришла. Если затевать игру, то осторожно. Игра должна быть не прямолинейная, как удар клинком, а разветвлённая, слишком сложная для случайного глаза – с надеждой, что хоть несколько линий сыграют как надо. То есть, закладывать основание новой большой интриги нужно уже сейчас, заранее и издалека. И, может быть, в ней удастся задействовать и непутёвого родственника. Только вот как… Пока непонятно.

На столицу, плавно проплывавшую мимо, Рудена смотрела расслабленно. Кварталы высотных домов сменялись жилыми аккуратными кварталами, где веранды были украшены живой зеленью, над крышами покачивались кроны тополей, а следом снова вырастали огромные торговые центры со скромными сквериками и рядом – высотные бизнес-центры. Здесь каждый перекрёсток, каждый квартал выглядел аккуратно и презентабельно. Здесь было пространство дорогих магазинов, дорогих отелей, ресторанов и выставочных залов. В пристоличных трущобах герцогиня никогда не бывала. Она видела только несколько в собственных владениях, а здесь держалась подальше от чужих бед. В столице ей хватало собственных.

Чтоб попасть в нужный район, пришлось проехать почти всю столицу насквозь. У дворца Солем – долго ждать, пока откроют ворота. Так долго, что герцогиня даже в раздражении постучала по перегородке между нею и водителем, мол, подай сигнал и разблокируй дверь. Стоило ей выйти из машины и посмотреть на управляющего, как тот сразу согнулся в три погибели и залепетал униженные приветствия, а до того громко вещал, что его господин запретил пускать кого бы то ни было и тревожить себя тоже запретил.

Слуга немедленно объяснил, где его хозяин, вызвался проводить. Но Рудена отмахнулась от неприятного старика и кивнула его молодому помощнику. Молодой человек не произнёс ни слова, но умудрялся и безмолвно оказывать даме подобающие знаки внимания. Он сам проводил её в малую библиотеку. Жестом Рудена велела сопровождавшей её Лалле остаться на пороге и дальше не проходить.

– Какого чёрта ты всегда являешься не вовремя? – Такими словами встретил её четвероюродный брат. Родственник по отцовской линии, однако в третьем поколении родственницей покойного герцога была его бабка, а не дед, так что линия родства не могла считаться твёрдой.

Его кабинет больше напоминал лабораторию безумного учёного: больше книжных шкафов, чем могли вместить стены, больше бумаг и принадлежностей на столе, чем способен выдержать стол. Многие приборы стояли прямо на полу, и как бы прислуга ни усердствовала, навести здесь порядок было физически невозможно. Часть своих бумаг и писем хозяин дома прикалывал прямо к шторам, так что кабинет скорее имело смысл сравнивать с лавкой старьёвщика, чем с покоями аристократа. Но ему, видимо, так нравилось.

Рудена вскинула голову.

– Будь полюбезнее.

– Был бы любезнее, только не с тобой.

– Именно со мной, мальчик, – мягко улыбнулась она. – Ты всегда должен быть со мной вежливым.

– Что ещё я тебе должен по твоему мнению?!

– Маме стоило бы научить тебя: никому и никогда не показывай свою боль, особенно тому, кого считаешь своим врагом.

– Ты теперь ещё и собираешься учить меня жить?

– А кому ещё, раз я теперь твой сюзерен?

Он вышел из-за шкафа и швырнул книгу на стол. Та, к счастью, ничего не своротила, попала в стопку бумаг, но звук получился громким. Рудена вздрогнула, однако взгляд от родственника не отвела. Высокий, ладно сложенный молодой человек, вот только было в его лице что-то неприятное, настораживающее, временами даже отталкивающее. Может быть, именно поэтому большинство придворных предпочитало не иметь с ним дел. А может быть, причина была в том, что этот несомненно толковый маг, обладавший прекрасным образованием и даром моментально перемножать в уме трёхзначные числа, в вопросах интриг и людских взаимоотношений в целом был настолько глуп, что просто руки опускались.

Рудена в своё время приложила уйму усилий, чтоб убрать его со своей дороги, а заодно и от двора – так было намного спокойнее. Но теперь задумалась, что, может быть, стоило его наоборот вернуть… Или нет, не вернуть, просто активнее использовать в своей игре. Конечно, в собственных интересах. В чьих же ещё…

– Ты получила титул в обход меня и теперь считаешь, что стала умнее! Ну надо же! Научилась лучше разбираться в жизни – сразу, как венец коснулся головы? Этой модно причёсанной дамской головки? – Он потянулся было, но под её взглядом всё-таки не решился коснуться. – А на что вообще годится эта головка, кроме как носить шляпки и локоны? Все твои преимущества, что на тебе женились и теперь укладывают на простыни в законном порядке.

– Я уже объясняла, что это чистая политика. Государь желает сам контролировать герцогство, и потому ему удобнее, чтоб герцогиней была его жена. Можешь беситься сколько хочешь.

– Мои права даны мне по рождению, чёрт побери, и не зависят от воли кого бы то ни было, пусть даже императора! Древние Дома и закон следят за тем, чтоб наследование шло по мужской линии, а тут выступил такой умник – и пожалуйста, пусть баба влезает на вершину и оттуда учит всех жить! Что ты можешь знать о жизни, платьишко и глазки подрисованные?! Отлично, пусть и другие герцогства окажутся в маникюрных лапках, как это умно! Это же не политика, это определённо чья-то умственная отсталость!

– Ты полагаешь, император не понимает, что делает?

– Этому дебилу поиграться захотелось в свои игрульки! Он доиграется! От государства ничего не оставит, дай ему только волю. Вот это нужно всегда держать в голове, но о таких вещах умеют думать только нормальные мужчины!

– Как понимаю, ты – один из них.

– Постой рядом и посмотри. Это я буду учить тебя жизни, женщина, а не наоборот, что бы ты себе ни воображала!

– Постою. Посмотрю. Действительно очень интересно. Эдакий настоящий мужчина – и не может уделить внимание своей супруге. Хотя бы ради того, чтоб оставить после себя сына, как это и положено – м? Ты даже попытаться не хочешь?

Его лицо слегка перекосилось, но и горделивая речь прервалась. Во взгляде мелькнуло что-то сложное – то ли смятение, то ли даже страх. Но вряд ли он задумался о том, что ляпнул – скорее всего, просто запутался. Было у него такое свойство – в минуты раздражения выливать разом все свои обиды на жизнь. Рудена напряглась, надеясь просчитать собеседника, но отступилась.

Трудно просчитывать человека, находящегося в совершенном смятении. Несколько мгновений он даже не мог найти, что сказать, хотя обычно имел в запасе фразу-другую поострее.

– Я ведь уже говорил тебе, что люблю другую женщину, и только она мне нужна.

– Я точно так же напоминала тебе, что она замужем, и отнюдь не за тобой.

– И? Закон плох, если отказывает мужчине в праве обладать женщиной, которая ему нужна!

– Тебе отказывает логика, мой мальчик: то закон следует всегда соблюдать, то он плох…

– Не смей так меня называть! – Он сделал шаг к Рудене, и ярость даже, вроде бы, была подлинной, но что-то в ней оставалось такое… Да, глубинная неуверенность. Может, ещё и в этом была его слабость – в самой слабости.