Боги Севера

* * *

В палатке Лавы собрались почти все вожди варварских соединений армии, и даже хан Менгу, несмотря на натянутые отношения с вождем вендов, принял приглашение. Все они пришли почтить память погибших бойцов и поддержать их командира, ибо каждый из них знал, что значит потерять в один день весь отряд.

Гавелины сели кучно у самого входа и сразу принялись за еду, не обращая внимания на презрительные взгляды остальных. Они пришли почти в полном составе: большие и маленькие вожди всех гавелинских отрядов в армии во главе со старшим походным вождем Истиларом, который, подавая пример, первым схватил с блюда кусок баранины и, запихав его в рот, смачно облизал жир с пальцев.

Герулы пришли втроем — вождь Корилан и двое его ближников. Менгу сидел один, его люди остались снаружи, а вождь фаргов привел с собой толмача, поскольку плохо понимал имперскую речь.

Все, кроме гавелинов, сидели молча, выражая уважение к хозяину шатра, и если бы не громкое чавканье пятерки в волчьих шапках, то картина могла бы выглядеть вполне степенно и торжественно.

Лава молчал, бесстрастно глядя прямо перед собой и не обращая внимание на наглость гавелинов. Дождавшись, когда один из его бойцов расставит перед гостями кувшины с вином, он поднял полную чашу.

— Выпьем, друзья, за наших погибших друзей и соратников! Все они сейчас на пиру павших в чертогах Оллердана, ибо каждый из них погиб как настоящий воин — с мечом в руке!

Опустошив чаши, никто из присутствующих не удивился тому, что венд поминает чужих богов, поскольку им было совершенно все равно, во что верит Лава и в каком загробном мире сейчас его павшие товарищи. Они пришли поддержать традицию и свою репутацию в глазах своих же воинов, желающих видеть у вождей уважение к гибели простых бойцов. Сам же Лава уже давно не вспоминал богов своего детства. С того самого дня, как Лирина отчаялась увидеть в нем темную сторону и он покинул ее дом, венду пришлось нелегко. Совсем юный парень — без дома, без родни — скорее всего, погиб бы от голода или железа, но случай послал на его пути дружину ругов, которой требовались гребцы. Те шли на юг, в империю, и, не успев проскочить до зимы, застряли в земле вендов, а тяжелые холода унесли жизни многих из них, освободив места на скамьях гребцов. Жизнь не щадила Лаву до того и тогда отнеслась тоже не ласково, послав ему самых суровых и беспощадных учителей. Это было тяжелое время, но способностей Лаве было не занимать: он терпел и учился у безбашенных вояк всему — как жить, в кого верить и как выживать на войне. Они верили в Оллердана, принимающего в своем дворце павших героев, и Лава тоже поверил, оставив в прошлом Пера, Иранью и других вендских богов. Тем более что пир с павшими героями в небесных чертогах Оллердана для молодого воина был куда понятнее забвения и блаженства в царстве мертвых. Хотя если бы сейчас, по прошествии стольких лет, Лаве предложили выбирать, то, скорее всего, после смерти он предпочел бы забвение и покой, ибо пиры ему уже надоели, а образы героев померкли. Он редко думал об этом и не любил вспоминать прошлое — уж слишком темным, яростным и кровавым оно было.

Лава сел на место, предоставив гостям возможность есть и пить в свое удовольствие, но его глаза, вроде бы безмятежно прикрытые ресницами, непрерывно следили за всеми присутствующими, выжидая удобный момент. Гавелины, сожрав все, до чего можно было дотянуться с их мест, налегли на вино и, быстро захмелев, стали еще шумнее. Остальные тоже, оставив степенность, быстро опустошали чаши и блюда рядом с собой. Лава терпеливо ждал вопроса, который неминуемо должен был задать кто-нибудь из присутствующих, поспорив с самим собой на то, кто это сделает, и поставив на Истилара. И не ошибся.

Громко рыгнув, вождь гавелинов откинулся назад и впился взглядом в лицо Лавы.

— Сколько же ты получил с туринцев за свою вылазку?

Мысленно поздравив себя с выигрышем, Лава начал свою игру.

— Нисколько!

— Как так? — В голосе гавелина прозвучало удивление и недоверие, и все остальные, оторвавшись от еды, тоже подняли головы.

— Темнишь ты, венд!

Истилар уже не скрывал жадного любопытства, и во взглядах других вождей тоже читалось сомнение. Все знали, что такие вылазки в стандартный контракт не входят и вождь может отказаться или потребовать дополнительную плату.

Менгу многозначительно усмехнулся:

— Видать, нашему гостеприимному хозяину отвалили столько серебра, что ему не хочется признаваться!

Изобразив на лице само простодушие и искренность, Лава выдал то, ради чего собрал эту братию в своем шатре:

— Да нет, мне нечего скрывать. Я сегодня был у командующего Агриппы, и тот сказал, что в сейчас в казне пусто и они заплатят потом, как вернемся в Царский Город.

Отметив краем глаза застывшие в напряжении челюсти своих гостей, он демонстративно спокойно нацепил на нож кусок мяса и отправил его в рот. Он знал этих людей как облупленных: если бы он пожаловался им, что ему не заплатили, а еще пуще — сказал, сколько должны были заплатить, то они наверняка лицемерно посочувствовали бы, но на защиту его права никто не поднялся. Более того, почти все из них завистливо посчитали бы, что, мол, так ему, венду и надо, а то зарвался совсем. Пятьсот серебряных динаров, а их всего-то осталось семеро — да не жирно им будет? А сейчас они все засуетились, и их беспокойные мысли читались, как написанные. Как так — нет денег? Это что же, нам не заплатят вовремя? Нет, в Царский Город без денег возвращаться нельзя — там, чтобы их получить, придется раздать как минимум половину всяким чинушам!

Пока гавелин хлопал глазами, не зная что сказать, неожиданно подал голос Корилан:

— Это неправильно. С тобой поступили несправедливо!

Тяжело вздохнув, Лава изобразил грустную обреченность:

— Знаю, а что тут поделаешь? У них сила!

Вот теперь прорезался голос у Истилара:

— Мы не должны с этим мириться — надо потребовать у них наши деньги! Пусть расплатятся хотя бы по сегодняшний день!

Все собравшиеся согласно закивали, а Лава осуждающе покачал головой:

— Это же бунт!

Лица вождей застыли и побледнели, но в глазах все еще горело жадное пламя. Смуты они не хотели, но остаться без денег боялись еще больше.

Менгу зло прищурил и без того узкие глаза.

— Бунтовать не будем — соберем выборных и отправим к императору с просьбой расплатиться.

Не видя других решений, все дружно закивали, а Лава, выдержав паузу, заговорил, ни к кому прямо не обращаясь:

— Послать просителей, конечно, можно, но толку-то? Все мы знаем, как в империи относятся к просьбам — здесь уважают только силу! Пообещать пообещают, но платить не станут!

Присутствующие вынуждены были опять согласиться: каждый из них знал, как умеют здесь кормить обещаниями. В шатре повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь сопением и возней гавелинов. Обдумывание ни к каким результатом не привело, и, пошептавшись со своим вождем, общее мнение выразил толмач фаргов:

— Мы не должны просить — мы должны потребовать то, что нам причитается по праву!

Никто спорить не стал, но было видно, что открытый мятеж вождям не по нутру — уж слишком непредсказуемы были последствия. Все опять затихли, и тогда Лава решил, что пора. Он начал так, словно его осенило только что:

— Кажется, у меня появилась идея! — Гости мгновенно вскинули взгляды на хозяина, и Лава, довольно усмехнувшись про себя, продолжил: — Нам не надо ни просить, ни требовать! Нам будет достаточно продемонстрировать свое недовольство!