Поход на Москву

Каким образом и в силу чего совершился тот перелом в пользу красных, с которым связано крушение белых армий Южного фронта и Белого движения вообще

К половине сентября обе стороны, и красная и белая, находились в чрезвычайно опасном положении. Красным угрожал жестокий моральный кризис. Их части, прикрывавшие кратчайшие пути к Москве, то есть большинство дивизий 13-й и 8-й армий, между Орлом и Воронежем были совершенно расшатаны понесенными поражениями. Советская дивизия состояла из трех бригад трехполкового состава, одного кавалерийского полка, артиллерийского полка и технических частей.

9-я «сводная» и 55-я советские стрелковые дивизии отступали в совершенном беспорядке, несколько лучше дрались в районе Ливен 3-я и 42-я. Состояние дивизий 8-й армии под Воронежем было таково, что только быстрый увод их за реку Икорец (левый приток Дона, восточнее станции Лиски) спас их от полного разложения даже при довольно слабом нажиме на них кубанских и донских частей. Здесь сильно сказался и рейд генерала Мамонтова по глубоким тылам красных.

Опасность, угрожавшая белым, была скорее материального и организационного характера. К 15 сентября белые силы оказались разбросанными на огромном пространстве, около 1300 верст, от Киева через Воронеж до Царицына, отдельными группами, если не считать Донской армии, занимавшей сплошной фронт к юго-востоку от Воронежа. За вычетом этой армии в 50 000, силы белых, по советским сведениям, распределялись так: от Киева до Бахмача группа генерала Драгомирова около 8000, на Глуховском направлении конные части генерала Юзефовича около 4500 сабель, между Севском и Ельцом корпус генерала Кутепова около 21 000 и под Воронежем конные корпуса генерала Шкуро и Мамонтова около 6000 сабель. У Царицына армия генерала Врангеля около 25 000. В Новороссии части генерала Шиллинга вели бои с махновцами, петлюровцами и остатками красных частей; в предгорьях Кавказа волновались горские племена; на Черноморском побережье вели борьбу с зелеными и наблюдалась граница с Грузией, и, наконец, со стороны Астрахани пытались проникнуть в Ставропольскую губернию небольшие отряды красных, к которым присоединялись скрывавшиеся здесь большевики и бежавшие от мобилизации в Белую армию местные жители.

Рассчитывать в подобных условиях на достижение конечной цели можно было бы лишь при поголовном втягивании всего населения в борьбу против советской власти или при совершенном разложении красных как боевой силы.

Добровольческие части между Севском и Ельцом составляли, в сущности, наиболее активное ядро всей Белой армии. Именно эти части нанесли красным ряд тяжелых поражений и моральных ударов. Большевиками оценивались они как наиболее морально сильная часть противника. И вот не вследствие какого-либо особо задуманного и тщательно разработанного плана, но по самой жизненной и крайней необходимости красные решили сосредоточить все свои усилия против корпуса генерала Кутепова и конных корпусов генералов Шкуро и Мамонтова.

Сразу же после неудачного Купянского прорыва и перехода белых в наступление на Курск красные стали стягивать свои лучшие резервы к линии Брянск — Орел — Елец и образовывать ударную группу в районе города Карачева, куда вошли эстонская, латышская и червонного казачества дивизии. Пострадавшие части 13-й армии должны были быть быстро пополнены. Противник считал, что в предстоящей операции между Севском и Ельцом должно участвовать более 60 000 человек при 250 орудиях.

В район Воронежа был переброшен с Царицынского фронта Конный корпус Буденного, развернувшийся в 1-ю Конную армию в составе четырех конных и одной стрелковой дивизий, 7500 сабель. Они направляли свой удар против того, что составляло живую силу противника, против доблестных и стойких частей 1-го армейского корпуса генерала Кутепова.

Что же представлял из себя к этому времени «стан белых»? Успехи на фронте вскружили головы многим; забыв о настоящем, начали мечтать о будущем. А враг успешно продвигался на Восточном (адмирала Колчака) и Северном (генерала Миллера) фронтах. Освобождались уже «обстрелянные» и воодушевленные победами войска и перебрасывались все «на Деникина». Поляки заняли выжидательную позицию и поставили об этом в известность Ленина. Пилсудский заявил: «Меньшим злом для нас будет помочь красной России побить Белую». Большевики оставили на фронте против поляков лишь небольшой заслон, а остальные части направили к Орлу.

Наш тыл разложился совершенно. Никакие коменданты не могли справиться с происходившими безобразиями. Деньги потеряли всякую цену, и на месячное жалованье младшего офицера не всегда можно было пообедать в ресторане один раз. И несмотря на это, в Харькове все увеселительные заведения были переполнены. Все носили какую-нибудь форму и где-то числились. Воевали же лишь только действительно добровольцы. Все держалось на героизме и выносливости этих российских чудо-богатырей.

Отдельные батальоны и артиллерийские взводы, эти «белые дивизии», в составе 300–400 человек, а иногда и меньше, всегда «на подножном корму», часто находившиеся на расстоянии одного перехода друг от друга, атаковали, ликвидировали прорывы, бывали обойдены и вновь окружали и разбивали красных.

Формирование новых полков дивизий 1-го корпуса шло медленно. Из тыла не получали ничего. Снабжаться всем приходилось из захваченной у противника добычи. Из 13 батарей бригады лишь только 6 легких и 2 гаубичных получили английскую материальную часть.

Пять последних батарей были созданы из разновременно взятых у красных орудий 1900-го или 1902 года образцов. Все батарейные пулеметы захвачены в боях.

Зато в тылу, в многочисленных городах Юга, шли бесконечные формирования в виде восстановления старых частей Императорской армии, которые получали и вооружение, и обмундирование. Но в силу особых условий Гражданской войны, долгого пребывания в тылу и отсутствия достаточного количества офицеров, боевая стойкость этих частей была не на высоте и большая часть этих формирований, при начавшемся отходе, распылилась «не понюхав даже пороху». Лишь в 1-м корпусе, составленном из молодого армейского боевого офицерства и юношей добровольцев, вчерашние красноармейцы превращались в героических белых бойцов.

В глубоком тылу, почувствовав вновь твердую почву под ногами, из всех щелей повылезли обанкротившиеся политики. Начались совещания, составление программ. Особенно много и долго спорили по земельному вопросу. Помещики требовали возвращения им их имуществ и не могли понять, что это грозило еще большим усилением повстанческого движения против белых. Казалось, было над чем задуматься кому следовало.