Поход на Москву

Но у города Короча в этот день…

Темная ночь. Наутро пополз по лощине туман. Непрерывная перестрелка с партиями разведчиков. 3-й батальон тремя ротами стоит вдоль речки перед городом и немного севернее его. Южнее, на окраине села Пушкарного, примыкавшего к городу, застава изюмских гусар. Еще южнее комендантская команда, 28 человек. Туман такой, что в полуверсте уже не слышно звуков выстрелов. Отпадала слуховая связь, по которой определялось положение на соседних участках. Красные сбили заставу изюмцев, и никто ни вправо, ни влево ничего не слышал.

Для 3-го батальона было полной неожиданностью, когда на его правый фланг стремительно налетели красные. Немедленно началось и их наступление с фронта. Бой уже в городе. Светает. Красные давят своей массой, своим огнем. К командиру батальона подлетает ординарец: «Красные в Погореловке!» (то есть на западной окраине города). Батальон с боем отходит по городу.

План атаки красных был смел и дерзок. Сбив заставу изюмцев, они стали развивать свой успех не только вправо, но и направили силы вдоль южной окраины города, в тыл ему. Там, где дорога из Белгорода входила в город, расположен был обоз, и они обрушились на него, еще спящий и ничего не ожидающий.

В стоявшей несколько дальше команде пеших разведчиков поднята тревога. Она вступила в бой на улицах и с обходящими город красными, но смогла лишь сдержать напор их и дать возможность 3-му батальону выйти на западную окраину. Батальон не успел еще развернуться, как противник надавил на него из города и одновременно перешел своей массой в атаку на разведчиков. Батальон и команда принуждены отходить по открытому полю. Проведенная им контратака захлебнулась в огне. Потери огромны, нет санитаров, требуются патроны, но обоз захвачен красными. Полковник Наумов хочет снова атаковать, однако предупредили красные; и их атака была грозной для большинства марковцев, не бывавших в боях в степях Кубани. Загремели шесть орудий красных, поднялись густые цепи, и, обгоняя их, вылетели десятки пулеметных тачанок, запряженных парой лошадей. «Кавалерия!» — вырвались крики. Часть поддалась панике, часть, отстреливаясь, стала быстро отходить. Красных сдерживали пулеметы и взвод орудий. Батальон и команда отошли за лощину и остановились на краю ее, у хутора Холодного, в 4–5 верстах от города.

Наступила ночь. Ужасный бой. Раненые шли, бежали в тыл. «Наши отходят. Кавалерия!» За второй лощиной, в селе Архиерейская Слободка, полковой обоз и перевязочный пункт. Раненые без перевязок садятся на подводы и торопятся уехать. «На Сажное!» — кричат им, но часть гонит лошадей кратчайшей дорогой на Белгород. (Ввиду угрозы Белгороду с юга, приказано было направлять раненых на станцию Сажное.) Паника докатилась до станции, но в направлении на Белгород только до села Ломова. Там стояли шкуринцы, и генерал Шкуро спокойно сказал: «Ничего тревожного. Мы все же разобьем красных».

Положение на участке полка крайне тяжелое: фронт прорван; два батальона в Плотавце почти окружены; в Проходном только одна рота; в интервале в 10 верст между Плотавцом и Проходным понесшие большие потери 3-й батальон и команда разведчиков; три роты 1-го батальона, утомленные более чем 30-верстным рейдом, идут в село Проходное.

Пропала комендантская команда в 28 человек: три офицера, подпрапорщик, четыре куб. казака, остальные из пленных. Стоя в заставе южнее изюмцев, она не слышала начавшегося боя. Связь, посланная к изюмцам, едва не попала в руки красных. Явно что-то неблагополучно, и поручик Никульников ведет команду к западной окраине города, чтобы связаться со своими. На окраине видны цепи и видна батарея, которая стреляет куда-то в западном направлении. Ясно — это красные. Команда, не замеченная противником, спустилась в лес на склоне лощины и притаилась там. К югу слышен бой. Она попала в окружение. Что делать? Подпрапорщик Лосев предлагает атаковать батарею и ударить в тыл цепям противника. 28-ю человеками? Решено отсидеться до ночи, а ночью пробиться на запад. «Наши не должны быть далеко». И ночью команда выбралась.

Ночью приказ: с рассветом полку перейти в наступление и восстановить положение у Корочи 1-м батальоном с юга, 3-ми командой разведчиков с запада, 2-м с севера; батальону стрелков оставаться в селе Плотавец. В Проходное придут части генерала Шкуро.

13 августа. С жестоким боем продвигались 1-й и 3-й батальоны с двумя орудиями против шести по открытому пространству. 2-му батальону с двумя орудиями сначала пришлось брать Поповку, и он задержался с наступлением на город.

Красные переходили в контратаки, местами теснили батальоны. Первый успех: команда разведчиков, с капитаном Коломацким{133} во главе, штыковым ударом берет хутор в 2 верстах от города и отбивает ряд контратак. Взятие хутора помогло 1-му и 3-му батальонам, но красные упорно держатся. Один за другим в 1-м батальоне падают убитыми командиры рот, капитан Большаков и штабс-капитан Александрович. А в это время с севера к городу подходит 2-й батальон. По красным уже бьют четыре орудия. Они отходят на окраину города и… неожиданно прекращают стрельбу.

Марковцы входят в город. Никакого сопротивления. А когда они спускались к реке, разнесся крик: «Шкуринцы обходят!» На противоположной стороне лощины видна лава, обходящая город с востока, и масса красных, отходящих в северо-восточном направлении. Их спасла лощина, остановившая движение лавы. Шкуринцы, их 2-я бригада Кубанской казачьей дивизии, сбив заслон против Сетненской переправы, продолжала наступление в восточном направлении, выслав дивизион в обход Корочи.

На следующий день утром в Корочу приехал генерал Шкуро. По его словам, его дивизии «крошат врага» и отрезают ему путь отступления из «Купянского мешка». Только теперь узнали все о глубоком прорыве красных. Во второй половине дня полк взял с. Б. Яблоново. Конная сотня, продолжая преследование, захватила до 150 пленных. 15 августа один батальон легко выбил противника из села Лохань.

Но не был еще окончательно ликвидирован «Купянский мешок», и в нем находились еще большие силы красных. В рейды, на пересечение путей их отхода, высылаются 17 августа один батальон и 20-го другой. Они едут на подводах в южном направлении, встречают красных, уже не оказывающих сопротивления. До 5000 человек было взято в плен. 27 августа вернулся из рейда последний батальон.

Грозный прорыв кончился полной неудачей. Если судить по взятым пленным, силы его были в 27 стрелковых полков и 4 кавалерийских полка, и то только на участке контрнаступления кубанцев, марковцев, стрелков, корниловцев. Полная неудача красных и в наступлении их 14-й армии.

Наступило время отдохнуть от тяжелых боев, огромного напряжения и залечить раны. А раны серьезные: с 6 августа 1-й полк потерял до 800 человек, добрую половину своего состава. Все устали так, что испытывали только тихое удовлетворение огромными успехами на фронте армии. Но какой успех у них, марковцев, пришедших к Короче и от нее не сдвинувшихся? Конечно, они сыграли какую-то роль на фланге дивизии, обеспечили его, помогли общему успеху… роль, не казавшаяся значительной.

Полк как был «в степи», так и остался один. Стрелки ушли к Новому Осколу на присоединение к полку. Ушли и кавалерийские полки. До Стрелкового полка 30 верст, до Алексеевского 20. (Он в критические дни был отведен на позиции по реке Сеймица.) В интервале влево Черноморский конный полк. Фланги полка оставались под ударом. Красные занимали линию сел: Лозное, Холань, Толстое, Коломийцево.

О полке будто забыли. Не присылали даже пополнения. Командиры рот сами заботились об этом, выбирая из пленных, чтобы довести роты до 50–60 штыков; в лучшем случае, если был достаточный в них кадр, до 100 штыков. Но хорошо пополнились пленными запасный батальон, с 200 штыков до 500, и комендантская команда, с 28 до 200, разделившаяся на комендантскую роту и команду.

Вопрос о пополнении стоял остро, и им занялся также и штаб полка. Пленным предпочитали мобилизованных, и штаб решил послать в тыл команды для вербовки. В разные города направлялись офицеры и солдаты, уроженцы этих городов. Они должны были «соблазнить» службой в Офицерском генерала Маркова полку своих земляков, убедить местные власти отпустить в полк мобилизованных, а в отношении офицеров освободить их от прохождения через «какие-то реабилитационные комиссии». В Александровске таких желающих набралось свыше 1000, но явилось на погрузку 400, а приехали в полк, не под Корочу, а позднее, 240. Из Екатеринослава 50–60. Офицеров в этих городах были многие сотни, но они предпочитали «реабилитироваться».

Боеспособность полка и его дух продолжали держаться на испытанном офицерском и солдатском кадре. Было что-то исключительное в этом кадре, понять чего нельзя иначе как в боях. Можно быть отличным офицером, пройти полный курс военного училища, получить боевую практику в Великую войну, быть храбрым, мужественным, дисциплинированным, даже отличным организатором и командиром, но в Гражданской войне все же не удовлетворять всем требуемым ею условиям. Еще в начале Добровольческой кампании генерал Марков это отлично понимал и выдвигал не по чинам, а по делам.

Что-то «отчаянное» было в психике кадра. Для него петровское «не придерживайтесь устава, яко слепой стены» и суворовское «я говорю направо, а ты видишь налево; меня не слушай» были недостаточны. Недостаточны, так как численная слабость требовала восполнения чем-то большим: инициативой, риском, быстрой формировкой задач, быстрым принятием решений, любовью к ответственности, отсутствием страха перед ней… «Налево — кап. А. он поддержит. Направо — пор. Б. он удержит. А потому… „В атаку!“»

Да и ответственность была не перед начальниками, а перед собой и своими подчиненными. Последние воспринимали «ответственность» своих начальников, чувствовали, что они избегают ошибки, промедления, небрежности, и доверяли им даже тогда, когда знали, что их начальники не получали приказаний свыше. И не любили «отчаянные» осторожных, безынициативных начальников, если те не принимали их предложений, если без оснований сдерживали. Такие «отчаянные» попадали в категорию «недисциплинированных», воински «невоспитанных». Но их оставляли в полку, а уходили, казалось бы, «столпы дисциплины». Не выдерживали еще, конечно, и требуемого от каждого огромного напряжения всех сил.

Минувшие бои ясно показали, что противник стал силен не только «числом», но и «уменьем». Уменье внесли в Красную армию десятки тысяч бывших генералов, офицеров, унтер-офицеров. Над этим приходилось серьезно думать и решать, как воевать еще лучше. Требовался разбор боев, выявление ошибок и упущений. Но только в ротах, отчасти в батальонах разбирались в деталях все мелочи хода исключительно тяжелых и сложных последних боев. Было огромное упущение, которое не могло не выявиться в будущем.