Поход на Москву

Сумы

Я попал в город Сумы, где были сосредоточены все обозы нашей кавалерийской дивизии. Город был благоустроенный, с хорошими домами и чистыми мощеными улицами. Здесь в мирное время стоял Нижегородский драгунский полк. Благодаря этому я смог купить солдатского шинельного сукна и у хорошего портного сшил себе необычайно тонную шинель, до пят, с острыми отворотами рукавов. Все ахали при виде моей шинели. А я был очень горд.

Зима была ранняя. Англичане отдали нам склады своего обмундирования, оставшегося после войны. Оно пришло в Новороссийск уже год назад, но до фронта еще не дошло. А все тыловики его носили, и оно уже продавалось на черном рынке.

Все наши многочисленные полковники, кроме Обозненко, который командовал батареей, собрались в Сумах. И порядочное число офицеров. Думаю, что полковники, более опытные, отдавали себе отчет в том, что надвигается катастрофа, а мы, молодежь, более глупые, были идеалистами, включая Обозненко. Кроме того, было холодно, неуютно, армия отступала, а это всегда притягивало большинство в обоз.

Я прочел «Историю Крестовых походов», написанную Груссэ. Меня поразило сходство того, что творилось в XIII веке у крестоносцев и у нас на Юге России, во время Гражданской войны. Эта смесь идеализма и меркантильного эгоизма, которая овладевает, видимо, обреченными обществами. Потому что, без всякого сомнения, наша Гражданская война была крестовым походом против большевиков. В батарее, на фронте был идеализм, а здесь, в Сумах, был самый неприкрытый эгоизм, который господствовал также в больших городах.

К стыду своему, сознаюсь, я дал себя убаюкать приятной жизнью в Сумах. Иногда Шапиловский приглашал нас, молодых офицеров, в хороший ресторан и угощал неподражаемым молочным поросенком с хреном и, конечно, с запотелой от холода водкой. До сих пор слюнки текут. Но меня мучила совесть. Они там в такой холод без теплой одежды меня ждут, а я тут блаженствую! Я шел к полковнику Лебедеву, заведующему хозяйством двух батарей. Он равнодушно меня выслушивал и зевал.

— Мы еще не получили английского обмундирования (он был во всем английском). Как только оно прибудет, я вас извещу… Для вас лично я могу дать хорошую кожаную куртку. У меня еще есть одна.

— Нет, спасибо. Я хочу обмундирование на всю батарею. Я возьму то, что мне полагается, но там, а не здесь.

Лебедев усмехался.

— Как знаете.

Взволнованный, я шел к полковнику Шапиловскому. Он тоже улыбался и зевал.

— Подождите немного, обмундирование в конце концов прибудет… И приходите вечером ужинать, будут дамы.

Конечно, я шел на ужин. Но я еще был застенчив и краснел, что очень забавляло женщин. Обоз обеих батарей устроил даже бал в хорошем зале и с собственным оркестром. Полковник Лукьянов, мой сожитель в Сумах, представил меня прелестной барышне, царице бала. На следующий день на улице, в новой шинели, я встретил ее и с трепетом сердечным встал перед ней во фронт. Но красавица подняла брови, смерила меня с удивлением (искренним? притворным?) и гордо проследовала. Я же, покраснев, скрылся.

Как-то, после ужина с водкой, я спал непробудно. Но меня растолкали. Был назначен смотр в Сумах. Цель его была показать тайно сочувствующим красным, что войска есть и будет оказано сопротивление в случае чего. Обоз каждой части выставлял для этой цели взвод солдат и офицера.

Из-за моей шинели командовать взводом артиллеристов нашего дивизиона назначили меня. На нас напялили каски, взятые в Ромнах, и тотчас же мои портные и сапожники превратились в Ахиллов, а я сам чувствовал себя не меньше Гектора. Каска чудная вещь, она мгновенно меняет человека и превращает его в героя. Публики собралось много, и все смотрели только на наши каски. Мы это сознавали и выпячивали грудь. Я заметил, что ремешок шпоры у меня отстегнулся. Я был так затянут новой шинелью, ремнями и каской, что мне трудно было нагнуться. Я поставил сапог на тумбу… И толпа устремилась ко мне: каждый добивался чести затянуть мне ремешок шпоры. Солидные господа, дамы, мальчишки и даже барышни. Однако всех оттеснил мастеровой, встал на колени и затянул ремешок. Вот какой эффект производит каска! Может быть, что мастеровой нам вовсе не сочувствовал, может даже, был коммунистом, но и он не мог противостоять шарму каски. Думаю, что не зря раньше одевали военных в красивые мундиры и каски. Один парад мог уладить всякие политические разногласия: нельзя было не подпасть под очарование.

Моя красавица была в публике, и на этот раз она соблаговолила меня узнать и мне мило улыбнулась. Все из-за каски… Мы были очень горды. Но когда мы проходили мимо офицера, принимавшего парад, он нам гаркнул:

— Здорово, пожарные!

Мы ответили плохо и были очень оскорблены. Думаю, что он это сделал нарочно из зависти.

Возвращаясь со смотра в обоз, я заметил вольноопределяющегося, который все на меня заглядывал. Тоже любуется каской, подумал я. Но он повернулся к солдату и спросил:

— Есть ли у вас поручик Мамонтов?

— Вот он, — ответил тот.

Тогда я внимательно в него вгляделся.

— Леня?! Какими судьбами?

Это был Александров, наш друг из Москвы. Я и не знал, что он в Добровольческой армии. Он служил в 7-й конной батарее. Мы хотели его сейчас же перевести к нам, но это случилось только в Крыму, много поздней.