Четыре угла

Глава 28

Его вкус не отталкивал, а напротив, заставил Полину прикрыть глаза. Прочувствовать. Нырнуть в ощущения, в которых не было места отторжению или чувству брезгливости, чего она так боялась.

Ее губы знали прикосновения и вкус одного единственного мужчины и мучительно долго хранили их в памяти. Полина считала, что рефлекторно она начнет сравнивать, причиняя тем самым дискомфорт себе и партнеру. Но, видимо, четыре года было достаточно, чтобы забыть и не помнить, давая возможность чувствовать себя новым чистым листом, по которому Роберт выводил губами первые штрихи.

Его вкус, мятной зубной пасты и кофе, очень приятный. Очень… очень.

Губы Роберта прикасались к ней бережно и интеллигентно.

Да, интеллигентно: они не пугали напористостью, не требовали подчиняться, а просили привыкнуть, довериться.

Только легкие порхания губ, без переплетений языков и прочей откровенности.

Полина подалась вперед, обхватывая шею парня руками и приподнявшись на носочки.

Ей хотелось сильнее. Грубее что ли, авторитетнее. Чтобы его губы заявляли права на нее, а не спрашивали разрешения. Потому что она уже разрешила. Когда стала инициатором. Ей очень нужно было тепло. Отморозиться, разморозиться, как угодно, можно было называть ее состояние. Гризманн же целовал Полину неторопливо, поглаживая скулу девушки большим пальцем. По-взрослому, выверено и будто… сдержанно. Это были поцелуи мужчины. Кажется, так целуются взрослые, опытные люди, для которых поцелуи — уже не то, отчего кружит голову и сносит крышу, а всего лишь легкий аперитив перед основным блюдом. Впрочем, и Полина не ждала каких-то особых фейерверков в голове или чокнутых бабочек. Ей просто хотелось обычного человеческого тепла. Мужского тепла. Она слишком долго была одна. Слишком долго, чтобы успеть забыть, насколько это приятно.

И с каждой новой лаской губ Роберта Полина понимала, что получает его. Это тепло. И это … приятно. Это…волнующе. Девушка почувствовала, как низ живота закручивает в спираль. Черт возьми, ее тело отзывалось Роберту!

— Пффф… Полина, на нас смотрят, — шумно выдохнул Роберт, отстраняясь. Обвил руками талию и прижал к себе тесно, утыкая лицо девушки в место между плечом и шеей, словно пряча её ото всех.

А он и прятал.

Мозг отключился напрочь, потому что … черт, к такому следовало подходить подготовленно! Не здесь, на виду у всех, а наедине, когда ее сбившееся дыхание мог слышать только он! Только один он!

Роберт не хотел делить Полину ни с кем. Это, черт возьми, личное. Он даже в юности не спешил проявлять отрыто чувств и брезгливо морщился, когда язык Воронцова шарил во рту у какой-нибудь девчонки, не смущаясь.

Это касается лишь двоих. Это таинство между двумя и чужим в нем не место.

Но это не означает, что его не шарахнуло.

Шарахнуло еще как! Так, что ни одна фантазия не вставала рядом с тем, что творилось у него в башке.

Губы Полины, мягкие и такие желанные, горели на его. В это было сложно поверить, но Роберт заставлял себя верить, потому что сейчас, вот прямо сейчас у них было всё по-настоящему. Когда она дышала надсадно, когда блестели ее глаза, а у него от возбуждения валил дым из трусов, всё это было по-настоящему.

Полина потянула воздух. Запах Роберта уже не был чужим. Тогда, в машине, она успела с ним познакомиться. Он ей нравился. То, как пах Роберт, ей нравилось.

— Тогда поехали отсюда, — прошептала, опаляя шею Гризманна горячим дыханием.

Губами девушка почувствовала мурашки на его коже.

Полина улыбнулась. Она ощущала себя женщиной. Чувствовала, что способна возбуждать и нравиться.

— Куда тебя отвезти? — Роберт сглотнул. Его низкий хриплый голос отозвался новой порцией тепла внизу живота Полины. Она знала, что этим вопросом Гризманн давал ей право принять решение. И не понимать, и не видеть его монументального желания мог только слепец.

— К тебе, — подняла лицо и посмотрела парню в глаза. Темные, практически слившиеся со зрачком, они вызывающе торжествовали, насколько ответ был правильным и желанным.

Роберт шумно выдохнул. Это ровно то, что стоило ждать больше пяти лет. Продолжать играть в джентльменство можно долго, но им не по восемнадцать, когда долгие ухаживания и конфетно-букетный период приносили удовольствие. Они имели право на всё. Сейчас, когда неизвестно, сколько у них есть друг на друга времени.

Эти мысли не давали покоя Роберту. Поэтому, если Полина готова отдавать, он будет от нее брать всё. Несмотря на причины, несмотря на то, что, казалось, весь мир против них, он не откажется. Ни сейчас, твою мать, когда она смотрит так умоляюще.

— Ты уверена?

— Да.

Нет, она не будет сомневаться. Даже при условии того, что после близости их дружбе, вероятно, настанет конец. Даже это не останавливало Полину.

Эгоистично? Как знать.

Никто из них не смел утверждать, что будет после… Возможно, они оба потеряют более ценное, чем обретут, возможно, будут оба жалеть, но не сейчас… Не сейчас…

Всю дорогу до дома рука Роберта покоилась на бедре Полины. Он ненавязчиво выводил круги по ткани брюк, словно убеждаясь, что она — не плод его фантазий, и убеждая её в том, что они всё делают правильно.

Дорога казалась нескончаемой.

Каждая остановка на светофоре Гризманну ощущалась пыткой. Раскаленный их напряженным дыханием воздух мешал сосредоточиться на дороге, потому что парню все время казалось, что Полина потребует остановить машину и сбежит.

На очередном светофоре Гризманн повернул голову к девушке. Полина смотрела в боковое окно. Ее точеный профиль вызывал в Роберте приступ ревности и чувство собственничества. Никто, абсолютно никто больше не посмеет отнять у него Полину.

Утренний разговор с отцом подстегивал парня активнее жать на педаль газа. Он словно чувствовал, как вырастают крылья за его спиной, ощущая, как, возможно, впервые в жизни делает что-то вопреки кому-то и для себя. Ощущение некоего протеста отцу наполняли кровь адреналином. И даже то, что скорее всего с идеей о собственном баре, вероятно, придется распрощаться, Роберта не огорчало. Он готов будет поехать за Полиной. В Питер, на Северный полюс, куда угодно. И в тот момент, когда девушка повернулась к парню и робко улыбнулась, Гризманну подумалось, что уехать вместе с ней — будет лучшим принятым решением. Это его жизнь. И если родители с этим не согласны, значит, их общение сведется к минимуму. Роберт не собирался рубить канаты, но и соответствовать больше не стремился…