Четыре угла

Глава 25

— Ммм… — простонав, Полина сжала ткань простыни в ладонях, запрокинув лицо к изголовью кровати. Закусанные губы и прикрытые глаза девушки кричали о том, что она близка к «концу». Ее стоны отражались от стен комнаты и ударяли парню в пах, в котором трусы трещали по швам.

— Тшш, Зефирка, потише, родная, — мужская голова появилась между раздвинутых бедер Полины. — Стены тонкие.

Ему не хотелось, чтобы соседи были невольными участниками того, что предназначалось им одним, и делить стоны Полины с кем-то еще Воронцов не собирался. Это только его. Всё его. Каждая стекающая капелька по шее, по внутренней части её бедра, каждый вдох и выдох, каждый крик и каждая эмоция девушки, извивающейся под его ртом.

— Я не могу. Не могу, — прохныкала Полина и открыла глаза, поднимая голову. Лицо Леши с блестящими губами и пьяными возбуждёнными глазами выглядело меж ее разведенных коленей идеально. Выгоревшие на солнце волосы взлохматились и торчали в разные стороны, придавая ему беспечности. Полина нахмурилась и подмахнула парню бёдрами, чтобы не смел останавливаться.

Воронцов усмехнулся, посмотрел на Полину, глаза которой застлались похотью и пеленой желания. Он обожал собирать ее оргазмы. Боялся пропустить то, как бьется в удовольствии его девушка, пропуская даму вперед, догоняя следом. Это был чистый неподдельный кайф — видеть и знать, как его нежная, скромная Зефирка превращалась в постели в нескромную любовницу: крикливую, шумную, нетерпеливую и совершенно раскрепощённую. Воронцов был абсолютно уверен — эта женщина его. И только он мог сделать так, что от одного его намекающего пошлого взгляда Полина возбуждалась с разгоном в одну секунду.

Леша опустил голову, доводя своим пронырливым языком девушку до исступления.

Взрыв.

И в атмосфере мерцали звезды. В глазах звезды. А на губах парня блестки. Блестки её удовольствия.

— Ммм… — стонала Полина. Живот сокращался ритмичным приятными спазмами. Под распущенными волосами проступила испарина, закручивая пряди в мизерные кудряшки.

Полина подтянула ноги к груди, содрогаясь. Грудь приятно тянуло.

— Моя ванильная Зефирка… — голос резанул по ушам.

Полина резко распахнула глаза. Уставилась в шторы, которые затемняли её комнату в квартире матери.

Сердце долбило как умалишенное.

Перевернулась на спину, замечая, как сбилось в ногах одеяло, а тонкая ткань атласных спальных шорт прилипла к бедрам и ягодицам, потому что в них было мокро.

— Да что б тебя! — выругалась Полина и вскочила с постели.

Начать новый день и новую жизнь с головы бывшего мужа у себя между ног — не то, что она планировала! Она планировала забыть про него навсегда. Навсегда!

А он… он залез в сон и … даже в нем… сумел доставить удовольствие, черт бы его побрал!

Господи!

Полина промчалась в ванную комнату.

Заперлась, нависая над раковиной.

Посмотрела на себя в зеркало: волосы облепили раскрасневшееся лицо. И если точно не знать, что в квартире проживают две женщины, глядя на Полину можно было уверено решить, что она только что занималась сексом.

Боже… это… это кошмар… и позор! Какого черта он приснился?

Он не снился Полине давно. Года два с половиной точно. И во всех прошлых с ним снах девушка проживала последний эпизод в их супружеской жизни, где Воронцов сидел перед ней на коленях, выпрашивая прощения и требуя не прощать.

Какого черта происходит?!

Полина приняла душ, смывая липкость между ног.

Ей срочно… просто крайне необходимо заняться сексом иначе… иначе… это катастрофа. Просто катастрофа того, что произошло с ней сегодня утром.

Макеева с усердием стирала с себя омерзение. К себе. Докатиться до такого молодой девушке: не убогой, не юродивой — просто отвратительно.

Грохнув дверью о стену, вышла из ванной. В сумке, брошенной еще вчерашним вечером после ужина с Робертом, нащупала сигареты и, зажав вместе с зажигалкой в ладони, прошла в кухню.

Мать суетилась над раковиной. Сетуя на туман в глазах, театрально перебирала пучок зелени. Она спиной чувствовала, как дочь прошла мимо нее на балкон.

Женщины не разговаривали. Полина вернулась поздно, когда Татьяна Борисовна уже спала. Точнее прикидывалась, что спала, потому что ждала дочь. И не для того, чтобы извиниться и прояснить то, что между ними произошло. Татьяна Борисовна ждала извинений от Полины, для себя решив, что она дико обижена.

Девушка откинула длинную белую тюль и вышла на улицу, прикрывая за собой балконную дверь.

Курить хотелось. Как человеку после…секса.

Господи.

Глубоко затянулась. Руки дрожали.

Вдохнув едкий горький дым, облокотилась на перила, ощущая расслабление и тошноту. Курить натощак — та еще легкомысленность и подобным она не промышляла никогда.

В Калининграде Полина возмутительно много курила. Возмутительно.

— Хоть бы постеснялась, — голова Татьяны Борисовны высунулась в дверь. — Соседи увидят, — брюзгливо поморщилась и протянула девушке трезвонящий телефон. — На, орет на всю квартиру.

Ничего не ответив матери, Полина посмотрела на экран, в котором неизвестный номер ей ни о чем не говорил.

— Алло, — Макеева подавилась дымом и отвела трубку, откашливаясь.

— Доброе утро! Полина Дмитриевна, вам звонит Оксана Фёдоровна, акушер- гинеколог из «Мать и дитя». Вы ко мне приходили на прием, — представился ровный женский голос.

— Кхм! Да! Здравствуйте, Оксана Федоровна, — Полина сто раз уже успела забыть про свой визит в поликлинику, хотя это мероприятие было не настолько давним, чтобы почувствовать, как Калининград со всеми вытекающими ее расхолаживает.

— Полина Дмитриевна, я к вам с новостями. Во-первых, к нашей с вами удаче страховая одобрила оплату анализов, — торжественно объявила врачиха.

— О, — Полина затушила сигарету в сухой безжизненной земле, которая лет десять покоилась в горшке, пристроенном на подоконнике. — Прекрасно… — без энтузиазма пробубнила Полина. Радости от этой новости она не испытывала. Это означало, что девушке необходимо было оставаться здесь и дальше, если она собиралась проходить полное обследование. И Полина пока не понимала, устраивает ли её это или нет.

— Согласна с вами! — одобрила женщина. — Ну и раз они у вас оказались такими щедрыми, я направила заявку на одобрение процедур.

— Каких процедур? — насторожилась Полина.

— Оздоровительных. Походите к нам на укольчики. Я вам витамины и железо внутримышечно назначила. Гемоглобин в крови не критично, но немного занижен. Пока мы ждем гормоны, подправим вам цикл.

— О! Ну… хорошо. Спасибо, — неуверенно согласилась Полина.

— Я в процедурный направление отправила. Можете сегодня начать. А потом как гормоны сдадите, приходите ко мне.

— Я вас поняла, Оксана Федоровна. Еще раз спасибо!

— Берегите себя, Полина Дмитриевна. Всего доброго.

— До свидания.

Утреннее раздражение сменилось глубокой задумчивостью.

В словах врача толк, несомненно, был. Подлатать свой организм Макеевой не мешало, но оставаться здесь так долго… С другой стороны, она обещала Роберту дать им шанс…

Зло сжала трубку телефона. Перед глазами образ бывшего мужа, стоящего за порогом, навязчиво и самовольно вытеснил Гризманна.

Он похудел. Он очень похудел. И от того казался еще выше. Только вьющиеся светлые волосы и серо-голубые глаза оставались прежними, а в остальном он был чужой. Незнакомый. И голос тоже. Она почти его не помнила. Начала забывать. Кажется, тембр стал каким-то грубым и очень низким, мужским. Не парня-весельчака, а мужским, с хриплыми нотками. Потому что он начал курить?

Он не курил.

«Так и ты не курила», — пропесочила себя Полина и вынырнула из балкона, собираясь посетить поликлинику. Торчать дома с матерью не хотелось. И капать ей тоже ничего не хотелось. Пусть сама. И несмотря на то, что это выглядело капризно и по-детски, Полину это удовлетворяло.