Чуть-чуть о Моральном Облике

Снова Кайя

Можно сказать, что Келиман – первый заграничный город, который я полюбил. Когда мы вернулись в лес на Замбези, втягиваться обратно в голодный и лишенный каких-либо положительных эмоций образ жизни было чертовски непросто. Когда-то, за несколько лет до нашей группы, в этой же деревне (кстати, деревня называлась очень красиво – Вила Фонтеш де Кайя) работали советские специалисты, после которых осталась годовая подписка газеты «Правда». Мы разложили газеты по датам и каждое утро начинали с чтения «свежего» номера. Другим развлечением была воскресная рыбалка, ловили мы только сомов, потому что другая речная рыба вызывала опасение. Часто клевала небольшая рыбка, размером с плотвичку, она бесхитростно заглатывала любую наживку. В первый же раз, когда я снимал ее с крючка, она резко выпустила шипы и поранила мне руку в кровь. Рука опухла, и пару дней мне было несколько не по себе. Поэтому с тех пор, поймав любую рыбу, кроме сома, который как две капли воды похож на нашего, мы наступали на нее и просто выдергивали крючок.

По ночам мы ходили на охоту. Хотя охотой это трудно назвать, так как зверья в определенные дни месяца было полно, а охотились мы с машины, высвечивая фарой по сторонам. Свет, попав в глаза любому животному, вынуждал его останавливаться, замирая на несколько минут. И ты стреляешь практически как в тире. Я в случае удачного выстрела выскакивал из машины и через траву и кусты стремглав бежал к добыче, не думая ни о каких львах или змеях, а напрасно. Более мудрые болгары всегда брали с собой негра и пускали его вперед, – наверное, генетически негры чувствовали опасность, во всяком случае, один раз очередной проводник посерел от ужаса и категорически отказался идти к убитой газели, хотя трава была невысокая и пространство просматривалось далеко вперед. «Сурукуку», – бормотал африканский проводник. Сурукуку – по рассказам местных, малоподвижная змея, которая не всегда успевает уползти при шуме шагов, но обладает способностью, сжавшись как пружина, делать прыжок вперед на несколько метров. При этом она очень ядовита, и в большинстве случаев укус ее смертелен, если немедленно не ввести противоядие. Никакого противоядия никогда у нас с собой не было.

Чаще всего мы останавливали свой выбор на газелях: проще разделывать тушу и компактнее размещать в холодильниках. Одну газель всегда надо было отдать солдатам на блокпосте в качестве взятки за то, чтобы они нас не закладывали, ведь наша охота была браконьерством в чистом виде. Вкуснее мяса я не ел. Представьте – на много сотен километров ни предприятий, ни городов, никакой грязи, никакой химии! Если удавалось настрелять несколько животных, то мы брали каждый по газели. Ритуал был приблизительно одинаковый: в 2-3 утра возвращение домой, в 4-5 – туша освежевана, одну заднюю ногу к обеду запекает Зе, мой бой, внутренности и передние ноги с ребрами ему, остальное – плотно в морозилку.

О Зе отдельно. Зе был работник фирмы, приставленный к нам, русским, чтобы помогать по дому, – слуга, короче говоря. Сначала мы по идеологическим соображениям – «все люди братья» – категорически отказывались от его услуг, потом были вызваны на совет белых людей, португальцев и болгар (быстро примазались к капиталистическим нравам братья-славяне!), которые доходчиво нам объяснили, чтоб мы негров не портили: белый человек сам убирать дом и стирать не должен! Зачем тогда у него высшее образование и высокая зарплата? Мои соотечественники скрепя сердце согласились на стирку (если что, можно и «соскочить», ведь и советские люди сдают белье в прачечную!), а я пошел на страшный риск, приняв Зе по полной программе как слугу. Он мне отвечал преданной любовью, но не по причине добрых отношений «слуга – хозяин», а потому что считал меня полным и законченным идиотом. Посудите сами, я на него не орал, отдавал ему остатки мяса после охоты, весьма, кстати, значительные, закрывал глаза на то, что он слегка подворовывал у меня продукты, более того, даже сам по своей воле дарил ему кое-что. Зе на вид было лет 35, это был сутулый и худой негр с хитрой мордой и абсолютно косой. Глаза его вращались во все стороны, и поймать взгляд хоть одного глаза было практически невозможно. Зе жалел меня как слабоумного, одновременно берег меня как источник своего локального благосостояния и заранее предупреждал о возможных атаках на нашу деревню. В результате мы всегда держали одну машину наготове, чтобы успеть улизнуть на другой берег Замбези до начала стрельбы, а еще лучше – рвануть в Келиман.

После охоты прошла, наверное, неделя, возвращаюсь с работы домой (я занял дом отъехавшего в Союз соотечественника) и интересуюсь у Зе, что на ужин. Он скорбно отвечает, что ничего.

– Зе, ну быть не может! Ходили на охоту меньше недели тому назад, гостей не было, мяса должен быть полный холодильник!

Зе терпеливо вдается в объяснения, жестикулируя и показывая для наглядности:

– Со инженьейру (вежливое обращение к лицам с высшим образованием и начальникам, «со» – сокращенное от «сеньор»), когда мясо жарится на сковородке, оно ведь ужаривается, – и пожимает плечами, грустный от того, что приходится произносить столь очевидные вещи.

Или вот тоже еще один спектакль с Зе в главной роли. В воскресенье днем сижу в кресле под кондиционером и внимательно наблюдаю на стене гостиной комнаты охоту ящерицы за каким-то жучком. Если жучок сбежит, то ничего не произойдет, если ящерица поймает его, то скоро получу письмо. Жарко. Даже очень жарко. Тут заходит Зе, сутулясь и содрогаясь в ознобе. Я спрашиваю, не заболел ли он малярией. Зе, потирая руки, притоптывая и дуя на ладони, отвечает:

– Нет, не заболел. Мне холодно, очень холодно. Сеньор (уважительное обращение на «вы») не хочет подарить мне свой пиджак?

– Нет, Зе, не хочу.

Зе тут же выпрямляется, его озноб снимает как рукой, он спокойно выходит, бросая на ходу:

– А-а-а, ну ладно*.

Или вот беседа о судьбах родины.

– Зе, когда были португальцы, как было?

– О-о! Было хорошо – работа, еда, врачи.

– Ну, так, может, лучше, чтобы они вернулись?

– Нет, теперь мы независимые…

– А что для тебя самое главное в жизни, по порядку?

Не задумываясь, Зе озвучивает мечту каждого негра в джунглях:

– Купить часы.

– Ну а потом?

– Одеться.

– Ну а после?

– Набить брюхо.

– А еще после?

– Накормить семью.

___________________________________________________________________

* Зе таки достался мой пиджак. Мои вещи в Кайе упаковывали без меня, я был уже в Мапуту. Уложили все, вплоть до ненужных мелочей, а пиджак не заметили, так как он висел на отдельной вешалке за дверью.

Консул в Келимане

Под любым предлогом (будь то чеснок, который, по слухам, неожиданно появился в магазинах, или периодически возникавшая потребность в лекарствах) и при наличии оказии (более или менее приличной машины, на роль которой годился любой «Лендровер», имеющий шанс не сломаться по дороге) я ездил в Келиман. В первую очередь – ради смены обстановки: какое ни есть, а все-таки развлечение. Ну и, конечно, – чтобы провести несколько дней в дивной гостинице «Шуабу». Чаще мне удавалось достать номер, а когда гостиница была забита, я «подселялся» к кому-нибудь из знакомых постояльцев, которые появились у меня в процессе моих келиманских набегов. Персонал гостиницы меня знал – в некотором роде я даже стал завсегдатаем, – и относился приветливо. Совершенно очевидно, что, по советским правилам, я не должен был передвигаться по стране в одиночку – «не меньше тройки!» – да и причины моих командировок практически всегда были липовые. Поэтому, когда в очередной раз я заселялся в гостиницу с небрежным видом авантюриста и путешественника (эдакого свободного гражданина Земного шара), у меня все затряслось от страха, когда ресепшионист сказал мне, что в гостинице остановился советский консул с супругой. Изобразив на лице улыбку счастья от перспективы общения с высокопоставленным соотечественником, я, тем не менее, поинтересовался, где он ест. Для меня в данной ситуации вопрос являлся ключевым. Дело в том, что ценник ресторана был так высок, что советский человек, при существующих тогда зарплатах, не мог себе позволить заведение такого класса. Мне-то платила фирма! «В городе», – получил я ответ и немного успокоился. Может, и пронесет. В тот момент я не подумал, что улыбающийся мне ресепшионист (впрочем, как и любой другой служащий гостиницы) уже мог поведать генеральному консулу Союза Советских Социалистических Республик в Мозамбике о молодом совьетико, скромном ленинградском переводчике Алексее, который любит останавливаться в этом шикарном отеле. Конечно, можно было укрыться в номере с великолепной ванной комнатой, всегда приводившей меня в восторг своей чистотой и элегантным дизайном, но не сидеть же взаперти несколько суток без телевидения и радио (что касается телевидения, то его просто тогда еще не было в Мозамбике)! И не из-за чистой и красивой ванной комнаты я все-таки проделал путь в двести с лишним километров, а чтобы «выйти из джунглей» и «оторваться» по максимально полной программе. Вторым укрытием от консула был ресторан гостиницы с его неподъемным ценником, – мне надо было немедленно поесть, выпить пива, а там уж что-нибудь само придумается.

Нет смысла изголодавшемуся молодому человеку двадцати двух лет от роду в условиях, когда «контора платит», скромничать при выборе блюд. Я сделал нестыдный заказ и удобно устроился в кресле с видом на панораму города (ресторан был на последнем этаже), но держа под прицелом вход. Не успели принести пиво, как я всеми клетками почувствовал, что входящий в зал мужчина и есть консул. Аппетит пропал, пиво резко вызвало отвращение, в желудке громко и неприятно заурчало. Подошедший к мужчине метрдотель что-то сказал ему и, радостно улыбаясь африканской белоснежной губошлепой улыбкой, повел к моему столику. Я вскочил и уже через несколько мгновений отвратительно вспотевшей ладонью жал руку мужчине.

– Сан Саныч, генеральный консул в Бейре.

– Алексей, – проблеял я.

Мы уселись. Мое пиво уже стояло на столе, и нестыдный заказ в сложившихся обстоятельствах отменить было невозможно, – в общем, я засветился. Вероятность того, что встреча обернется для меня серьезными последствиями, была крайне высока, масштаб возможного бедствия пока оценке не поддавался. Сан Саныч задумчиво и с любопытством уставился в меню, в моей голове завертелись хорошо знакомые мне антисоветские и вообще антигуманные цены.

Неожиданно консул оторвал взгляд от прейскуранта и с улыбкой сведущего человека смачно продекламировал:

Вьются кудри, вьются кудри, вьются кудри у блядей.

Почему они не вьются у порядочных людей?

Да потому что у блядей деньги есть для бигудей,

А у порядочных людей все уходит на блядей.

– …Какими судьбами, молодой человек?

Сначала неуверенно, но по мере развития «темы» уже вполне окрепшим голосом я поведал консулу о некоторых подробностях нашего нелегкого труда в джунглях на благо братского мозамбикского народа: о голоде, саботаже местных начальников, об атаках партизан, ну и заодно уж – об отсутствии телевидения, радио, книг, алкоголя (хорошо еще, что, создавая пронзительную картину ужасов нашей тропической жизни, я ничего не сказал о бабах)… В общем, получалось, что эти нечеловеческие условия существования и вынудили наш небольшой, но дружный коллектив командировать меня в Келиман за продуктами и медикаментами.