Время клятвы

* * *

Мальчишка-оруженосец, на которого взвалили многочисленные котомки с провизией и амулетами, устало плёлся в самом хвосте. Как и остальным, ему было не по себе от того, что теперь вместо сатиров и некромантулов на них обрушился гнев Великих Богов. Это сулило одно из двух: либо скорую смерть, либо суровые испытания. В стародавние времена Дети Фера часто влияли на ход истории: когда люди возомнили себя расой господ и стали повсеместно придавать Богам человеческое обличие, над светлой Эйферией сгустились тучи, черней которых была, пожалуй, только сама Ночь. Атмос поднял жуткий ветер, и душераздирающий вой его хорошо запомнил каждый житель империи, где бы он ни находился. Грянул гром, заставивший все расы содрогнуться и в ужасе просить пощады, а вслед за тем гигантские статуи Богам, эти невообразимые колоссы, воздвигнутые гордецами не во славу Детей Фера, а лишь во имя собственного превосходства, в мгновение ока оказались сметены яростными молниями. С тех самых пор люди, эльфы, гномы, дворфы и гоблины больше не смели величать себя богоизбранными народами, смиренно признав, что Великие одинаково благоволят всем расам. Впрочем, это обстоятельство нисколько не мешало злым языкам толковать различные сверхъестественные вмешательства в пользу того или иного народа, высекая всё новые и новые искры межрасовой неприязни.

А такие искры никакими молниями уже не выкосить.

Вымотавшийся оруженосец был настолько слаб, что споткнулся о кочку и рухнул лицом в мох. Барон Рокуэлл заметил это, сделал знак остальным, чтобы они не ждали их, и двинулся к мальчишке.

— Ну что у тебя опять случилось? — сокрушённо вздохнул он.

— Мессир, простите! — испугался паренёк, неловко поднимаясь на ноги и подбирая котомки. — Я не хотел, правда! Просто я всё время думаю о том, что теперь будет с нами! И вспоминаю о бедном Коржике! А ещё я…

— Тихо! — внезапно шикнул барон.

— Мессир, простите, я просто хотел сказать…

— Заткнись! — процедил барон. — Не делай резких движений! Он за твоей спиной!

Оруженосец расширил глаза, медленно обернулся и увидел на пригорке в ста футах от себя большое крылатое существо с телом льва и головой орла.

— Грифон! — то ли восхищённо, то ли испуганно выпалил мальчишка. — Мессир!

— Заглохни! — отрезал барон, не отводя взгляда от полуптицы-полульва. — Пока я буду смотреть ему в глаза, не моргая, он ничего не сможет нам сделать! Бери пожитки и беги к остальным!

— А как же вы, мессир? — спросил оруженосец.

— А я и не таких выродков уделывал на войне!

Барон встал в боевую стойку, крепко стиснув в руках Меч Справедливости.

— Чего ты ждёшь? — прошипел он мальчишке. — Я не могу смотреть на него бесконечно!

— Я не оставлю вас, — уверенно ответил мальчишка, вынув меч из ножен. — Это я должен сразиться с ним и прикрыть ваш отход!

— Ты не справишься с Грифоном Пироса! Делай, что я говорю! — буркнул в усы Рокуэлл, покраснев от гнева.

Огненно-жёлтые глаза Грифона беспристрастно взирали на Рокуэлла, дожидаясь, когда соперник совершит роковую ошибку.

— Мессир, вам нужен ещё один меч! — не отступался мальчишка. — Позвольте мне остаться!

— БЕРИ ВЕЩИ И БЕГИ К ОСТАЛЬНЫМ! — Глаза барона от злости уже налились кровью. — Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ!

— Мессир, вы же сейчас моргнёте! — испугался оруженосец. — Вам надо отдохнуть! Позвольте мне вступить в поединок вместо вас! У меня большой запас… большой запас… ну… этой… ну, глазной жидкости!

Услышав эти бредовые аргументы, пульсирующий кровеносный сосуд в правом глазу барона понял, что с него достаточно, и лопнул, словно мыльный пузырь. Рокуэлл, вскрикнув, машинально зажмурился, а Грифон поднялся на задние лапы и издал торжествующий крик.

— Полудурок! — взревел барон, продрав глаза. — Бежим!

Закинув за плечи первые попавшиеся под руку котомки, незадачливый оруженосец бросился вслед за своим господином. Грифон расправил золотистые крылья, охваченные клокочущим пламенем, величественно взмахнул ими, и огненные языки, подхваченные разбуженным ветром, перекинулись на ближайшие сосны и мох и с неимоверной прытью заплясали с дерева на дерево, с кустика на кустик в сторону беглецов.

Полоний, Люмора и Ирвин ещё не успели уйти далеко. Дикие возгласы и орлиный крик, огласивший округу, заставили маленький отряд развернуться и с ужасом увидеть, как разрастающееся ревущее пламя преследует двух бедолаг и увлекает всё на пути в свой стремительный венский вальс. Могучий порыв ветра ударил в лица компаньонов, обдав их жаром и смрадом, и Полоний обречённо воскликнул:

— Всё пропало! Атмос гонит огонь в нашу сторону! Бог Неба и Бог Пламени объединились, чтобы смести нас с лица земли! Великий Фер, что же такое творится?! Чем мы, жалкие рабы, провинились перед тобой?!

— Бегите, глупцы! — орал приближающийся барон с мечом на плече. Бледный от ужаса оруженосец мчался рядом, борясь с искушением бросить взгляд назад.

— К реке Сюноро! — приказал Эббот. — Быстро!

Компаньонам всё было понятно и без слов. Пламя, летящее на крыльях ветра, словно Гелиос в своей колеснице, не знало ни жалости, ни пощады. Высоко в небе, над лесом, в эти мгновения, казалось, кричал самый кровожадный хищник в мире. Удивительно, как это живописное создание, достойное кисти Дункана, могло издавать такие страшные звуки. Грифон описывал круги над чащей, и с его золотистых перьев и кисточки львиного хвоста на раскачивающиеся кроны деревьев срывались всё новые и новые языки пламени. Они танцевали и кружились по сосновой коре вниз, на косматый лесной ковёр, по которому, будто перепуганные косули, уносили ноги несчастные путешественники.

Оруженосец с разбега влетел лицом в паутину между деревьями, запрыгал на месте, чертыхаясь и отплёвываясь, но тут же вспомнил, что позади есть опасность пострашнее, и вновь бросился вперёд. Полоний и Ирвин, закрывшись руками от загребущих еловых веток и уворачиваясь от острых сучков, которые так и норовили выколоть глаз, постоянно врезались то в одну сосну, то в другую, чудом не падая на землю. Огонь следовал за ними по пятам, и перепуганные птицы с дикими криками срывались с гнёзд, улетая туда же, куда торопились компаньоны, — к спасительной реке, за которой начинались горы.

Один из огненных языков прыгнул с ветки и мёртвой хваткой вцепился в краешек фиолетового плаща Люморы. Девушка остановилась и принялась что есть силы затаптывать пламя. Заметив, что дама оказалась в беде, Полоний тут же начал читать молитву Богу Гидросу, но, ко всеобщему удивлению, ничего не произошло.

— Всемогущий Гидрос отказался делиться со мной своим Даром! — в ужасе крикнул жрец. — Я не могу потушить огонь! Снимайте плащ, бегите!

Подоспевшие барон и оруженосец тоже стали помогать девушке затаптывать пламя. Видя, что большой огонь приближается с ужасающей скоростью, а вокруг уже разыгрался самый настоящий огненный шторм, Ирвин схватил Полония, толкнул его к остальным и накрыл компаньонов огромным непроницаемым куполом.

— Господин Эббот! — испугался оруженосец, увидев, что Ирвин остался снаружи. — Нет! Мессир! Мы должны помочь господину Эбботу!

И тут уши всех заложило воем огненной бури, обрушившейся на магический купол. Компаньоны вздрогнули от удара. Полоний рухнул на колени, воздел руки и зашептал молитвы Магносу, прося его дать сил, чтобы удержать защиту. Люмора и Рокуэлл растерянно смотрели на бушующий ураган. Мальчишка понял, что больше они ничего не могут сделать, и опустил голову:

— Это не должно было случиться… Он не должен был жертвовать собой.

— Но-но, малец! Жертвовать собой не входит в мои планы! Кто же тогда спасёт вас от нудных проповедей этого господина? — засмеялся невесть откуда взявшийся Ирвин, тыча пальцем в Полония.

Все, кроме жреца, поддерживающего купол, облегчённо выдохнули.

— Снова ваши гвардейские штучки? — прищурившись, предположил Рокуэлл.

— Вовсе нет, — улыбнулся Эббот, доставая из кармана крохотную статуэтку летучей мыши. — Хорошо, знаете ли, иметь одну про запас у себя, а другую — у верных друзей.

— Докатились! — не удержался Полоний. — Теперь используем даже эти богопротивные вещи!

— Для Богов, может быть, и противные, — усмехнулся гвардеец, — а для людей в самый раз!

Разговор прервал истошный крик Грифона. Чудовище раздосадованно парило в небе, по-прежнему засыпая сосновую чащу градом огня.

— Что теперь, Ирвин? — взволнованно спросила Люмора, наблюдая, как горящие сучья валятся сверху на купол. — Грифона не обмануть иллюзиями! Его зрение такое острое, что он способен отличить живую плоть от искусственной! Что ты предлагаешь?

— Разделиться! — ответил гвардеец. — Чтобы выжить, нужно запутать его, так что кто-то из нас должен стать приманкой! Например, я! Я возьму статуэтку и побегу в противоположную сторону от реки! У нас в распоряжении есть ещё две! Одну заберёте вы с бароном и побежите к Сюноро как можно быстрее! Вторую — Полоний с мальчишкой! Август, вы и оруженосец помчитесь в третью сторону, чтобы сбить с толку Грифона на несколько секунд, которых, я надеюсь, мне хватит, чтобы привлечь его внимание к своей скромной персоне! Как только забежите достаточно далеко, достаньте статуэтку и перебросьтесь к Люморе и барону! А потом уже и я присоединюсь к вам, если останусь в живых.

— Ирвин, ты уже второй раз за сегодня жертвуешь жизнью! — с благодарностью произнесла Люмора, улыбнувшись.

— А-а, пустяки, всего лишь возвращаю должок за спасение от некромантула, — подмигнул гвардеец. — У кого-нибудь есть возражения? Нет? Ну и отлично! Что ж, друзья, тогда возьмите статуэтки! Сейчас я до упора начиню купол магией, будто тушку аппетитного фазана душистыми яблоками, а затем разорву! Высвободившаяся начинка разлетится по округе и заляпает всех непрошеных гостей вокруг на несколько мгновений, которые мы должны использовать, чтобы убраться подальше из этого негостеприимного места! Встретимся… — он обвёл серьёзным взглядом каждого из присутствующих, — на том све… В смысле, у реки!

— Да благословит нас Фер! — поспешно добавил жрец и сделал круговой жест.

Ирвин поднял ладони, почувствовав, как сквозь него привычной струйкой, перерастающей в мощный поток, начинает течь магия. Гвардейцы-маги никогда и ничего не просили у Богов. Наоборот, они использовали возможности собственного тела, храня память о том, что ещё при сотворении первого живого существа Бог Магнос наградил его способностью творить колдовство. Тем не менее подобный подход накладывал и определённые ограничения: в отличие от жрецов, гвардейцы могли создавать магию лишь в чистом виде. Им были неподвластны огонь и вода, ветер и земля, а чтобы просить Богов поделиться своими Дарами, нужно было пройти обязательный обряд посвящения в жрецы и ежедневно соблюдать ритуалы. Гордые гвардейцы считали это неприемлемым и чересчур унизительным для себя, поэтому извечная философская полемика между Университетом Магноса и Церковью о том, как следует относиться к Богам и к магии, не утихала ни на день, порождая новые дискуссионные тезисы на страницах бессчетных трактатов и вовлекая в спор ярких, харизматичных ораторов.