Время клятвы

Ирвин закончил подпитывать купол и, словно юный дирижёр, впервые выступающий перед взыскательной публикой, сосредоточенно взмахнул руками.

Магическая оболочка разорвалась с таким шумом, что даже Грифон от неожиданности дал петуха вместо боевого орлиного клича. В мгновение ока огненная буря оказалась раздавлена неудержимой пурпурной стихией, не оставившей от пламени даже искры на искре; компаньоны бросились в разные стороны, а Ирвин возвёл руки к небу и выпустил в сторону растерявшегося Грифона фиолетовый луч.

— Прошу прощения, огоньку не найдётся? — издевательски крикнул гвардеец, наблюдая, как существо, получившее безболезненный, но унизительный толчок в грудь, неистово бьёт крыльями и свирепеет на глазах.

Так быстро Эббот не бегал даже от разъярённых мужей своих бесчисленных любовниц. Лес взвыл от ужаса, когда сверху вновь посыпались огненные проклятия, но теперь Грифон решил спикировать вниз, чтобы лично схватить наглеца. С невероятной для своих размеров ловкостью и изворотливостью он пролетел между частоколом деревьев и клацнул здоровенными птичьими когтями над головой бросившегося на мох гвардейца. Ирвин выругался, отдышался, задумался над тем, чтобы создать для себя ещё один магический купол, но тут же отбросил эту мысль, потому что Грифон мог попросту потерять к нему интерес и броситься в погоню за остальными. Надо было продолжать бежать в чащу. Вскочив на ноги и увидев, что к нему вовсю подбирается огонь, гвардеец, не изменяя себе, насмешливо плюнул в его сторону и нырнул в прогалину между деревьев, надеясь, что с компаньонами ничего не случится. Тем временем Грифон Пироса уже заходил на второй круг для атаки.

Барон Рокуэлл старался не отставать от Люморы, но бежать слишком долго в доспехах, да еще и с мечом на плече и булавой на поясе, было выше его сил. Уставший Рокуэлл выбрался на полянку и, тяжело дыша, привалился к старому дубу. Меч Справедливости предательски выскользнул из его дрожащих пальцев. К барону подошла Люмора и положила руку ему на плечо:

— Ларс…

— Не думай обо мне, беги! — пропыхтел барон сквозь повисшие, спутавшиеся усы. — Мне нужно… Нужно немного отдохнуть! Я справлюсь!

— Ты что, всерьёз думаешь, что я тебя оставлю? — несколько удивлённо и даже обиженно спросила девушка. — А кто же будет потом просыпаться вместе с тобой и причёсывать твои геройские усы по утрам?

Барон вздрогнул.

— Ч-что?! — У него затряслись губы. — Ты… Ты хочешь сказать, что… Что согласна стать… — промямлил он, не веря своим ушам.

Люмора улыбнулась и хотела что-то сказать, но тут её перебил знакомый козлиный голосок:

— Какая идиллия! Я сейчас расплачусь!

На поляну, ухмыляясь, вышел Финеас в окружении трёх рогатых приспешников.

— Вот мы и снова встретились, нимфа! Атрей!

Один из сатиров грубо схватил Люмору и поставил её на колени, заломив руки за спину, а двое других вцепились в Рокуэлла.

— Этот клинок тебе больше не понадобится, — улыбнулся Финеас, наклонившись и взяв в руки Меч Справедливости. — Как и твоя булава.

Сатиры достали из-за пояса барона Булаву Возмездия и отбросили в сторону.

Справившись с волнением, Люмора уставилась в зеленые глаза Финеаса, собираясь обрушить на него такой поток чувств, на какой только была способна.

— Что-то не нравится мне взгляд этой нимфы! — почуял неладное Финеас и тут же отвернулся. — Наденьте на неё капюшон!

Атрей немедленно напялил на голову Люморы её собственный фиолетовый капюшон, полностью закрыв пронзительный взгляд оранжевых глаз.

— Самодовольный урод! Ты что, не знаешь, что происходит в лесу?! — взревел барон. — Сейчас сюда явится Грифон Пироса, и от нас мокрого места не останется!

— Это вы привели его! — Глаза Финеаса налились кровью. — Вы, мерзавцы, привели чудовище, которое уничтожает МОЙ лес! За это вы заслуживаете не просто суровой казни! За это я четвертую вас, разрублю тела на мелкие кусочки и скормлю гигантскому эригонскому варану!

— Не раньше, чем я познакомлю твою хрипящую глотку с жалом Меча Справедливости! — ответил на это барон.

— А ну заткнись и прояви уважение к Финеасу! — рявкнул сатир над ухом Рокуэлла. — Или я отрежу твой грязный язык!

— Ты прав, Ферей, этот жирдяй, похоже, до сих пор не понял, с кем имеет дело! — сверкнул глазами Финеас. — Посмотрим, как он запоёт, когда мы слегка позабавимся с нимфой!

— УБЛЮДОК! — Рокуэлл подался вперёд, но его тут же остановили цепкие руки. — Если ты только попробуешь это сделать, я…

Финеас расхохотался.

— Что? Что ты сделаешь? — ухмыльнулся он. — Человек, ты в моей власти!

— О какой власти ты говоришь, если мы все сейчас сгорим из-за тебя?! — выкрикнула Люмора из-под капюшона. — Грифону Пироса всё равно, кто ты! Он спалит Эригонский лес и всех твоих прихвостней!

Финеас растянул губы в самодовольной улыбке и подошёл ближе к Люморе.

— Мне много времени не потребуется, чтобы закончить дело и убраться отсюда! — хвастливо объявил он и положил волосатую ладонь на голову девушки. — Нимфа поймана и ждёт земных наслаждений, а за этим дело не станет, уж поверьте!

— Не подходи, урод! — прошипела Люмора, яростно замотав головой.

— Урод? Урод здесь вовсе не я, а ты и твои кровожадные друзья! — Сатир бросил взгляд на красного от гнева барона. — Не вы ли пришли сеять зло на моей земле? Не вы ли убили моего младшего брата?

Барон и Люмора промолчали.

— Держи капюшон! — приказал Финеас Атрею и наклонился к алым губам девушки.

Атрей послушно закрывал капюшоном глаза Люморы.

— Чувствуешь этот жар? — возбуждённо спросил Финеас, почуяв, как воздух между ними накалился. — О да, перед кипящей козлиной страстью ни одна нимфа не может устоять! Хочешь ты того или нет, но сегодня ты будешь моей!

Барон взревел, попытавшись вырваться. Люмора отчаянно забилась в руках Атрея. Воздух между нею и Финеасом раскалился настолько, что внезапно разверзся, и из прорехи на жаждущего любви сатира вывалился оруженосец с тяжёлыми котомками. Позади барона появившийся из ниоткуда Полоний тоже случайно сбил с ног двух сатиров. Обретя долгожданную свободу, Рокуэлл развернулся и тут же вмазал мясистым кулаком в железной перчатке по растерянному лицу Атрея, потянувшегося к мечу на поясе. Тот без чувств рухнул на землю. Откинув капюшон, Люмора вскочила на ноги и, выхватив кинжал, бросилась на похотливого предводителя сатиров. В этот момент Полоний сидел верхом на двух лежащих и отчаянно сопротивляющихся сатирах и шептал молитвы Богу Биусу, а ожившие корни дуба вырывались из-под земли, крепко-накрепко обхватывая руки и ноги козлобородых. Финеас, сцепившийся с мальчишкой, был вынужден уклоняться от ударов кинжалом, в то время как барон в пылу схватки пытался поднять с земли Меч Справедливости. Под натиском размахивающего мечом оруженосца и яростно атакующей Люморы предводитель сатиров отступил, но лишь для того, чтобы заставить их поверить в своё преимущество, а затем наклонил голову и как ни в чём не бывало бросился вперёд. Оруженосец, наученный горьким опытом, успел отскочить, а вот Люмора на мгновение растерялась, и рога сатира ударили её точно в грудь. Девушка услышала хруст собственных ребёр и, закатив глаза, упала навзничь. Яростный вопль барона заложил уши всех, кто был рядом. Полоний, отвлёкшийся на несколько мгновений, чтобы окончательно расправиться с сатирами, развернулся и увидел, как Рокуэлл мощными ударами железных кулаков крушит череп лежащего на земле и визжащего от страха Финеаса, а затем поднимается, берёт Меч Справедливости и всаживает ему прямо в глотку. Мальчишка застыл рядом, вытаращив глаза. Похоже, даже ему редко доводилось видеть своего господина в таком необузданном гневе.

— Господин барон! — крикнул Полоний, глядя, как Рокуэлл продолжает месить кулаками мёртвого Финеаса. — Он уже умер, Ларс! Что вы делаете?

— ЗАТКНИСЬ, ЖРЕЦ! — рявкнул воин, превращая лицо сатира в кровавую кашу. — НЕ ЛЕЗЬ НЕ В СВОЁ ДЕЛО!

— Барон, ему уже всё равно, а вот девушке нужна наша помощь! — кричал жрец. — Да перестаньте вы, гремлин вас раздери!

— Мессир! — чуть не плача кричал мальчишка, схватив барона за руку. — Остановитесь! Прошу вас!

— Послушайте мальчика! — упрашивал Полоний. — Прислушайтесь к голосу разума!

Рокуэлл в последний раз замахнулся железным кулаком и, почувствовав, как жгучие слёзы застилают ему глаза, обессилено свалился рядом с трупом Финеаса. Большое, могучее тело сотрясли рыдания. Барону было наплевать, что он дал волю эмоциям, позволив всем увидеть его обнажённые чувства; его сердце кричало от боли, и он кричал вместе с ним, не позволяя себе даже на мгновение вспомнить, что его кто-то может услышать. И если бы у него была возможность вновь наполнить бездыханную Люмору чистыми, пронзительными эмоциями, то она бы сейчас уже сидела рядом с ним, ласково гладила по плечу и улыбалась, сознавая, как этот неловкий, грубый и на первый взгляд очень неприятный мужчина нашел в себе силы раз и навсегда сорвать с души осточертевшие оковы и показать своё настоящее, доброе и благородное, лицо, на что никогда не был способен Ирвин, вечно прячущийся за маской остроумия, и осторожный, никому не доверяющий Полоний. Однако Люмора по-прежнему лежала на земле без движения, и единственное, что барону было в этот момент под силу, — это сквозь слёзы дрожащими губами едва слышно прошептать:

— Август… Спаси её…

Полоний пристально посмотрел на барона и занялся Люморой. Он шептал какие-то пространные молитвы Биусу и делал странные движения руками, пытаясь вдохнуть жизнь в угасающее тело, скрепить кости и заставить сердце биться сильнее. Оруженосец сидел рядом с бароном, положив руку ему на плечо, и, тяжело вздыхая, размышлял о чем-то своём. Рокуэлл, закрыв глаза, впервые в жизни молился всем Божествам на свете, чувствуя странное единение с Полонием. В эти мгновения он будто сам стал одним из тех жрецов, которые стояли на коленях в Церкви во время бойни в Хартеме и смиренно просили Великих Богов о спасении человеческой жизни.

— Господин барон!

Забывшийся Рокуэлл медленно поднял веки, по-прежнему шевеля губами в полудрёме.

— Я сделал всё, что мог.

Из глаз барона хлынули слёзы.