Время клятвы

Глава 4. Гнусности

Озеро Энамо́нэ хранит множество печальных историй. Пожалуй, самая известная из них — о трагической смерти юной Девианны, безответно влюбившейся в Спящего Владыку. По преданиям, Спящий испокон веков пребывал на дне Энамонэ и видел сны, в которых ему являлись Боги и нашёптывали тайные знания. Со временем Владыка обрёл мудрость и открыл третий глаз, если верить слухам деревенских жителей, клявшихся, что собственными глазами видели в холодных водах безразличного ко всему гиганта, пронзающего чёрный небосклон лучом из горящего ока. Все в округе боялись и почитали Спящего Владыку. В честь него на берегу озера воздвигли статую, куда жители приносили дары, чтобы задобрить Богов и не тревожить мирный сон Спящего. К сожалению, статуи просветлённым, которые повсеместно воздвигали в Эйферии и Корвунгарде, служили не только местом почитания и святости, но и источником иллюзий для молоденьких, наивных девушек. К таковым и относилась Девианна, светловолосая деревенская девчушка шестнадцати лет от роду. Она верила в то, что, открыв Владыке око прозрения, Боги на самом деле ослепили его, и только истинные, пылкие чувства способны по-настоящему разбудить Спящего. Каждый день девушка приходила к величественной статуе, украшала её ромашками и васильками и подолгу смотрела на безмятежную водную гладь, ожидая, что в один прекрасный день из озёрных вод выйдет Владыка, обратит на неё своё божественное слепое око и навсегда закроет его, открыв два человеческих.

Если Дети Фера когда-то превратили кусок глины в живое, чувствующее существо, значит ли это, что им не чуждо ничто человеческое?

Значит ли это, что они тоже могут испытывать простое человеческое сострадание?

Владыка озера так и не вышел к ней.

И она решила сама найти путь в его царство.

Всё, что осталось от Девианны, — лишь одна красноречивая фраза на песке: «Спящий должен проснуться». Да и ту вскоре смыли равнодушные волны.

Давно нет уже той деревни и той статуи на берегу, но печальная история Девианны в народной памяти отчего-то сохранилась.

В этих местах и остановились на ночлег уставшие компаньоны. Ирвин занялся разведением костра, Полоний отправился искать поблизости хорошее местечко для вечернего ритуала, Люмора, залюбовавшись красотами озера, захотела подойти поближе к воде, а барон Рокуэлл, приказав оруженосцу помочь с костром Ирвину, почувствовал, что не может упустить такой шанс, и решительно последовал на берег за своей возлюбленной.

Девушка стояла лицом к озеру и пристально смотрела вдаль, на опускающегося за сосновый лес Бога Света. Ветер развевал ее темно-каштановые волосы и длинный фиолетовый плащ. Было холодно, но, казалось, Люмору не волновали подобные пустяки. В эти мгновения она так сильно напоминала грустную Девианну из древних преданий, что Рокуэллу стало как-то не по себе. Он поравнялся с девушкой и взволнованно произнес:

— Если кто-то из этих… ну, посмел обидеть вас, скажите мне, и мерзавцу несдобровать!

Люмора удивленно посмотрела на него.

— Что вы, барон, со мной все в порядке. Лучше ответьте, только честно: вы любите Ночь?

— Ночь? — опешил Рокуэлл. — Ну… — он почесал в затылке. — Ночь — это… хорошее время для славной пирушки!

Девушка рассмеялась.

— Иного ответа я и не ждала, — сказала она и дружелюбно улыбнулась барону. — Я люблю Ночь! Знаете, жрецы постоянно бормочут, что Ночь развращает людей, что Ночь — это не время для наслаждений, но кто из жителей Эйферии всерьез верит их словам?

— Никто! — легко согласился Рокуэлл. — Эти тупые ослы… э-э-э… прошу прощения, мадам, эти жрецы не понимают простых человеческих радостей! Да вы взгляните только на нашего… э-э… набожного соратника! Он слеп, глух к настоящей жизни! Всё время лепечет что-то про Фера, про то, что Тьма опасна, не замечая, что все вокруг наслаждаются Ночью! Влюбленные целуются после заката Фера, а самые дерзкие приключения происходят после хорошей полуночной попойки… Что это?

— Где? — спросила Люмора.

— Мне показалось, хрустнула ветка.

Барон и Люмора заозирались. И, надо сказать, предчувствие не обмануло Рокуэлла. За одним из деревьев тихо злился Полоний, который со своего ритуального места заметил компаньонов и решил подслушать их разговор.

«Слеп и глух, значит, да, барон? — злобно повторял про себя жрец. — Не понимаю жизни, значит? Ничего, жирный кретин, мы с тобой еще поквитаемся!»

— Я люблю Ночь, — повторила Люмора, вновь устремив взгляд на озеро. — Она помогает мне… не забывать о Фернандо.

Рокуэлл нахмурился:

— Кто такой Фернандо?

Люмора с удивлением посмотрела на него, а потом опомнилась:

— Ах да, я же вам не рассказывала… Фернандо — моя первая любовь. Нам было по семнадцать лет, когда… Когда мы отправились в подземелья за этим дьявольским Реферактом.

За деревом Полоний чуть не вскрикнул от радостного возбуждения.

«Ха! — потирая ладоши, подумал он. — Неужто она прямо сейчас расскажет этому болвану, где взяла магический веер?»

— Он погиб, — продолжила Люмора, глядя на выплывающую из-за горизонта старушку Реф. — Его… его раздавила каменная плита.

Воцарилось неловкое молчание. Барон начал растерянно теребить себя за усы.

— Простите, я… не должен был… — неуклюже начал он, на ходу вспоминая, что обычно говорят в таких случаях, в то время как Полоний мысленно кричал: «Спроси, где это было! Спроси, где она нашла Реферакт!»

— Все хорошо, барон, — перебила девушка, гордо тряхнув волосами. — Это дела минувших дней.

Она опустилась на колени и наполнила ладони холодным влажным песком.

— Я не настолько молода и глупа, чтобы бросаться в воды Энамонэ, — спокойно произнесла Люмора. — Жизнь продолжается, и нам нужно жить настоящим, а не прошлым.

— Верно, — ответил барон. — Я… — Он вдруг почувствовал, что его тоже потянуло на откровенность. — Я ведь тоже изо всех сил стараюсь жить настоящим! Но все эти треклятые жрецы, эльфы и прочие скоморохи считают меня тупым мужланом, грубым, неотесанным бараном, застрявшим в прошлом! А ведь когда-то меня называли героем! Когда-то я получал почетные награды из рук Его Светлейшества! Да как эти грязные ублюдки вообще смеют разевать рты, когда я был готов ЛЕЧЬ КОСТЬМИ РАДИ БЛАГА ИМПЕРИИ?! — неожиданно гаркнул он и сам вздрогнул. — То есть… я хотел сказать… Кхм… Мадам Люмора… прошу простить меня, я…

Люмора поднялась на ноги, неспешно отряхнулась, подошла к Рокуэллу и нежно дотронулась рукой до его нагрудного доспеха.

— Все в порядке, Ларс, — лучезарно улыбнулась она, глядя в лицо барона притягательно синими ирисовыми глазами.

Барон покраснел и впервые в жизни забыл про свои усы.

«Он вспыльчив и наивен, как дитя, — размышляла Люмора. — Мне даже не нужно использовать эмоции, чтобы вывести его из равновесия».

«Что она делает со мной? — нервничал барон. — Она применяет свои дьявольские способности! Я уже не владею собственным разумом!»

«Заканчивайте этот балаган! — злился Полоний. — Что ты нашла в нем? Он же тупой как пробка!»

— Я думаю, нам пора, барон, — подытожила Люмора. — Давайте узнаем, так ли хорош наш предводитель в приготовлении крольчатины, как и в жонглировании бессмысленными остротами.

Она подмигнула напряженному Рокуэллу и, не дожидаясь ответа, быстрым шагом направилась в сторону лагеря. Барону оставалось лишь перевести дух, взять себя в руки и последовать за ней.

Полоний тоже возвратился на свою полянку в лесу. «Может ли девчонка оказаться шпионом? — вновь и вновь задавался он одним и тем же вопросом. — Определенно. Могла ли она в самом деле влюбиться в толстяка? Сомневаюсь. Скорее, просто использует его… прощупывает почву… Возможно, готовит к чему-то… Ох, ведьма! Ох, чертовка! Нельзя расслабляться! Нельзя! Только отпустишь поводья — и все пойдет наперекосяк!»

Полоний опустился на колени, возвел руки к сумрачному небу и продолжил читать молитву.