Поцелуй Однажды: Глава Мафии

— С того, что я разрешил вам.

Да она едва задыхается от наблюдаемой наглости.

— Мне подачки не нужны. И буквально ноль причин вам доверять. Вы в курсе… что я знаю, чем вы занимаетесь. Да надо быть идиоткой, чтобы вам поверить!

Он так резко поднимает стул подле стены и тащит к кровати, что Кира думает — Карелин собирается его бросить.

Стул-то ставит прямо рядом, но сам не садится, а проходит по комнате.

— Это бесполезно говорить. Но я продемонстрировал, что не собираюсь наносить вам и брату вред, верно? Отвечайте да или нет.

— Да! — кричит она и тут же морщится. — И как это мешает вам поменять свое «благородие» через пять минут?

— Да никому ничего не мешает менять своих решений, — он держится за спинку стула, как за преграду между ним и девушкой. — Уж я-то… адекватнее этой мрази буду.

— Вам что-то надо от меня, да? — быстро говорит Кира. Она поправляет повязку, вдруг с ужасом осознавая насколько, наверное, глупо и непривлекательно она выглядела все это время. — С чего вдруг такая забота, да мы незнакомцы! Что вам нужно, говорите!

— Надо? Нужно? Мне ничего не «надо».

— Так что вы хотите?

Широкоскулое лицо буквально темнеет от гнева на глазах, но Кира только распаляется от его реакций больше.

— Секса? Это экзистенциальный кризис что ли, хочу поиметь ту забавную девицу, как аттракцион? Я не занимаюсь сексом за услуги и помощь.

Металлопластиковая спинка стула трескается под натиском пальцев.

— Заткнитесь, — предупреждает Карелин. — Доктор говорит, что вам нельзя стресс и нервы, и я спущу это вам сейчас, чтобы не делать хуже.

— Спустите? — от возмущения она смеется. — А вы не только криминальный авторитет, но и авторитет общепорядка? Мне разрешение получать перед тем, как что-то сказать?

Карелин покидает палату в три шага и Кира сердится на шутку. Будь силенок побольше, стукнула бы по подушке с ноги.

Нет, будь силенок побольше, кинулась бы следом и ему пришлось бы отвечать и выслушать.

Врывается обратно, как смерч раскаленного и смертоносного воздуха, и бросает на кровать зарядку, явно намереваясь уйти опять.

— Не знаю какую цель вы преследуете, но вы ошибаетесь. Я вам… вам очень благодарна за помощь, особенно что забрали оттуда Петю. Но вам придется убить меня, прежде, чем сможете заставить делать что-то для вас.

— Спасибо за разрешение, — цедит он не зло, а устало. — Не представляйте хоть на секунду, что вы можете знать что я хочу или могу заставить вас делать.

Кира поводит головой в сторону, в попытке спрятаться от последних слов, но он подходит достаточно близко, чтобы развернуть ее лицо к себе.

Ей это не нравится, но попытка убрать цементную на ощупь пятерню заканчивается тем, что Карелин мягко перехватывает хрупкое запястье, переворачивая внутренней стороной и проводя большим пальцем по заживающему порезу.

— Слишком много ранений для забавной девицы. Мне вообще не стоило приходить сегодня.

— Зачем пришли тогда? — приглушенно спрашивает Кира, отводя взгляд от грубой кожи пальцев, изучающих медленными прикосновениями пораненное запястье.

— Если попробуете сбежать, найдут вас за минут десять. Лучше спите побольше.

— Сбежать, — шмыгает она носом, нерадостно усмехаясь. — Да я на ногах еле стою.

— От вас можно ожидать чего угодно, — шепчет Роман и отпускает ее руку.

К своему стыду, она засыпает как только должен прийти Петя, то есть через пару минут, как уходит Карелин. С братом удается пообщаться утром, и он даже обнимает ее, вызывая у сестры жгучие слезы радости.

По обрывкам взволнованной речи, выстраивается картина однотонная: человек Карелина просто вывел Петю из комнаты через пару часов после инцидента. Отец же в комнату за это время не заходил и слава Богу, больше увечий не наносил.

— Сссерый… разговаривал и называл Главного съехавшим с ниток вчера.

— С катушек, — поправляет Кира и очищает рукава брата от какой-то шелухи.

— Он… очень зззлой, Главный.

О да.

Может сколько угодно благородничать и вести себя атипично, но Брус — эталонный источник злодеяний и жестокости.

Она вздыхает и расспрашивает Петю про каждое новое видео.

На следующий день Карелин является под ночь, но Кира решает сделать вид, что ее это не раздражает.

Явно надеялся, что выздоравливающая будет уже спать.

— Голова болит?

Она мотает головой, повязка на которой уже завязана аккуратнее.

— Мутит иногда. И…

— И что?

— Шея ноет немного. Врач сказал завтра делать МРТ.

Карелин чертыхается, останавливаясь у дальнего окна.

— Вы специально мне Тимура поставили, чтобы он добил меня разговорами, — шутит девушка.

— Он достает тебя? — совершенно серьезно воспринимает Брус ее слова.

— Нет, конечно. Я шучу. Просто общительный очень и совсем не… совсем не…

— Да, не как бандит. Лучше пусть он побудет.

— Зачем? — прямо интересуется Кира. — Зачем тут кому-то быть?

— Затем, что я так хочу и никогда не помешает. Сочинение на данную тему можно не писать?

Намерение поддержать с ним обычный, цивилизованный разговор пролетает явно мимо. После громкого вздоха девушки, Карелин смотрит нахмуренно.

— Окей, так что позавчера случилось. После того как я… как меня забрали сюда.

— После того, как ваш отец разбил вам голову и спустил с лестницы? Я узнал об этом и убил его.

Откидывает одеяло не с первого раза, но садится одним резким движением. Пряди прямые и темные закрывают левую часть лица, и Кира смотрит невидящим взглядом в бортик углубленного подоконника, бортик белоснежный, ровный как искусственный стебель лилии, что мама как-то смастерила ей на утренник в детском саду, всю ночь тогда делала…

— Вы это серьезно… да?

Слова формируется на языке как горные вершины в результате столкновения тектонических плит миллионы лет тому назад. Кажется, это она — источник какого-то звука, но какого? Она держится за края кровати очень крепко, на выпрямленных руках.

— Так точно. Шок от тебя понимаю, но не говори, что тебе хоть каплю жаль ублюдка.

Она раскачивается, монотонно и обреченно. И никак не реагирует, когда Карелин нависает над ней — поправляет растрепанные волосы, мазком касания ласкает скулу, нагибается и покрывает напряженные ладони своими.

— Я подъехал, когда скорая тебя уже забрала. Темно у вас во дворе, на асфальте ничего не видно. А потом я поднимался, и на каждой клетке, на каждой второй ступеньке капли крови. До четвертого этажа недалеко идти. Но спускаться вниз легче. Спускаться вниз вообще всегда быстро.

— Как? — наконец вымолвила она слово.

Намерение выбраться из плена его ладоней оборачивается рывком бесполезным и слабым. Руки давят сильнее и Карелин прислоняется к застывшему лицу.

— Тебе знать необязательно. Лучше посмотри на меня.

Кира наоборот склоняет голову в сторону стены, и ровное дыхание опаляет правую часть ее лица. Карелин говорит прямо на ухо:

— Не грусти и не плачь. Тихо, Кира, тихо… Это пройдет.

Отшатывается она от Романа уже разъяренно.

— Пройдет! Да вы… Да вы! Вы подставили меня еще ко всему прочему. Весь дом видел как он меня избил! Что теперь! Как вы его убили?

Карелин налегает на хрупкие ладони с увеличенной, хоть и осторожной силой, не позволяя сдвинуться.

— В прокуратуре мои люди уже всем занимаются. Надо будет отсидеться где-то тихо пару недель, чтобы лишних вопросов не возникло.

— Где… он? — задыхаясь, спрашивает она.

— Забудь об этом. Как страшный сон. Неважно.

— Где он? — практически орет Кира.

— Могу позвонить Глашему, он знает, где тело. Раскапывать, надеюсь, не прикажешь.

Она хлюпает носом, все равно отказываясь смотреть на нависающего над кроватью мужчину. Шок сменяется запоздалым озарением, что этот псевдо благородный, ужасающе могущественный, и к несчастью очень ею желаемый Роман Карелин подсадил Киру на крючек. Сегодня в прокуратуре все договорено по такому сценарию, а завтра — может быть по другому.

У Бруса есть власть убивать, и у Бруса есть власть садить.

Чудесно.

Если она что-то сделает не так, ее посадят, Петя останется один, а она умрет в тюрьме от туберкулёза.

И все потому что поцелуя единожды Роману Карелину оказалось мало.

— Конечно-конечно, — говорит она мертвым голосом, — все у вас договорено где надо. Сегодня — да, а завтра — нет. А я ничего не докажу. Чего вы добиваетесь? Серьезно, чего вам сдалась такая я?

Карелин все-таки заставляет девушку смотреть ему в глаза.

— Хватит. Я сделал это, когда увидел кровь в подъезде. Я ничего этим от тебя не добиваюсь.

— Но зачем? — со слезами на глазах она всматривается в Карелина.

— Не смог иначе, — после некоторой паузы выговаривает он. Осторожно поднимает свои руки, чтобы высвободить и ее, но от растерянности она протестует, потерянно глядя в край собственного домашнего халата, и Карелин тут же возвращает прикосновение к ее ладоням.

Они проводят значительное количество времени в такой позе, безмолвно и почти что неподвижно.

Когда Кира уже возвращается из уборной, Роман ждет у подоконника, сложив руки перед собой.

— Отсидитесь с Петей в одной из моих сохранных квартир. Не волнуйся, меня там не будет. Ты вольна не общаться со мной, если на то пошло. Мне твои подачки, — это слово выговаривает с предельной жестокостью, — тоже не нужны. Пете нужна работа через реабилитационный центр, Тимур возьмется помочь. А здесь тебе еще два дня как обязательно нужно побыть.

— Впечатляет, — поджимает губы она. — А плана на следующие десять лет моей жизни нет? Нам с Петей есть куда пойти, спасибо за предложение, но никакие квартиры нам не нужны. А Тимуру буду очень благодарна, да.

— И еще, — добавляет Кира, усаживаясь на покрывало, — мне завтра нужно выйти на работу, и это не обсуждается. Я останусь ночевать два дня тут для анализов, отпрошусь на два часа раньше, чтобы доделать все что нужно.

— Какое еще выйти на работу, — выплевывает Карелин. — Ты на ногах больше десяти минут не стоишь.

— Значит, завтра буду стоять дольше, — огрызается она, — не твое дело вообще. Я еле уговорила их на пропуск сегодня.

Он втягивает воздух неравномерно и делает шаг навстречу кровати, но пересиливает себя и сдерживается.

— Я запрещаю тебе выходить завтра. Я поговорю с доком, он тоже тебе запретит.

— Как хорошо, что я не обязана слушать ваши приказы, не правда ли? — улыбается Кира из последних сил. — Мне нужно спать. До свиданья.

Карелин не колеблется и не метушится, он просто стоит некоторое время совершенно неподвижно. Дверь же за ним захлопывается с оглушительным треском. Хм, а на вид такая добротная, качественная древесина.

Сон должен стать спасением от оглушительной новости и резкого поворота событий, но Кира ворочается полночи, не находя себе места. Мысль о том, что отца больше не существует, в голове поместиться и закрепиться никак не может. И каким бы тираном и мучителем он не был… Через несколько часов она бредет в уборную, не включая свет, и в темной комнате, с открытым на полную мощь краном, Кира плачет совсем немного и совсем недолго — больше об отце, любящем и ласковым, которого у них с Петей никогда и не было.