Я не прощу

Глава 24

– Сколько на градуснике?

– Тридцать девять!

– Давай жаропонижающее, срочно!

Под утро мы с мамой метались по квартире. Была половина четвертого, Артем горел огнем. Еще вечером на пляже он казался мне изможденным. Как выяснилось, мне не показалось.

Стресс, переезды – мой малыш не выдержал нагрузки. Маленький организм сломался.

Хорошо, что у меня было с собой жаропонижающее. А вот других лекарств не было. Артем почти никогда не болел: у Андрея мы жили в замкнутом пространстве, и вирусы туда не добирались.

Температура не уходила. Ее удавалось немного снизить до тридцати восьми, а потом она лезла вверх.

Весь день мы были как на иголках. Носили Артема на руках, пытались поить его чаем с медом и малиной, давали антивирусные средства, но толку было мало.

Так прошли сутки. Стало ясно, что без врача нам не справиться.

На следующий день утром папе удалось дозвониться до детской поликлиники.

Измученная, я носила сына на руках по спальне и ждала врача.

Доктор приехала после обеда, прописала какие-то лекарства против вируса. Мы немного воспрянули духом.

Артем даже съел пару ложек бульона и поиграл со мной в свои любимые игрушки, но ближе к девяти часам вечера температура снова пошла вверх.

Еще через час Артем начал задыхаться.

– Папа! Папа, что нам делать?! – трясясь всем телом от охватившего меня ужаса, рыдала я.

– «Скорую» вызывай! Люда, слышишь?! Немедленно звони в неотложку! – дернулся мой отец.

Они забегали, засуетились. Вызвали «скорую».

«Скорая помощь» забрала нас сразу.

Уже в реанимации детского отделения центральной городской больницы мне сказали, что у ребенка, скорее всего, новый штамм гриппа, который поражает легкие, что это очень серьезно и шутить с вирусом нельзя.

Меня в реанимацию не пустили.

Я сидела на длинной лавке в коридоре, онемев от страха за своего ребенка. Мне казалось, что это конец.

Ближе к утру я догадалась позвонить Андрею. Он ведь работает в администрации, при его должности нам обязательно должны помочь! Хотя бы поднять на ноги всех врачей, ведь состояние нашего сына было критическим.

Я набирала и набирала его номер. Слушала длинные гудки. Соколовский не брал трубку. – не знаю, в отместку или просто крепко спал, отключив звук в мобильнике.

Ранним утром в коридор, где я просидела всю ночь, вышел дежурный врач.

– Оля, я не хочу вас пугать, но положение очень тяжелое. У ребенка воспаление легких, мы делаем все возможное, но у нас нет одного лекарства. Препарат чрезвычайно эффективен при прямом поражении легких. Его нет в городе. Мне сказали, что отец вашего малыша работает в администрации. Возможно, там помогут достать препарат?

– Он не берет трубку, – бледнея, прохрипела я. От стресса у меня сел голос.

– Звоните в приемную администрации. Пусть ему как-нибудь передадут вашу просьбу. – Он вложил мне в руку листок с названием препарата.

– Я позвоню! Конечно, позвоню…

– Поторопитесь, Оля.

Мои родители начали штурмовать все доступные круглосуточно аптеки города. Такого лекарства не было.

В семь часов утра я дозвонилась до Стефании, помощницы Андрея, которую он целовал у меня на глазах несколько дней назад. Ее телефон мне дала в отделе кадров та самая кадровичка, с которой я дружила, когда работала у Андрея. Она же сообщила, что Андрей уехал в длительную командировку вместе со Стефанией.

Это было очень унизительно – звонить той, с которой Андрей мне изменял. Но на кону стояла жизнь моего ребенка.

Рыдая в трубку, я умоляла разбуженную звонком Стефанию разыскать Андрея и помочь в поиске лекарства.

Все оказалось очень банально: Андрей Соколовский нашелся в ее постели. Ему просто не хотелось брать трубку.

– Оль, мне очень жаль, что наш сын заболел, но ты ведь сейчас в больнице? – холодно поинтересовался у меня он.

– Да, я в больнице…

– Отлично. Врачи обязаны сделать все возможное, чтобы малыш выздоровел. Я не в городе, благодаря твоим дружкам из следственного комитета я вернусь только через неделю. Помочь тебе я ничем не могу.

– Не ври! Ты можешь позвонить и попросить! Наш ребенок в реанимации!

– Знаешь, что? Одалживаться я ни перед кем не буду. Ты посмела забрать ребенка из нашего дома и подвергла опасности! Запомни: если наш сын умрет, виновата в этом будешь только ты одна! Пусть та ситуация, в которой ты оказалась, послужит тебе уроком.

– Он же… и твой сын тоже… – дрожа всем телом, прошептала я.

– Его состояние – исключительно твоя вина, а значит, ответственность за это лежит на тебе.

В трубке раздались короткие гудки. Я попробовала набрать номер еще раз, но на всех телефонах меня добавили в черный список как ненужный спам.

В тот миг мне показалось, что мир рухнул. Почва ушла из-под ног. Я никак не могла поверить, что Андрей отомстил мне за то, что посмела от него уйти, подписав приговор нашему ребенку.

Я знала, что он не оставит ситуацию просто так, но его месть… она была чудовищной! Сын для него ничего не значил. Он оказался разменной монетой в наших личных разборках.

Я будто онемела. Две бессонных ночи и страх потерять сына сковали сердце тяжестью, от которой было невозможно дышать. Перед глазами все плыло. Виски пульсировали дикой болью. Какой же беспомощной я себя чувствовала!

Счет шел на часы, а лекарство нельзя было купить, просто потому, что его нигде не было.

В полдень после очередного звонка от родителей с отрицательным результатом мои нервы не выдержали. Я бросилась в ординаторскую, к врачу.

– Пустите меня к сыну! Пожалуйста! Я должна быть рядом с ним…

Он нахмурился:

– Нельзя.

– Разве мать может сделать хуже своему ребенку, когда он на грани жизни и смерти?!

– Он без сознания, вы только сделаете хуже своей истерикой! Ищите лекарство, только так вы сможете дать ему шанс!

– Лекарства нет…

– Я не понимаю, неужели такой известный человек, как Андрей Соколовский, не может найти лекарство для своего сына? У него есть связи, а значит, есть шанс!

Я всхлипнула.

– Он отказался нам помогать…

Врач напряженно взглянул на меня.

– Как – отказался? Он же отец?

– Такой хороший отец…

– Вот тебе и на!

Я впилась в его руку пальцами.

– Что мне делать, доктор? Скажите, что мне делать?! – прокричала, заикаясь.

– Искать.

– Искать?! Но… где? Хотя бы скажите, где есть это лекарство?

– Из-за политической ситуации в мире у нас возник дефицит этого лекарства. Если бы я знал, где его можно заказать, я бы уже давно это сделал самостоятельно!

Дверь ординаторской шумно распахнулась. Я вздрогнула. Обернулась, и сердце замерло. На пороге стоял Макаров. Он был в форме и накинутом поверх нее белом халате.

– Я вам сказала, молодой человек: сюда никого не пускают! В детской реанимации запрещены посещения! – неслась за ним санитарка.

– Да уймись, бабуля! – рыкнул он, и та отпрянула. Увидел меня, и в его глазах вспыхнула радость. – Оля! Наконец-то! Я три этажа обошел, пока тебя нашел! Ты почему трубку не берешь?

Я развела дрожащими руками и всхлипнула. После беседы с Андреем и Стефанией я бросила телефон в коридоре на лавке, где провела ночь и утро.

– Я лекарство привез. Из Москвы доставили. – Он внимательно посмотрел на меня. Оценив ситуацию, махнул рукой и подошел к врачу. – Вот, возьмите! Это же оно?

Доктор выхватил у Макарова из рук небольшой белый пакет и заглянул внутрь. Выдохнул.

– Оно! Забираю в работу, – сообщил коротко и быстро покинул ординаторскую.

– Олег, как ты… как тебе это удалось? – пытаясь унять дрожь в руках, шепотом поинтересовалась я. Последний вскрик отнял у меня оставшиеся силы.

– Оль, вот скажешь еще… Разве следственный комитет не может достать лекарство для ребенка?

Он улыбнулся, приобнял меня за плечи и повел в коридор.

– Ты сколько здесь сидишь?

– С вечера…

– И не ела ничего, наверное? Пойдем, на первом этаже есть столовая, хоть кофе выпьешь.

Я ужаснулась:

– А ребенок?!

– Тебя в реанимацию все равно не пустят. Если что-то изменится, доктор тебе позвонит, не волнуйся. Да и какой от тебя будет толк, если у тебя сил нет?

Он подвел меня к лифту и нажал на кнопку вызова.

Мы вошли в лифт. В голове у меня шумело. Я смотрела на него во все глаза и никак не могла поверить, что он смог, что лекарство есть и Артем будет жить!

Лифт спустил нас на первый этаж. За потертой стеклянной дверью действительно пряталась небольшая столовая.

Олег усадил меня за накрытый скатертью столик и вскоре принес горячий кофе с молоком и булочку: больше к этому времени в столовой ничего не осталось.

– Ты поешь, Оль. И не переживай, я твоим родителям позвонил, сказал, что лекарство прибыло.

Я смотрела на него.

– Скажи, как тебе это удалось? Добыть лекарство, пробраться сюда? – произнесла чуть хрипло.

Он развел руками.

– Лекарство прислали из Москвы. Самолет летит три часа, один из следователей отправлялся в нашу сторону спецрейсом с заданием. Я перехватил у него лекарство и привез тебе. Пришлось, правда, прокатиться до соседнего города, но это такая мелочь, если честно. Заодно развеялся.

– Спасибо тебе. Я в отчаянии просто с ночи. Умудрились же мы с Артемкой подхватить такой страшный вирус… Я совсем одна с ним, а это так тяжело…

Олег накрыл мою руку своей.

– Артем поправится. Обязательно. И ты не одна, Оленька. Я, как только вырвусь, приеду, проведаю вас. Ты только трубку бери, ладно? А то я начинаю переживать, если ты на звонки не отвечаешь.

Я кивнула.

– Кофе пей, давай. Я не уйду, пока ты всю булочку не съешь.

Булочка не лезла мне в горло, просто сил не было ее жевать, но я старалась. После пары глотков сладкого кофе с молоком стало полегче.

– Ну вот, так уже лучше, – подмигнул мне он, когда я почти доела.

Затем взглянул на экран мобильника и нахмурился.

– Оль, мне ехать надо, иначе меня начальство загрызет. Меня полдня на рабочем месте не было. Пойдем, провожу тебя до лифта.

Я закивала и поднялась из-за стола вместе с ним.

У лифта Макаров остановился.

– Я побегу, но на днях загляну, обещаю. Если что-то привезти надо, ты не стесняйся, пиши. Телефон мой вбей в контакты, – напутствовал он.

Улыбнувшись, я достала из кармана джинсов телефон и вбила его номер. Потом внимательно посмотрела ему в глаза.

– Я буду тебя ждать, – шепнула тихо и на миг коснулась ладонью его колючей щеки.

Во взгляде Макарова вспыхнула нежность. Усмехнувшись, он сжал мою руку.

Двери лифта распахнулись. Я вошла внутрь и на миг обернулась.

Олег стоял, засунув руки в карманы брюк, и не спускал с меня глаз.

Мгновение – и двери захлопнулись, скрыв его от меня.