Потерянные и забытые воспоминания

— Да, но это не означает, что меня никто не осуждает. Наоборот, все недовольны моим поступком. И я это знаю. Знаю, что парни не одобряют моего поступка. Девчонки были возмущены. Твои родители пришли в ярость. Даже моя сестра осуждает меня. Еще никто не сказал, что я поступил хорошо!

— Со мной твои фокусы не пройдут, Перкинс. Никакие слова и жалкие слезы, выдавленные через силу, не изменят мое мнение. Можешь реветь сколько угодно, но меня все это не разжалобит!

— Я не отрицаю, что поступил ужасно, и признаю свою вину, — с жалостью во взгляде отвечает Даниэль. — И согласен с тобой в том, что все должны отвернуться от меня и ненавидеть. Но разве искреннее сожаление ничего для тебя не значит? Я ведь извинился перед тобой и пытаюсь сделать все, чтобы искупить вину.

— Ну да, как сказала та сопливая девчонка, ты преданный словно собачка! — Анна презренно хмыкает. — Ха! Да ты и знать не знаешь, что значит быть преданным!

— А тот больной козел, который избил тебя, типа знает? Ты думаешь, что Поттер лучше меня? Да он никогда не пожалеет обо всех издевательствах над тобой и не будет извиняться даже под дулом пистолета!

— Пытаешься заставить меня поверить, что ты — ангел, сравнивая себя с Джулианом?

— Я не претендую на это звание, а всего лишь пытаюсь искупить свою вину и хоть как-то исправить ошибки. Чтобы мне не было так стыдно не только перед тобой, но и перед твоими родителями и друзьями.

— Да я буду каждый день молиться о том, чтобы ты потерял всех своих друзей к чертовой матери и остался совсем один! — грубо заявляет Анна. — Я мечтаю о том, чтобы у тебя не было ни чьей поддержки. Чтобы ты никогда не стал счастливым!

— Нет, Анна, пожалуйста, не говори так, — с жалостью во взгляде умоляет Даниэль. — Твои слова ранят меня…

— А меня ранит твое предательство! Та боль, которую ты мне причинил, не сравнится с болью от побоев! Синяки заживут, а вот сердце и душа — нет! По крайней мере, мои!

— Я все прекрасно понимаю и сожалею о том, что сделал.

— Интересно, что же ты такого наговорил матери с отцом, что они едва ли не в ножки тебе поклоняются и ручки целуют? Так запудрил им мозги, что они боготворят тебя!

— Правду, — спокойно произносит Даниэль. — Они просили меня объяснить всю ситуацию — я все честно рассказал и выразил сожаление.

— Ну да, ты же не настолько безмозглый, чтобы рассказывать им о том, как ты кувыркался с той жирной уродиной! Или все-таки у тебя хватило мозгов?

— Все прекрасно знают, откуда взялась эта озабоченная иностранка. Я все и объяснил и ничего не скрыл. И согласился помочь, когда твои родители попросили меня об этом.

— Ах вот как! — с закатанными глазами громко хмыкает Анна. — Так значит, ты все-таки соизволил поднять свой зад лишь по просьбе родителей? Значит, ты подлизываешься к ним?

— Что? — округляет глаза Даниэль. — Ты считаешь, что я помогаю тебе не по своему желанию?

— Если это так, то иди ты куда подальше! Мне ничего от тебя не нужно! И я никогда не попрошу у тебя помощи. Никогда!

— Нет-нет, ты все не так поняла! — немного взволнованно тараторит Даниэль. — Я помогаю тебе, потому что люблю тебя и хочу знать, что ты в порядке и живешь спокойной жизнью. Мне не все равно на тебя и никогда не будет.

— Хватит лгать, Перкинс! Ты никогда не любил меня и все это время пользовался мной!

— Я пользовался? — тычет в себя пальцем Даниэль.

— Я все для тебя делала, а ты, козел, так со мной обошелся! Столько времени я обслуживала твою ленивую задницу и постоянно пыталась угодить тебе! И что я получила в итоге? Неблагодарность! Своими глазами увидела, как ты с большим удовольствием обжимался с другой!

— Это ложь! Я всегда высоко ценил твои старания и тоже делал для тебя все! Выполнял любой твой каприз!

— Если тебе нужна служанка, то пригласи к себе ту жирную корову, которая когда-нибудь раздавит тебя своим весом, — грубо, сухо отвечает Анна. — Она будет тебя обслуживать! Во всех, твою мать, смыслах!

— Послушай, Анна…

— Знаешь что, проваливай отсюда! Вон дверь! У тебя за спиной! Открываешь ее и катишься к черту!

— Я понимаю, что ты не хочешь меня видеть. Но сейчас…

— Тебе очень крупно повезло, что у меня сейчас нет сил бороться. А иначе я бы хорошенько отдубасила тебя. Так, как этого не делали даже твои дружки.

— Нет, Анна, пожалуйста, не говори так… — с грустью во взгляде качает головой Даниэль. — Ты делаешь мне больно…

— Кому здесь и больно, так это мне!

— Я знаю…

— Предатель! Сколько же времени я на тебя потратила! Господи! — Анна хлопает себя рукой по лбу. — Как я могла верить тебе и слушать твои красивые, но насквозь лживые слова и обещания? Почему я была такой дурой? Почему?

— Я никогда не обманывал тебя и всегда говорил правду, какой бы она ни была.

— А свой роман на стороне скрывал!

— Не было никакого романа! Это был…

— Я многое могла бы простить тебе, Даниэль, — низким голосом сухо заявляет Анна. — Очень многое. Разбросанную по дому грязную одежду, немытую посуду и беспорядок, который ты постоянно оставлял после себя. Могла бы не обращать внимания на полную безответственность и беспечность. Даже могла бы закрыть глаза на твою привычку курить, даже если ты знаешь, как сильно мне не нравится запах курева. Я простила бы тебе и то, что ты уже миллион раз мог спалить свой дом. Прямо как тогда, в тот день, когда ты бросил непотушенный окурок на ковер. Я бы все проглотила.

— Я знаю, что никогда не был идеален.

— Но твою измену я никогда не прощу. И ты это знал, потому что я говорила подобное миллион раз. Я тебя предупреждала — если услышу или увижу, что ты связался с другой бабой, то можешь катиться на все четыре стороны.

— Не будь у меня амнезии, я бы никогда не пошел на это осознано. Клянусь, я никогда не изменял тем девушкам, с которыми встречался еще до тебя.

— Поздно сожалеть, предатель. Как бы сильно ты ни хотел доказать, что твои сожаления искренние, я больше никогда тебе не поверю и не вернусь к тебе. Все, Перкинс, ты потерял доверие. Искренне любящему человеку не нужно искать оправдания своей измены, потому что он не совершает их ни в каком бы то ни было состоянии.

— Но я правда хочу доказать, что сожалею о содеянном, — с жалостью во взгляде отвечает Даниэль. — Если бы ты дала мне еще один шанс, я бы доказал, что могу быть преданным и надежным человеком.

— Я все сказала, кобель. Никакого прощения!

— Просто скажи, что я должен сделать, чтобы ты меня простила. Чтобы ты позволила мне доказать, что я никогда не переставал любить тебя! Я сделаю все, о чем ты попросишь.

— Мне ничего от тебя не нужно! — сухо бросает Анна. — Исчезни из моей жизни и оставь меня в покое!

— Серьезно, Анна. Я готов на все ради тебя.

— Хватит передо мной выпендриваться. Со мной этот фокус не пройдет. А вот парни тебе запросто поверят, если ты распушишь свой хвост перед ними. Вы же всегда обожали притворяться крутым друг перед дружкой. Вот и продолжай строить из себя супергероя.

— Да не был я никогда крутым… — отведя взгляд в сторону, признается Даниэль. — Все так думают лишь из-за моей внешности. Все со временем признаются в том, что боялись меня из-за того, что я выгляжу так, словно готов раздавить любого как горошину.

— Жалко, никто сразу не догадался, что ты способен на предательство!

— Все, кто меня знает, подтвердит, что я всегда был предан и своим друзьям, и своим девушкам.

— Ты просто боишься признаться во всех своих изменах! Ребята узнали всю правду благодаря мне. Это я рассказала им, что ты наделал. Иначе они продолжали думать, что ты — жертва, а я — плохая девчонка, которая бросила тебя в трудную минуту.

— Я бы в любом случае рассказал им всю правду.

— Нет, Перкинс, не стал бы. Потому что ты боишься упасть в глазах людей и потерять статус самого крутого чувака! Если ты станешь хуже других, для тебя это станет унижением. Да не только для тебя. Любой парень пытается перещеголять другого. Вот МакКлайфы с Роузом постоянно соревнуются с тобой и друг с другом.

— Иногда то, что люди видят снаружи, не всегда совпадает с тем, что происходит внутри. Я никогда никому не говорил о настоящем себе и поддерживал образ наглого и крутого парня. Это была маска, которую я долгое время носил, дабы скрыть свои чувства и эмоции, что происходило у меня внутри. Никто не знал, какой я на самом деле. Даже самые близкие. Да и я в какой-то момент перестал это понимать.

— И зачем ты мне это говоришь? — презренно усмехается Анна. — Мне что, посочувствовать тебе? Поплакать над твоей несчастной судьбой? Над тем, что ты потерял своих родителей, которые в гробу переворачиваются, видя, что творит их сыночек!

— Ты думаешь, я напрашиваюсь на жалость?

— И ты добился своего! Вот, например, мои родители слишком уж усердно стараются заставить меня быть с тобой милее и уважать тебя! Уважать предателя!

— Это уже твое дело. Я просто хочу довести до конца начатое дело. И меня не волнует, что ты об этом думаешь.

— А меня не волнует, что происходит у тебя в душе! Я ничего не хочу знать! Ни-че-го! Ты мне никто, и я больше никак не связана с тобой! Довольно, Перкинс, между нами все кончено!

— Пожалуйста, Анна, дай мне хотя бы шанс!

— Никогда! — резко отрезает Анна. — От меня можешь ничего не ждать! У тебя пока что есть друзья и та жирная баба, с которой ты мне изменил! Вот пусть они и утешают тебя и подтирают тебе ротик!

— Ты не хочешь меня слышать. Не хочешь поверить, что я всегда говорил тебе правду.

— Я не хочу ничего слышать! Достаточно того, что я увидела! Увидела, с каким удовольствием ты обжимался с той уродкой! Наконец-то поймала тебя на измене, которую ты так долго скрывал.

— Нет, Анна, клянусь, у меня не было другой девчонки, пока мы с тобой жили вместе, — уверенно возражает Даниэль. — Я всегда был предан только тебе.

— Был бы предан — не изменил бы с той девицей!

— Я вовсе не хотел изменять тебе, клянусь жизнью. Памятью своих родителей!

— Любят же предатели давать громкие клятвы, — презренно усмехается Анна. — Для наглого лжеца соврать так же легко, как для безжалостного убийцы — убить. В одном случае человека убивают слова и поступки, а в другом — пуля в холодном оружии.

— Я стал жертвой! — чуть громче, отчаянно восклицает Даниэль. — Эта обманщица нагло воспользовалась мной и выдала себя за ту, которую я люблю!

— Господи, просто, черт возьми, признай, что я тебе надоела, и ты решил поменять меня на другую!

— Я не собирался бросать тебя! И не бросил бы, если бы не та чертова амнезия, из-за которой я едва все не потерял!

— Ты сам во всем виноват! Я не виновата в том, что тебе снесло крышу от «неземной красоты» той страхолюдины!

— Эта иностранка никогда не привлекала меня! Наоборот — она вызывала отвращение, на которое я не обращал внимания, упорно внушая себе, что это пройдет, стоит мне все вспомнить. Мне было до смерти противно находиться с ней. А когда она свалила куда-то со своей семьей, то я вздохнул с облегчением!

— Ну так свалил бы с ней! — громко бросает Анна. — Ты все равно здесь никому не нужен! А так был бы рядом со своей грудастой любовницей!